Уильям Александр Герхарди Полиглоты

24

МАША И НАТАША

Был разгар истинно знойного лета, когда я получил телеграмму из Владивостока: 50,000 меховых шапок найдены на вокзале, в заброшенном сарае. Я как раз беседовал с капитаном Негодяевым, который водворился в нашей квартире и пришел ко мне на чердак, где я занимался литературными трудами, чтобы убедить меня в необходимости союзнической цензуры в Харбине, когда пришла телеграмма: «Шапки найдены заброшенном сарае Владивостокском вокзале. Возвращайтесь немедленно».

В свете настоятельных просьб капитана и с мыслью о своем участии я телеграфировал в ответ, сделав упор на том, как необходима сейчас, на мой взгляд, организация межсоюзнической военной цензуры в Харбине. После отправления телеграммы не оставалось ничего, кроме как ждать ответа.

Капитан сидел за столом напротив тети Терезы и пил чай, макая сухарь в стакан.

— У меня две дочери, — говорил он. — Маша и Наташа. Маша замужем и живет со своим супругом, Ипполитом Сергеевичем Благовещенским. Ах, бедная Маша, она столько вытерпела от своего супруга.

— Что же, он… жесток к ней? — спросила тетя Тереза.

— Вовсе нет. Но он пренебрегает ей… ради другой женщины.

Он запнулся внезапно, немного смущенный. Паузу заполнило тиканье часов. И Берта произнесла, чтобы прервать молчание:

— Cela arrive quelquefois[58].

— Ah, c’est la vie, — философически произнес дядя Эммануил.

— Я получил письмо от супруги, — сказал капитан Негодяев, — с описанием условий их жизни в Новороссийске. Я прочту его, если позволите.

— Читайте, — поощрила тетя Тереза.

— Это было написано весной, но я получил его только сейчас.

Он откашлялся и начал:

Прошло уже три месяца с тех пор, как я получила твое последнее письмо. Как долго тянется день без весточки от тебя. Быть может, я услышу что-нибудь о пакете. Я так ждала письма. Надеялась, что получу его ко дню рождения, но нет, ничего, ни слова. Ни одно письмо не приходит в это несчастное место. У нас нет радости в жизни. Для нас не существует будущего, завтрашнего дня; а сегодня мы живы и благодарим за это Бога. Устали — да, утомились, изнемогли, устали. Умереть — вот единственное право, оставшееся нам. Хочется сказать миллион вещей, да не выходит.

Миновал еще один год. Я почувствовала себя крепче этой весной. Теперь, когда прошли холода, будет легче, но впереди еще много работы. Мы продержались благодаря запасу овощей, но от него нынче мало что осталось. Умерло так много друзей. Они умерли, и теперь некому рассказать о том, как они мучались. Но весна такая же чудесная, как и прежде, словно ничего не происходило. Наташа писала тебе несколько раз. Напиши ей, если получишь это письмо. Ей это доставит такую радость, а ведь у нее его так мало, у бедной маленькой девочки. Ты вряд ли ее узнаешь, когда увидишь. Она очень рослая для своих лет, выглядит на все десять. Волосы у нее белокурые. Иногда она выглядит лучше сверстниц. Она очень хрупкая, и у нее очень нежная кожа, аж жилки проглядывают. Говорят, что она пошла в меня, хотя некоторые находят, что она напоминает Алексея. Ты, верно, найдешь меня постаревшей, если мы когда-нибудь увидимся; беда не красит. Загрубела. Вчера я зарезала курицу, отрубила ей голову. Старую, больную курицу. Я зажмурилась. Пока мы живем там же, но у нас все отбирают, и остатки мы вынуждены продавать, чтобы остаться в живых. Я оставила серебряную пивную кружку, помнишь, ту, что подарила мне моя крестная, тетя Женя, — я оставила ее для Наташи. Хотя кружка совсем пожелтела, я оставила ее, потому что больше мне нечего ей подарить. Мы все продали. Но они пришли и забрали ее. Что поделаешь, если у наших мышат такая несчастная старая мать? Меня нельзя винить.

Маша очень несчастлива, но старается держаться. Ипполит такой же, все приводит в дом эту ужасную женщину. Ничто его не останавливает. Говорит, это Любовь, Всепобеждающий Бог. На Пасху мы сварили старый мамин свадебный пирог, тридцатисемилетней давности, и съели его. Мы с Машей рубим речные баржи на топливо. Ипполит же пальцем не шевелит — день-деньской сидит в кафе и режется в карты. У нас есть печка, которую мы зовем «буржуйка». Сейчас пытаемся обменять мебель на козу. Если удастся, то Наташе, бедной нашей мышке, будет хоть немного молока; она такая хрупкая и, боюсь, у нее чахотка. Она мечтает о прежних днях и так сильно хочет тебя увидеть. Она любит тебя всем сердцем и считает, что Харбин — это земля обетованная. Господь спаси тебя и благослови. Твоя любящая жена Ксения.

Тетя Тереза и Берта вздохнули в унисон и дали волю соболезнованиям. Капитан нервно откашлялся и, высморкавшись в надушенный платок, прочел Наташино письмо. Пропуская все знаки препинания, она писала:

Милый папочка тебе наверно одиноко без мамы она часто болеет но мы за ней ухаживаем я очень хочу к тебе приехать мамочка написала тебе письмо на день рождения но потом его потеряла мы тебе потом напишем когда его найдем а у меня кролики два сереньких у них были детки но крысы их сожрали наверно нас скоро тоже сожрут. Наташа.

И пока он читал Наташино письмо, тетя Тереза, точно дьякон в церкви, прерывала его возгласами блаженного удивления, и Берта вторила ей, как вторая скрипка в той же приветственной мелодии. Стало сразу ясно, что тетя Тереза прониклась симпатией к девочке.

— Сколько лет Наташе? — спросила она.

— Семь, — ответил он.

— Но разве вам не хочется ее увидеть?

Конечно, ему хотелось. Но как? Как?

Тетя Тереза проявила самый горячий интерес к Наташе.

— Есть пути и способы, — произнесла она. И, помня, как ей удалось вытащить мужа из самой гущи величайшей из войн, я понял, что пути и способы действительно есть.

Капитан Негодяев был словно в опьянении.

— Как странно! Только вчера жизнь моя была такой серой, скучной, безнадежной, а сегодня — словно мечта воплотилась. Эти комнаты, после житья в железнодорожном вагоне. Эти комнаты! Вот и он — он указал на ординарца Владислава — уверен, тоже счастлив.

— Да, чего там говорить, — согласился Владислав, — хорошие комнаты. Но с французскими не сравнишь!

— Довольно, можешь идти, — жестко приказал Негодяев. — Совсем от счастья сдурел. Не обращайте на него внимания, — повернулся он к нам с умиротворяющей улыбкой. — Да, я сделаю все, что угодно, чтобы Наташа была здесь. Все, что угодно.

— А как же Маша? Она тоже хотела бы приехать? — Кажется, тете не сильно пришелся по душе Ипполит.

— Вряд ли. Маша взрослая и живет с мужем. Она любит мужа.

— Так или иначе, у нас достаточно места для Наташи и вашей жены. Джордж, — тихо повернулась она, — ты телефонируешь генералу Пшемовичу-Пшевицкому и назначишь с ним встречу на завтрашнее утро.