Покровитель. Том 1

Глава 30. Зверь [18+]

Лиза вышивала картины, платки и кружево, вышивала простыми нитками и шелковыми, лентами и бисером. Мать сразу заметила талант дочери и с удовольствием учила Лизу, пока, повзрослев, та не превзошла ее в этом ремесле.

Они жили вдвоем в небольшом доме с мастерской, доставшейся от бабушки. Дни, месяцы и годы проходили спокойно. В туманном городе, где солнце выглядывает из-за туч лишь раз в неделю, почти ничего не менялось. Только мост все больше покрывался мхом, овраг расширялся, со всех сторон обсыпаясь и унося вниз вместе с камнями, растениями, заборами и огородами дома.

Но однажды перемена все-таки произошла. Старый градоначальник, которого не волновал ни город, ни его жители, не приезжавший сюда вот уже несколько лет, был заменен новым. Улыбчивый и общительный мужчина с лучиками морщинок в уголках глаз сразу расположил к себе жителей, завоевал их доверие и стал самым уважаемым человеком в городе. Он помог отремонтировать дом лекаря, несколько заборов и крыш, нашел деньги для строительства амбара, где горожане могли хранить зерно и овощи, а также птичника, в котором теперь обитали гуси, утки и куры.

Счастью жителей не было предела. В благодарность они приносили ему пироги и соленья, готовили для него завтраки, обеды и ужины, привозили гостинцы с ярмарок, а по праздникам обязательно дарили подарки. И новый градоначальник тоже не забывал о них.

Лиза даже не заметила, как и когда это произошло. Вот ее матушка сшила для господина Кея новый костюм, а вот он уже дарит ей цветы. Вот она принесла ему расшитую Лизой скатерть на праздник первого дня зимы, а вот они уже собрались жениться. Он был на несколько лет старше ее матушки, но у них были очень хорошие, теплые отношения. Даже Лиза, которой на тот момент было только десять, и перед которой эти двое старались не так открыто проявлять свои чувства, замечала, что господин Кей очень любит ее матушку, а та, кажется, тоже любит его. К самой девочке Гарет относился как к родной дочери. Ему нравилось, что Лиза не хулиганит и занимается любимым делом. А Лизе нравилась его добрая улыбка.

Так они жили, пока матушка не заболела. После ее смерти Лиза долго не выходила из комнаты, забросила шитье, запустила себя и больше походила на призрака, чем на живого человека. Она похудела, побледнела, стала еще меньше разговаривать и совсем не замечала, как один сезон сменяется другим.

Перед тем, как в их город приехал Гарет, Лиза часто бегала в беседку к слепой старушке, которая рассказывала ей удивительные истории. Девочка узнала множество легенд и сказок, услышала о других городах и странах, о народах, населяющих Юралию, о демонах и Покровителях, о богах и духах. Обо всем на свете ей рассказала добрая старушка, которая хорошо знала и понимала мир, но больше не могла его видеть. Поэтому она просила Лизу описать ей траву и деревья, небо, людей и животных, рассказать, что нового она увидела с матерью на ярмарке, какую одежду сейчас носят, какого цвета стали ее собственные, когда-то небесно-голубые глаза.

Но теперь не было ни этой старушки, ни лизиной матушки, а Гарет, которого она привыкла звать отцом, стал угрюмым и часто пил, но уже не ароматный чай, который каждое утро и вечер готовила его жена, а горькое вино. С Лизой он разговаривал редко и спрашивал только о том, что она делала, как себя чувствует и завтракала ли. Потом он перестал интересоваться и этим, часто вздыхал, говорил, что она обленилась и запустила мастерскую, что пора бы уже вырасти и перестать сидеть у него на шее. Иногда, напившись, отчим срывался на крик, и тогда Лиза убегала и запиралась до утра в своей комнате, боясь потревожить его и вызвать гнев.

Еще в четырнадцать, когда ее матушка была жива и здорова, в одно из полнолуний Лиза перекинулась в пушистую рыжую лису. Ночью мать спрятала дочку в ее комнате под одеялом, а наутро рассказала о своей первой любви и о том, что подозревала, кем на самом деле был тот человек и почему ушел.

