«[Я] предложил: «Выбросить Толстого, Достоевского, Пушкина». Маяковский добавил: «С Парохода современности». Кто-то – «сбросить с Парохода».
Маяковский: “Сбросить – это как будто они там были, нет, надо бросить с парохода…”» ( Русский футуризм 2000: 376–377)
Этот вариант и был принят.
Вслушаемся в аргументацию Маяковского. Сбросить/ выбросить значило бы признать, что «они там были», поэтому надо бросить . Но если их там не было, чего о них тревожиться? Достаточно их на свой «литерный» пароход не пускать. Для того же, чтобы их оттуда, где их не было, бросить , их надо сначала туда доставить. И тогда акция приобретает отчетливый смысл. Речь идет не просто о свержении классиков с литературного Олимпа, а об убийстве (если угодно, эдиповском, в смысле Хэролда Блума), точнее – о казни.
Конечно, это бросить звучит не совсем гладко. Один из тогдашних вождей футуризма, Бенедикт Лившиц, в составлении «Пощечины» не участвовавший, был вообще недоволен стилистикой, да и содержанием манифеста: