Уильям Александр Герхарди Полиглоты

35

После рождества наша свадьба была отложена до Нового года.

— Ты не возражаешь, дорогая?

— Нет, как пожелаешь, дорогой.

Я смотрел на нее с нежностью.

— Милые кискины глазки.

— Это чересчур слюняво, дорогой, — сказала она.

На Новый год с раннего утра к нам потянулись посетители. Явился Франц-Иосиф. Явилась специалистка по орфографии. Явилась девственница. После девственницы и дочери действительного статского советника явился мрачного вида русский генерал-майор с тусклыми безумными глазами, говоривший бессвязные речи. Хоть они и осадили меня со всех сторон, они мне нравились. Это были добрые, послушные сумасшедшие, образцовые и аккуратные в своем миниатюрном, безобидном безумии по сравнению с нашими военачальниками, одержимыми сумасшествием буйным и беспорядочным. Они дрейфовали в море бестолковости и замешательства, однако мы, серьезно и методично ведущие эту колоссальную войну, были куда больше разрушительно-тщетными в своих претензиях, были полны куда большего мучительного самообмана. Мир слетел с оси и вращался в водовороте безумия, а эти сумасшедшие вращались внутри него: колеса в колесе! И я принимал их с любезностью, к болезненному изумлению Владислава, который, указывая на Франца-Иосифа, произнес: «Во Франции с таким человеком не стали бы даже разговаривать». Настолько чувствительны, милы и уместны были они в своем собственном мире заблуждений, что мы, великие сумасшедшие, занятые войной и революцией, позволяли малым сумасшедшим спокойно блуждать на свободе — из скрытого инстинкта соразмерности, ибо было бы абсурдно запирать их в лечебницу перед лицом того, что творят люди, по общему признанию нормальные. Лечебницы и тюрьмы были открыты — и не только в России. Надо отдать должное Европе — убийцы «в розницу» получили приглашение оставить свои тюремные камеры, чтобы принять участие в оптовом убийстве, торжествующем на полях сражений.

Явился также митрополит. Vladika извинился за свой воскресный визит, но дело не терпело отлагательства, ибо касалось блага народа православного. Дело касалось водки — в прошлом причине гибели многих слабых душ. Годами правительство считало нужным травить русский pravoslavniy люд. Он считал, что для церкви пришло время принять принципиальную позицию. Что надлежало сделать? Что же, он знал, что надлежало сделать, и был бы рад, если бы я нашел способ ознакомить генерала с его схемой. Водочная монополия должна быть немедленно передана в частные руки. Монополию готов закупить мощный финансовый синдикат, и владыка осознанно был на его стороне, ибо воистину правительство не может долее продолжать систематическое отравление pravoslavnogo народа. Он общался с синдикатом. Да, синдикат хочет. Он… в общем, да, они обратились к нему.

— Однако, — заколебался я, — систематическое отравление pravoslavnogo народа будет продолжаться теми же темпами?

Святой отец откинулся назад и развел руками, точно как дядя Эммануил, желающий сказать: «Que voulez- vous?» Он помолчал.

— Что ж, это будет делом их совести, — сказал он наконец. — Мы не можем все контролировать.

— Понимаю. В таком случае синдикат будет нести личную ответственность перед Господом за отравление pravoslavnogo народа?

— Со стороны государства аморально травить народ, которым оно призвано управлять, — произнес митрополит с праведным гневом в глазах. — Частное предприятие — другое дело.

Он ушел, оставив впечатление того, что частное предприятие действительно другое дело. А я снабдил его карточкой доктора Мергатройда.

Генерал Пше-Пше (как мы теперь его коротко звали) привел с собой графа Валентина — тощего, нескладного человека с пискливым голосом, чьей единственной положительной чертой был титул. Все послеобеденное время я просидел на своем чердаке, сочиняя поддельные новогодние поздравления в адрес тети Терезы, которые якобы были получены от местных японских и китайских чиновников и их жен, и когда я вываливал их на тетю, она восклицала:

— Ах! Tiens! Encore! — наслаждаясь своей популярностью, а я шел и печатал новые.

Наташа взобралась по лестнице, как котенок, и стала просить:

— Поиграй со мной, ну поиграй со мной! — а я печатал: «Генерал Пан Ла Тун с супругой шлют свои новогодние поздравления Monsieur le Commandant и госпоже Вандерфлинт и желают им счастья в Новом году».

— Tiens! Encore une! Mais voilà un deluge![78] — вскрикивала тетя Тереза, распечатывая конверты и счастливо улыбаясь Берте. Это навевало ей воспоминания о старых временах.