Здешние все были ужасно суеверными, жили по старым порядкам, боялись любой нечисти и даже шаманов считали злыми колдунами и ведьмами. Город будто застыл в позапрошлом веке в своем первозданном виде, и сменялись в нем только поколения, но не нравы.

Разве приняли бы оборотня в таком месте? А ведь он мог случайно попасться им в своем зверином обличии. И куда тогда бежать, что делать? Ведь оборотней считали проклятыми, их боялись, считали, что они приносят несчастья и, принимая в полнолуние вид чудовищ, убивают людей. Вот поэтому, думала брошенная с ребенком женщина, ее любимый и сбежал.

Лиза не была согласна с мамой. Она считала, что этот человек не любил их и поступил подло. Но она не пугалась своей природы, ей нравились лисьи лапки и хвост, нравился красивый мех. К тому же она не контролировала свой облик только в полнолуние, в остальное же время она могла по желанию быть человеком или лисой. Конечно, мать безумно волновалась за свое чадо и запретила ей превращаться, поэтому Лиза только раз в месяц радовалась своим чудесным ушкам и черным коготкам, пушистому хвосту и несравнимым с человеческими зрению, обонянию и слуху.

Той ночью не было полнолуния, до него оставалось еще несколько дней. Гарет в очередной раз достал из комода вышитый женой платок, долго смотрел на него, сидя в кресле с чашей вина, а потом решил поискать дочь. Слегка пошатываясь, он обошел дом и обнаружил ее на кухне, тихо сидящую у окна и вышивающую в свете магического камня какие-то маленькие цветы. Хотя он сам говорил ей взяться за работу, почему-то эти голубые цветы на белой ткани очень расстроили и разозлили его. Может, когда-то он видел, как его жена вышивает такие же. А может, он просто был слишком пьян.

– Это все ты виновата, – донесся из темноты его грубый голос. Когда Гарет напивался, он полностью менялся, превращаясь из добродушного и улыбчивого человека и обиженного на весь мир вдовца. Таким его знала только Лиза. – Если бы ты не уговорила ее тогда поехать на ярмарку, она бы не заболела! И посмотри, где она теперь? В земле! А ты здесь, живая и здоровая, сидишь и шьешь эти хреновы тряпки! Днем на улицу не выходишь, притворяешься убитой горем, а ночью шьешь тряпки! Если б не твоя мать, я бы давно выгнал тебя! Ты все еще здесь только в память о ней. Я все еще не вышвырнул твою неблагодарную душонку только потому, что ты ее дочь. Ты слушаешь меня? Кому говорят, брось эти тряпки!

Он вырвал из ее рук пяльцы и с силой швырнул на пол. Деревянный ободок со щелчком раскололся, и белая ткань мягко опустилась у ног Лизы. А потом на вышивку наступил Гарет, беспощадно сминая маленькие цветы.

– Отец! – воскликнула перепуганная Лиза, бросаясь на пол и подбирая свое рукоделие. – Пожалуйста, успокойся! Мы же так хорошо жили вместе, почему ты говоришь такие страшные слова?

– Страшно тебе, да? Я знаю, что с тобой что-то не так! Ты давно на ночь запираешь свою комнату. Боишься, что я приду ругать тебя? Боишься, что вытащу тебя из твоей конуры и заставлю работать? Или у тебя какие-то тайны? Кто к тебе приходит?

– Никто! Ко мне никто не приходит!

– Врешь! Что ты там делаешь?

– Ничего!

От страха Лиза начала плакать, ведь все эти ночи, запирая дверь, она превращалась в лису и только в таком виде могла уснуть. Что же будет, если Гарет узнает? Он ее возненавидит! Обязательно возненавидит и бросит, как бросил ее матушку с маленькой Лизой тот подлый человек, ее настоящий отец.

– А ну вставай! – приказал градоначальник и рывком поднял ее за руку с пола. – Пойдем посмотрим, что в твоей комнате.

Поднявшись с всхлипывающей и прижимающей к груди пяльцы и вышивку Лизой на второй этаж, он распахнул дверь ее сппльни и обыскал все сверху донизу. Не пропустил ни матрас, ни подушку, заглянул даже в корзинки с нитками и лентами, но ничего не нашел. Сердитый и разочарованный, он махнул рукой и ушел. Лиза осталась одна. Она так и не смогла починить пяльцы.

Утром отчим протрезвел и даже извинился. Он сказал, что не против, если она будет шить ночью на кухне, если продолжит запирать дверь и захочет еще подождать, прежде чем снова открыть мастерскую.

Лиза была очень рада. Она росла в маленьком городке, общалась с простыми людьми и оберегала лишь одну тайну. Она была доброй и искренней. В облике лисы она чувствовала себя спокойнее, ей лучше спалось. Когда-то матушка проводила с ней такой долгие ночи, гладя мягкий мех и болтая, пока сон не одолевал их обеих.

Поверив словам отчима, Лиза, как обычно, заперла дверь и перекинулась в лису. Она не слышала никакого постороннего шороха. Даже Гарет, кажется, не стал пить в тот раз.

Через неделю хозяин таверны отмечал день рождения. Почти не общавшаяся с жителями городка Лиза, разумеется, не пошла, и никто не был этому удивлен. Но градоначальник пошел. Ни один праздник не обходился без него и его веселых историй. Гуляние продолжалось до глубокой ночи, и Гарет вернулся уже ближе к утру, когда Лиза в облике лисы спала, свернувшись клубочком на одеяле.

Отчим был весел. Этой ночью он впервые не думал о жене и не убивался горем. Вспомнив старые времена, он решил поболтать с падчерицей и расказать ей занимательную историю, которую пересказал один из жителей города, побывавших недавно на юге.

Поднявшись к ее комнате, Гарет постучал и позвал:

– Лизонька! Просыпайся, утро уже на дворе! Лизонька, хочешь послушать забавную байку? Ты же любишь шить и слушать меня, хе-хе! Эй, просыпайся и выходи скорей. Я жду.

Вот только Лиза не могла превратиться в человека до рассвета. То была ночь полнолуния. Девушка дрожала, спрятавшись под одеяло, и молила богов и Покровителей, чтобы они отвратили от нее беду.

А Гарет, не дождавшись, начал рассказывать:

– Представляешь, говорят, на юге видели демона. Не крейнского, а местного. Он из своего логова. Там гора есть с пещерой. То ли Черничная, то ли Земляничная. Хм, не помню... Две деревни с ним боролись, но никак не могли выгнать. Никто им не верил, все над ними смеялись. И вот... Лиза, ты слушаешь меня? Эй, девчонка, ты что, глухая стала в пятнадцать лет? Утро, тебе говорят! Вставай!

Перепуганная Лиза молила солнце быстрее выкатывать свой румяный бок на небо. До рассвета оставалось еще несколько минут. Обиженный безразличием приемной дочери Гарет не стал ждать.

Пьяные люди бывают очень опасны. Обиженные тоже могут порой творить страшные вещи. А если человек кого-то боится, он может так сильно возненавидеть, что в сердце не останется и крохотной частички сострадания и тепла к объекту ненависти, даже если это хоть и неродная, но все-таки дочь.

Дверь была выбита, задвижка сломалась и отлетела на пол. Лиза забилась под кровать, но Гарет увидел лисий хвост.

– Оборотень! – вскрикнул он. – Оборотень пробрался в мой дом!

Дальше Лиза смутно помнила, как он ловил ее по всей комнате, как она перекинулась с восходом солнца, оказавшись в одной ночной сорочке, как побежала по коридору и заперлась в комнате матери, нашла какое-то ее старое платье, надела и попыталась сбежать через окно. А потом ее схватили грубые руки, ударили, потащили куда-то. Она слышала проклятия, голоса отчима и еще каких-то людей, кричала сама и выравалась из крепко державших ее рук.

Одно она запомнила четко: перекошенное от отвращения лицо Гарета и его полные ненависти глаза, а еще слова: «Это ты проклятие, это ты убила свою мать! Гнусный оборотень! Пробралась в мой дом, притворилась моей дочерью и убила мою жену! Ненавижу тебя! Мерзкая, грязная тварь! Уберите ее с глаз долой и посадите на цепь, как и подобает зверю!»

