Виновата ли она?

ГЛАВА XVIII. ЧТО-ТО БУДЕТЪ?

Слѣдующій день былъ воскресенье, и всѣ живущіе въ одною домѣ съ мистрисъ Гринау знали, что въ этотъ день нечего ожидать мистера Чизсакера. Мистрисъ Гринау позаботилась довести до его свѣденія, что терпѣть не можетъ воскресныхъ посѣтителей; она боялась, чтобы онъ не вздумалъ слишкомъ ревностно посвящать ей этотъ досужій день. Утромъ тетушка съ племянницей были въ соборѣ, въ три часа онѣ пообѣдали. Къ обѣду была приглашена Чорли Ферстерсъ, все семейство которой переѣхало изъ Ярмутъ на мѣсто своего постояннаго жительства въ Норвичъ. Чтобы молодой дѣвушкѣ не было скучно, добрѣйшая мистрисъ Гринау пригласила и капитала Бельфильда. Обѣдъ оказался превкуснымъ. Капитанъ рѣзалъ индѣйку, и при этомъ отъ души похваливалъ мистера Чизсакера. Когда дѣло дошло до сельдерея, присланнаго тоже съ фермы, капитанъ отпустилъ нѣсколько ловкихъ шутокъ на счетъ этого благословеннаго Ойлимида, въ которомъ все находилось въ такомъ изобиліи.

-- Въ жизнь свою я не встрѣчала болѣе щедраго человѣка, замѣтила мистрисъ Гринау.

-- Это сущая правда, и я предлагаю выпить за его здоровье, отвѣчалъ капитанъ Бельфильдъ. Бѣдняжка Чизи! Экая жалость, что онъ до сихъ поръ не обзавелся женою.

-- Я не знаю человѣка болѣе способнаго составить счастье женщины, сказала мистрисъ Гринау.

-- Еще бы, вмѣшалась миссъ Ферстерсъ. Мнѣ говорили, что у него тамъ, на фермѣ, все чудо какъ устроено.

-- Особенно хорошъ у него сѣрной сарай и прудъ, гдѣ купаютъ лошадей, проговорилъ капитанъ Бельфильдъ, и вслѣдъ за тѣмъ они выпили за здоровье отсутствующаго пріятеля.

Въ началѣ было рѣшено, что дамы отправятся послѣ обѣда въ церковь, при чемъ принималось въ разсчетъ, что, быть можетъ, и капитанъ Бельфильдъ вызовется ѣхать съ ними. Но когда пришло время на это, Кэтъ и Чорли были уже готовы, а мистрисъ Гринау и не думала еще одѣваться: она осталась дома,-- съ тою единственною цѣлью, какъ она объяснила впослѣдствіи племянницѣ, чтобы не сдѣлать виду, что она выживаетъ капитана изъ дома.-- А то представь себѣ, милая, продолжала она пояснять, если бы я не задержала его здѣсь, то ему, бѣдняжкѣ, ничего болѣ ене оставалось,-- какъ плестись въ эти отвратительныя казармы.

И такъ, капитану Бельфильду было дозволено пріютиться въ гостиной мистрисъ Гринау. Впрочемъ, когда молодыя дѣвушки возвратились изъ церкви, его уже не было, вдовушка сидѣла одна и мечтала, какъ она объявила имъ, о невозвратномъ прошломъ,-- да! невозвратномъ. Но будетъ, я не хочу наводить васъ, мои милочки, на грустныя мысли.

За тѣмъ имъ подали чай, и сливки мистера Чизсакера были выпиты съ большимъ аппетитомъ.

Между тѣмъ капитанъ Бельфильдъ съумѣлъ воспользоваться случаемъ, такъ счастливо выпавшемъ на его долю. Въ первые четыре часа по уходѣ дѣвицъ онъ сидѣлъ почти молча, потягивая вино изъ стоявшаго передъ нимъ стакана, который онъ уже успѣлъ опорожнить два раза.-- Боюсь, что вино вамъ не понравится, замѣтила мистрисъ Гринау; но если бы вы знали, какъ трудно достать хорошее вино въ этихъ меблированныхъ квартирахъ.

-- Сказать вамъ правду, мистрисъ Гринау, я совсѣмъ объ винѣ и не думалъ въ настоящую минуту, отвѣчалъ капитанъ Бельфильдъ. А впрочемъ, вино, кажется, не дурное. За этимъ настала новая пауза.

-- Скажите, началъ капитанъ, вамъ не скучно жить меблированной квартирѣ?

-- Не знаю, что вы, капитанъ Бельфильдъ, подразумѣваете подъ словомъ скучно, но, само собою разумѣется, что женщинѣ въ моемъ положеніи не слишкомъ-то весело живется. Еще и году нѣтъ, какъ я потеряла все, чѣмъ жизнь была для меня дорога, и я подчасъ удивляюсь, какъ еще горе въ конецъ не сломило меня.

-- Отчаянье большой грѣхъ, мистрисъ Гринау.

-- То же самое говоритъ мнѣ и милая моя Кэтъ, и я, право, стараюсь, на сколько хватаетъ моихъ силъ, не придаваться этому чувству.-- Тутъ нѣсколько слезинокъ тихо скатились по щекамъ миссисъ Гринау, при чемъ можно было убѣдиться по крайней мѣрѣ въ неискуственности того великолѣпнаго цвѣта лица, который придавалъ не мало блеска ея красотѣ. Она поспѣшила приложить платокъ къ глазамъ и, слабо улыбаясь, обратилась къ капитану: я право не желала угостить васъ подобною сценою, капитанъ Бельфильдъ.

-- Дорого бы я далъ, мистрисъ Гринау, за позволеніе осушить эти слезы.

-- Одно время можетъ осушить ихъ, капитанъ Бельфильдъ,-- болѣе никто.

-- Но развѣ времени не могутъ пособить въ этомъ отношенія любовь и дружба?

-- Дружба, да. Чѣмъ была бы наша жизнь, если бы она не услаждалась дружбой?

-- Но, во сколько разъ лучше самой дружбы жаркое пламя любви? Съ этими словами капитанъ Бельфильдъ съ умысломъ всталъ и придвинулъ свой стулъ поближе къ вдовушкѣ. Но вдовушка, точно также умышленно, пересѣла на противуположный конецъ дивана. Капитанъ на этотъ разъ остался на своемъ мѣстѣ и даже виду не показалъ, что принимаетъ это движеніе съ ея стороны за бѣгство отъ него.

-- Во сколько разъ лучше жаркое пламя любви? повторилъ онъ свой вопросъ, глядя ей прямо въ лице. Онъ было надѣялся, что на этомъ мѣстѣ разговора дѣло дойдетъ до пожатія руки.

-- Жаркое пламя любви, капитанъ Бельфильдъ, если вы только испытали его на своемъ вѣку...

-- Испыталъ-ли я его на своемъ вѣку! Но развѣ я не испытываю его теперь, мистрисъ Гринау? Я не могу болѣе скрывать свои чувства. Я никогда не умѣлъ совладать съ своими чувствами, когда они были затронуты за живое.

-- А часто это случалось, капитанъ Бельфильдъ?

-- Да, въ различныхъ обстоятельствахъ моей жизни; напримѣръ, на полