Осторожно, треножник!

В этой документальной заметке я не называю своих персонажей и не стараюсь придать им узнаваемости (кстати, Второго я не видел даже мельком, то есть отнесся к браку легкомысленнее, чем герой зощенковской «Свадьбы»). Дело не в лицах – имя Издателям легион. [178]

По ходу дела я часто недоумевал относительно мотивов их поведения, но задним числом перестал. Ну например, если Второй не читал раннего варианта виньеток, почему он так стремился заключить Договор? Загадка? Да нет, что-то он о них слышал, а главное, хотел монополизировать мемуарный рынок. Почему же он не давал развода? А просто перестал замечать меня – как отпавший вариант. Но зачем ему верстка – что он, боялся, что я как-то использую ее при издании? И тут ничего сложного. Верстка с отпечатками его интеллектуальных и физических пальцев – слишком ценный компромат, чтобы оставлять ее в чужих руках. Печатать это меня отговаривали, предупреждая, что я окончательно погублю свою репутацию и издаваться мне будет негде. Действительно, клеймо «Трудного Автора» – одно из орудий институциональной власти Издателя, который держится так, как будто все время делает Автору одолжение. Но болезненно реагирует на его готовность отнести свое сочинение куда-нибудь еще – по принципу: «Мы оказываем вам услугу, но не допустим, чтобы ее оказал кто-нибудь другой».

Автора объявляют трудным просто за то, что он отстаивает свои интересы. В этом смысле трудным является всякий, выдавивший из себя хоть каплю раба. Автор же, как существо творческое, ранимое, нуждающееся в гонорарах и аплодисментах, тем более не может не быть трудным. Других Авторов, перефразируя товарища Сталина, у нас для вас нет, и в работе с нами, собственно, и заключается профессия Издателя. Хотя, конечно, какой в России профессионализм?! Что же касается распугивания этой публики, то, начиная с какого-то возраста, принято довольствоваться одним-двумя подходящими партнерами.