Лиза не хотела сидеть на цепи, она так перепугалась, что не могла толком контролировать свое тело и даже не заметила, что у нее остались когти. Поцарапав кого-то и вырвавшись, она хотела спрятаться в одном из пустующих домов, но ее перехватили около таверны.

– Что это? Лиза?! – в изумлении вскрикнула увидевшая девушку пожилая женщина.

– Да какая Лиза?! – хлопнув себя по бедрам, воскликнула жена мясника. – Гляди, какие когтищи! Это оборотень! Проклятая тварь!

– Ох, как же так? Неужели это чудище все время жило с нами?

– Столько лет притворялась, паршивая псина! Это волк! Точно волк, я тебе говорю! А помнишь, как год назад половину гусей кто-то задрал? Это, верно, она и была!

– Точно! Ох, как же страшно-то! А детки-то с ней раньше играли! И маленькая ее сестренкой называла, кукол у нее брала. Уж не заколдовала ли она их часом?

– Пойдем, надо всем рассказать. Не зря говорят, что в Эпоху Бедствий живем. Кошмар какой творится! Оборотни по улицам средь бела дня ходят и людьми прикидываются. Страшно жить!

В таверне, куда Лизу за волосы втащил ее отчим, все еще пахло едой и вином. Старший и младший хозяева зашли следом. Первый принялся обматывать глубокую рану от когтей на бедре белым полотенцем, а второй принес цепь и ошейник из кладовой.

– Нет! Не надо! – охрипшим голосом просила Лиза, вцепившись в руку Гарета. – Я же Лиза! Я Лиза! За что ты так со мной?! Отец! Пожалуйста, отец! Отпусти меня!

– Кто тебе отец?! – рявкнул градоначальник, тряхнув ее и потянув за волосы вверх. Девушка заскулила от боли. – Зверь, чудище, проклятая тварь! Вот, кто твой отец! И ты его щенок, мелкая сука! Не смей звать меня отцом! Или я отрежу к демонам твой язык! Ты меня поняла?!

Лиза изо всех сил закивала головой, дергая волосы и причиняя боль самой себе.

– Я п-поняла! Поняла! Прости! Пожалуйста, п-прости меня! Только... Только отпусти, прошу!

– Глянь, чего захотела! Ты убила свою мать и теперь просишь тебя отпустить?!

– Нет! Нет! Я ее не убивала! Матушка знала про меня!

– Не ври! Да если б она знала, что ты такое, разве не утопила б тебя еще в колыбели, как щенка? Ты ее прокляла!

– Нет! Матушка! Матушка!

Когда ее снова выволокли на улицу, она звала мать, которая не могла к ней прийти. Когда на ее шее затянули ошейник и пристегнули цепь к перекладине для лошадей у таверны, она продолжала звать. Когда люди, услышав про оборотня, собрались поглазеть, она все еще звала, словно из мастерской в любой момент могла выйти добрая женщина, нежно улыбнуться и забрать ее отсюда. Но голос пропал, Лиза совсем охрипла и могла только шевелить губами, дергать цепь и тянуть руки к равнодушно уходящему отчиму. Он так и не обернулся.

Неужели он никогда ее не любил? Неужели презирал за слабый характер наивность и лишь притворялся, что она что-то значит для него, что ему не все равно? Может, ее маму он тоже не любил, а только был рад, что она шьет на него, что стирает и готовит, что она красива и радует глаз.

Но не все ли равно теперь? Не все ли равно, когда он бросил свою дочь и ушел? Привязал у всех на виду, оставив ей клеймо чудовища и пригласив всех посмотреть на нее, как на диковинного зверя в цирке.

Лизе казалось, что ее душа разбилась, а сердце режут ножом. Ей казалось, что она может выплакать глаза, что ее грудь разорвется от боли, что стянутая ошейником шея надломится от тяжести, навалившейся на нее, будто каменная плита. Но она все равно надеялась, что найдутся добрые люди, которые пожалеют ее и отпустят. Ведь этих людей она знала. Для многих они с матерью шили одежду, многие часто приходили в дом градоначальника с гостинцами и видели, как тихая и стеснительная девочка сидит у камина с пяльцами и вышивает очередную картину.

