У ворот Северина

21

Михай сидел в сырой комнатке, при свете лампочки, прикрытой газетным листом, и делал заметки в блокноте, редактируя сводку последних известий, которые он прослушал по радио. Кончив работу, он взглянул на часы. Подошло время передачи радиостанции «Свободная Румыния». Он закрыл блокнот и склонился над радиоприемником, ища нужную волну. Звуки были тихие, он боялся, как бы его не услышал часовой на улице или кто-нибудь, кто проходит в это время мимо склада. Настраиваться надо было очень тщательно, чтобы голос диктора был слышен отчетливо.

Только Михай собрался настроиться на волну радиостанции «Свободная Румыния», как кто-то постучал в дверь. Михай вздрогнул, но тут же успокоился. Это, конечно, капрал Динку принес ужин. И правда, дверь приоткрылась, и появился Динку, держа в руках котелок с перловым супом; из-под кителя он вынул кусок черного, ноздреватого, будто выпеченного из одних отрубей хлеба.

— Как дела? — поинтересовался он и бережно опустил котелок на ящик из-под боеприпасов.

— Хорошо, — кивнул Михай и, оставив приемник, поспешил к капралу. — Я собирался настроиться на волну «Свободной Румынии».

— Что нового? — спросил капрал.

— Советская Армия наступает на всех фронтах.

— А как дела в районе Молдовы?

— Ничего особенного. Идет перестрелка. Хотя, мне кажется, там что-то готовится… Посмотрим, что передаст Москва…

— Что еще?

— Разные международные новости, — шепотом продолжал Михай. — Маршал Маннергейм стал президентом Финляндии. Те, кто покушались на Гитлера двадцатого июля, приговорены к смертной казни. Во Франции дело идет к освобождению Парижа. Эту новость передали из Алжира… Я все записал.

— Хорошо, — торопливым шепотом сказал капрал, и Михаю показалось, что он хочет побыстрее закончить разговор. — Когда будет передача?

— Через четверть часа.

— Знаешь, у вас дома побывала полиция, — сказал Динку, усаживаясь на жестяной бидон, который служил стулом.

— Когда?

— Несколько дней назад.

— И что там произошло?

— Ничего. Обыкновенный обыск, они просто перевернули все вверх дном…

— Ах, как хорошо, что я вовремя ушел! — обрадовался Михай. — Теперь я в безопасности. Как мне отблагодарить вас, Динку? Просто не знаю…

— Оставь, Михай. Давай ешь, а я тебе кое-что расскажу и сделаю одно предложение…

Михай повернул ручку приемника, звук стал совсем тихим. Еще раз посмотрел на часы, взял котелок и принялся с аппетитом есть перловый суп. Динку подсел к нему поближе, провел рукой по лицу, помолчал, опустив голову, стараясь сосредоточиться. Потом начал излагать Михаю просьбу. Ему нужно что-то вроде мины, это может быть простая жестяная коробка с тротилом. Через несколько дней предстоят учения на тему «Рота в атаке», и надо, чтобы взрыв на условной территории противника создал иллюзию массированного артобстрела; он должен быть как можно более эффектным и правдоподобным…

Михай слушал капрала, улыбаясь уголками рта, медленно и задумчиво помешивая ложкой суп. Он, конечно, не верил тому, что говорил капрал. Очень уж все было шито белыми нитками, как Динку ни старался, чтобы его объяснения выглядели убедительными. «Почему он так темнит? — спрашивал Михай себя, немного раздосадованный поведением Динку. — Из этого предложения ясно вырисовывается его подпольная деятельность. Зачем пытаться ее скрыть? Неужели он считает меня таким наивным, думает, я не разгадаю, что ему нужно, чем он занимается и к чему стремится? Неужели он не доверяет мне?.. Он ведет себя осторожно, и это совсем неплохо. Но неужели он не понимает, что именно за эту деятельность, за поддержку честных людей, антифашистов, я его уважаю и ценю? Или он думает, что я его предам? Не понимает, что я больше, чем он, ненавижу немцев, что для этого у меня есть все основания? Как видно, он еще не доверяет мне… Все-таки ему надо бы лучше разбираться в людях… Как я могу ему повредить, находясь здесь? Ведь я ни с кем не вижусь, моя судьба в его руках…»

— Ну что скажешь, Михай, поможешь сделать такую мину? — спросил капрал и положил руку на плечо Михаю. — Хочешь, чтобы рота, в которой я служу, хорошо провела учение? Будут и господин младший лейтенант Ганя, и инспекция… Ты ведь, кажется, знаком с саперным делом?..

— Да, знаком, — подтвердил Михай, — и вам помогу. Только я хочу, если разрешите, задать один вопрос. Можно?

— Пожалуйста…

— Видите ли, мне, в сущности, должно быть совершенно безразлично, почему с просьбой изготовить мину вы обратились ко мне. Я ее сделаю, и все. Для чего, почему, меня не касается! Благодаря вам я сегодня в безопасности, укрыт от гестапо и румынской полиции, и не сомневайтесь, я сделаю все, что вы скажете. И мне не нужно ничего объяснять про военные учения в роте, инспекцию и тому подобное, по-моему, это лишнее. Я уже сказал: я вам многим обязан, поэтому я целиком в вашем распоряжении. Но… вы меня слушаете, господин капрал?

— Конечно, слушаю… — ответил Динку, не очень понимая, куда клонит Михай и что его обидело.

— Как я уже говорил, меня не должны интересовать смысл и значение ваших просьб. И все-таки кое-что меня не устраивает…

— Что именно?

— Почему у вас нет ко мне доверия? Вы считаете, я наивен, не понимаю некоторых вещей, мне чужды ваши мысли и ваша деятельность?

— Я не понимаю, чего ты хочешь. — Динку всем своим видом показывал, что относится к разговору очень серьезно. — Прошу тебя, выражайся яснее…

— Постараюсь, — согласился Михай и осторожно отодвинул котелок. — Понимаете, господин капрал, я из семьи интеллигента, вы знаете, хотя бы по слухам, что мой отец против того, чтобы мы, его дети, вмешивались в политику. Эти принципы он внушал мне и моей сестре еще в ту пору, когда мы только-только начали разбираться в окружающем. С этими принципами я уехал в военное училище в Германию. Меня послали — так будет точнее. Послали против моей воли. Я уехал в приказном порядке. Здесь мне говорили одно, в Берлине я увидел совершенно другое. Дело в том, что в среде командного состава и даже моих коллег, курсантов училища, существует твердое мнение, что мы, румыны, им не союзники, как об этом трубят на всех перекрестках наши и германские государственные деятели, мы их вассалы и должны быть вечно признательны за то, что они защищают нас от «большевистского варварства», под которым подразумевается Советский Союз, и, сверх того, приобщают к своей высокой культуре. — Говоря это, Михай все больше горячился.

— Очень интересно!

— Там, в Германии, я понял истинное положение вещей. Я люблю мою страну, где родился и вырос, люблю свой народ, оскорбленный и униженный теми, кто идет рука об руку с Гитлером. Меня самого унижали и били по щекам немецкие инструкторы. И я сидел в лагере под Бременом, где каждая минута жизни могла быть последней. Я мог погибнуть, если бы вы не проявили такой доброты, не спрятали меня. И во мне накопилось столько ненависти к фашизму, такая жажда мщения… — Михай сделал глубокий вдох и продолжал: — Таковы мои убеждения, господин капрал, мое отношение к режиму Антонеску и к немцам, и вы это знаете; я сразу понял, и мне было приятно сознавать, что мы с вами одинаково думаем, поэтому меня удивляет ваша сдержанность, то, что вы скрываете от меня вашу деятельность, в которой мог бы участвовать и я.

Динку молчал. Взволнованный, он смотрел на Михая теплым взглядом, в котором светилась симпатия. После каждой беседы с Михаем к его портрету в сознании Динку прибавлялся новый штрих. Сейчас этот портрет обрел глубину и заиграл всеми красками.

Динку был страшно рад, почувствовав в Михае единомышленника, соратника по борьбе, и в горячем порыве готов был обнять его, поцеловать, как брата, взять за руку и показать путь, по которому он должен теперь следовать. Его путь и путь многих других… Но разве мог Динку сделать это в таких трудных условиях? Разве мог раскрыть себя, задачи, которые поставила перед ним городская организация коммунистической молодежи, цели их подпольной борьбы? Это было рискованно. Михай восстал против тех, кто унизил его достоинство, но пока этим все и ограничивалось. Сможет ли он подняться до марксистско-ленинских идей? Вот вопрос, от которого будет зависеть его вступление в ряды коммунистической молодежи.

— Ну, что скажете, господин капрал? — спросил немного погодя Михай и взглянул на Тудора Динку.

— Ты совершенно прав, Михай, — ответил капрал. — Конечно, каждый честный человек не может не видеть пропасти, в которую мы катимся, бедственного положения страны, в котором повинен Антонеску. И люди не сидят сложа руки, а действуют, ищут путь к победе.

— Вы тоже ищете, действуете? Предпринимаете какие-то конкретные шаги?

— И да, и нет, — перешел на совсем тихий шепот Динку. — Что-то, конечно, мы делаем… Как я уже говорил, патриоты озабочены судьбой страны, ищут пути борьбы…

— Сводки радиопередач могут облегчить эти поиски? — Михай многозначительно улыбнулся.

— Конечно…

— Во всяком случае, эти настроения желательно распространить как можно шире, и прежде всего среди военных, — подчеркнул Михай. — И мне кажется, у вас есть все данные, чтобы вдохновлять людей на такую работу…

— Развернуть работу в казарме — дело нелегкое, — попытался уйти от ответа Динку. — Условия определяют многое…

— И все-таки условия должны быть подчинены цели, — настаивал Михай. — Иначе мы останемся рабами условий, ничего не добьемся и никогда не пристанем к берегу. Вы не согласны? Люди нуждаются в организации, кто-то должен указать им правильный путь, о котором вы только что говорили. Я встречался со многими, когда пробирался на родину; все кипит, мы живем на вулкане, и лава может хлынуть в любую минуту, горячая, раскаленная лава… Так больше невозможно, понимаете? Невозможно!

Он замолчал и стал помешивать ложкой остывший перловый суп. Отломил кусочек хлеба и задумчиво принялся за еду.

— Я подумаю обо всем этом. — Динку поднялся: ему пора было уходить. — А пока я хотел бы, чтобы ты приготовил мне байку со взрывчаткой.

— Хорошо, — ответил Михай и тоже встал. — Тем более, — добавил он с улыбкой, — что учения не состоятся, если не будет подготовлен… «артиллерийский обстрел».

Капрал улыбнулся, пожал ему руку и пошел к двери.

— Да, чуть не забыл! — оглянулся он с порога. — Что тебе нужно, какие материалы?

— Ну, железная коробка, будильник, четверть килограмма тротила, бикфордов шнур, немного проволоки, это пока все… Может, и еще что-то, там посмотрим. Когда все должно быть готово?

— Ровно через два дня.

— Если завтра я получу то, что просил, все будет готово вовремя. Разве учения могут пройти без этого сценического эффекта?

Капрал снова засмеялся, потом напомнил ему, что он не должен пропустить передачу радиостанции «Свободная Румыния», коснулся двумя пальцами пилотки и вышел, осторожно прикрыв дверь, чтобы не услышал часовой, который расхаживал около склада.