Когда Лиза немного успокоилась, до ее ушей стали долетать голоса собравшейся вокруг толпы:

– ...же на цепи, чего боишься?

– Ах! У нее такие страшные когти!

– Не подходи, а то укусит! Ха-ха!

– Чего гогочешь, а? Видал, как она старику-то ногу разодрала? Вот-вот!

Все смотрели на Лизу, а она, в свою очередь, смотрела на них сухими глазами. Слез в них уже не осталось, под веки будто насыпали песка. На лицах одних людей было любопытство, на лицах других – страх и отвращение. Кто-то казался равнодушным, а кто-то веселился. Прислушавшись к их словам, Лиза посмотрела на свою руку и только сейчас заметила, что у нее остались когти и что она не может их убрать.

– Эй, оборотень, – приблизившись к ней на такое расстояние, на которое не могла дотянуться короткая толстая цепь, позвал Дан – мальчик, с которым Лиза в детстве любила играть в прятки. – Ты меня не укусишь?

Лиза быстро замотала головой, надеясь, что вот сейчас он ее пожалеет и отпустит. Дан всегда был добрым мальчиком. Однажды он даже забрался на дерево, чтобы вернуть в гнездо птенчика, которого они нашли в траве. Он обязательно ее спасет!

– О, так ты оборотень некусачий? – Мальчишка рассмеялся и сделал еще один шаг вперед. – А если так?

Пнув ее по ноге, он тут же отскочил и захохотал:

– Ха-ха! Вот так вот! А вы, трусы, стойте дальше! Ничего она нам не сделает! Эй, Лиза! Ты еще Лиза? Оборотни же сходят с ума в полнолуние? А сегодня как раз полнолуние. Или ты не Лиза, а сожрала Лизу и превратилась в нее? Ха-ха-ха!

Подросток продолжал смеяться, довольный своей шуткой. К нему присоединились два других мальчика, а потом и взрослые.

Лиза не понимала. Еще вчера она была такой же жительницей Тинного, как и они, а сегодня она уже зверь на цепи. Как же так? Ведь она никогда никого не обижала! Почему ее все ненавидят? Только из-за того, что она оборотень?

– А давайте проверим, есть ли у нее хвост? – предложил кто-то.

Младший брат Дана, не желая отставать него, дважды обежал девушку и сообщил:

– Нет хвоста. Зад как зад. Человеческий. И ушей нет.

– А я слышала, что у оборотней в полнолуние, если им хвост или уши отрезать, новые вырастут.

– Так нечего резать-то.

– Вы что, хотите ее покалечить?! – в ужасе ахнула какая-то женщина. – Не надо!

В ответ раздался грозный рык старого мясника:

– Это еще почему? Она тебе кто? Оборотня жалеть решила, дура?

– Нет, я просто...

– Вот и молчи, тупая баба! Думай, прежде чем рот открывать! Если нечего рубить, так мы найдем чего-нибудь.

– Дед, ты сдурел, что ль?

– А что? Или вы будете ее бояться и так оставите? Она ночью цепь-то перегрызет, а потом и до ваших глоток доберется. Не-е-ет, теперь ее жалеть нельзя, а то она точно никого не пожалеет. И будем страдать, как деревни у Ежевичной горы.

– Черничной, – поправил кто-то.

– Тьфу! Да хоть как! А девку эту жалеть нельзя!

– Верно-верно! – поддакнула его жена. – Она нас всех проклянет или во сне загрызет! Жалеть нельзя! Градоначальник сказал, что она швею, мать свою родную, со свету сжила! Такую-то тварь и жалеть?! Бить ее надо, я вам говорю!

В толпе послышались одобрительные возгласы. Теперь люди поглядывали на дрожащую от утреннего холода и страха Лизу уже не с опаской, а с ненавистью, не со страхом, а с азартом.

– И что ты собрался ей резать, дед?

– Да хоть бы и руку! В жизни оборотня не видывал. Вот и посмотрим, отличается ее кровь от человечьей иль нет.

В горло Лизы будто насыпали мелких острых камешков. Одними губами она стала просить людей остановиться. Что значит отрубить руку? Как можно?! Она же не домашний скот, она человек! Нет, нельзя!

Мясник вернулся с большим тесаком и жестоким блеском в глазах. Пригладив седые усы, он стал отдавать команды:

– Вы двое, держите ее за ноги, вы – за руки. Да крепче держите, дураки! Вырвется, за шею ухватит и жилу перекусит. Помрешь, бестолочь! Дан, а ну, давай сюда ее лапу. Ого, какие когтищи! Немудрено, что она Тому бедро порвала. Хо-о, еще брыкается, зверюга! А ну, держите крепче!

Лежа в пыли, Лиза была вынуждена наблюдать, как мясник примеряется, проводит своим страшным тесаком по ее нежной коже на запястье, а потом замахивается и замирает. Его толстый живот затрясся от смеха.

– Что, испугалась, волчица? Боишься человека? А гусей наших драть не боялась?

«Это не я! Это не я!» – твердила Лиза, не оставляя попыток вырваться, но из ее горла вырывались только жалкие хрипы.

– Посмотри, волчица, как блестит мой тесак! Стало быть, тебя он и ждал, пока висел без дела на стене?

– Дед, давай быстрее! Надоело держать!

– Подождите! Может, не надо ее калечить? Пошутили и хватит!

– Опять ты! Рот закрой, кому говорят!

– Ну, ведьма, держись!

Тяжелый острый тесак опустился, ярко сверкнув. И надо же, что именно в такой день солнечный диск выглянул из-за туч, чтобы осветить эту кровавую сцену.

От боли Лиза, казалось, ослепла. Она еще больше поранила горло, пытаясь закричать. А ведь она до последнего надеялась и ждала, что ее кто-нибудь спасет, что кто-нибудь это остановит. Но нет. Как же глупо! Она столько лет считала их людьми, а они оказались хуже зверей. Настоящие чудовища!

Девушка увидела знакомое лицо соседа – дяди Йена. Когда они жили с матушкой в старом доме, он иногда приходил в гости, дарил посуду из глины и приносил семечки подсолнечников, которые росли у него во дворе.

«Дядя Йен, ты же меня спасешь? – Она смотрела на него. Ее сознание ускользало. – Ты заберешь меня отсюда? Вы же с матушкой были друзьями. И хотя я тебе не особо нравилась, ты все равно не бросишь меня, правда? Дядя Йен, дядя Йен... Мне так больно! Так страшно! Что же я такого сделала, чем же это заслужила? Спаси меня, дядя Йен! Не уходи!»

Но она очнулась у все той же перекладины, у все той же таверны. Лишь рука болела уже не так невыносимо и была перевязана пропитавшейся кровью тряпкой. Ее кисть и правда отрубили тем страшным тесаком. Никто ее не спас.

– Дя... дядя Йен... – беззвучно позвала Лиза.

Она лежала на тонком покрывале, которое кто-то постелил, пока она была без сознания. Ошейник по-прежнему сдавливал горло, и она попыталась его ослабить. Цепь звякнула, кожаный ремешок натянулся. Бесполезно.

Рядом кто-то стоял. Лиза подняла взгляд, и ей в лицо прилетела маленькая тряпичная кукла.

– Забирай свою пакость! – проскрежетала старуха, бросившая куклу. – Дите малое со свету сжить хотела? Вот и поделом тебе! Ух, паскуда! Смотри, внучка, какую тварь ты сестричкой звала!

Тоненький детский голосок заикался и затихал, прерываясь всхлипами:

– Баба-а-а! Я не п-понима... Не понимаю, баба-а-а! Зачем Лизу обижают? У-у-у! Лиза мне ку... куклу подарила-а-а! Зачем ты б-бросила, баба-а-а?

– Глупая, чего ты не понимаешь? Слушай, что тебе говорят! Куда ручонки тянешь? Она оборотень! Она их тебе откусит!

– У-у-у! Зачем Лиза мне откусит, баба-а-а? Лиза хорошая!

– Кто хороший? Она-то хорошая? Мала ты еще, не понимаешь. Смотри и запоминай: оборотни едят детей, они проклятые. Поняла? Еще моя бабка говорила: для тварей огонь – самое верное средство.

– Огонь, баба? Зачем огонь?

– Как зачем? Жечь, внуча, жечь их!

– Но баба, разве м-можно Лизу жечь?!

– Что ж ты никак не поймешь, глупая?! Смотри!

По лицу малышки градом катились следы, из носа текли сопли, глазки покраснели, ручки дрожали. Она не понимала, почему Лизу, которая всегда была с ней ласковой и даже подарила такую красивую куклу, все обижают. Не понимала, куда делась лизина ручка, почему у Лизы такой печальный взгляд и жалкий вид. Ей было только очень страшно от того, что делала и говорила ее бабушка, но девочка слушала и одновременно пыталась дотянуться до куклы, брошенной в пыль.

Заметив трясущуюся ручку, Лиза приподняла голову, подобрала куклу и хотела отдать ее девочке. Увидев это, старуха вскрикнула и ударила Лизу по запястью. Кукла упала. Девочка заплакала пуще прежнего.

– Чего делаешь, паскуда?! Куда свои когти тянешь? Вот я тебе сейчас покажу, как меня бабка учила! Вот ты у меня сейчас получишь!

Зазвенело что-то железное, и через мгновение Лиза почувствовала невыносимую боль. На ноги ей посыпались еще горящие красным угли из печи. Девушка дернулась, отползла в сторону и стряхнула их с себя, но в тех местах, где они коснулись кожи, остались страшные ожоги.

– Баба! Ей же больно!

Лиза подтянула к себе обожженные ноги и сквозь пелену слез наблюдала, как старуха уводит девочку, пытаясь ее успокоить и что-то объяснить. Кукла лежала в пыли рядом с укольком, подпалившим ее сделанные из ниток волосы. Взяв игрушку, Лиза сжалась к комочек на покрывале и то ли уснула, то ли потеряла сознание. Когда она вновь открыла глаза, была уже ночь.

На террасе стоял, положив руки на перила, знакомый мужчина. Лиза никак не могла вспомнить его имя, обычно все звали его просто младшим. Возможно, у них с отцом были одинаковые имена.

Лежа на холодном ветру, девушка с ненавистью и обидой смотрела на равнодушного человека.

– М? Чего пялишься? – из темноты донесся его низкий голос.

Лиза, обычно превращающаяся на ночь в лису, чувствовала себя с наступлением темноты свободнее, и ее звериные инстинкты просыпались. Она лучше слышала, лучше видела, чувствовала множество новых запахов.

Из ее охрипшего горла вырвался грозный рык.

– Ты что, рычишь на меня?

Темно-карие глаза девушки по-звериному сверкали в темноте, когда она прожигала человека взглядом. В голове мелькнула мысль: если уж они все равно считают ее зверем, недостойным жалости, то зачем мерзнуть в человеческом теле? У нее ведь есть шерсть и прекрасный пушистый хвост! Она хотела перекинуться в лису, но не смогла. Изменились лишь ее зубы.

Лиза снова зарычала, скаля клыки.

– О, так ты решила больше не притворяться бедной и несчастной? Решила показать свою звериную сущность? – Человек рассмеялся и подошел ближе. В падающем из окна тусклом свете девушка увидела жестокую улыбку и злые глаза. – Ты покалечила моего отца, знаешь, сучка? Твои когти хоть и не выглядят острыми, но ты поцарапала его очень сильно. Мы долго не могли остановить кровь. А может, ты и проклясть его успела? Чего ты так свирепо смотришь? Думаешь, я тебя боюсь? Хотела жить с людьми и стать одной из нас? Знавал я твоего папашку. Он бросил твою мать с пузом и сбежал. Оборотни не заботятся о своих щенках? Глянь, какая ты жалкая. Мать свою сгубила, а отцу и даром не нужна. Эти твои звериные глаза... Не смей так на меня смотреть, сука!

Она не могла возразить, не имея голоса, не могла ударить его, потому что была слаба. Но она могла смотреть с ненавистью, которой еще не знало ее невинное сердце, с такой яростью, с какой смотрит на охотника затравленный гончими зверь.

«Ненавижу! Я вас всех ненавижу!» – говорил ее взгляд.

– Мелкая сука!

Мужчина присел рядом на корточки и достал из кармана складной нож.

Щелчок.

– Больше ты не будешь так на меня смотреть!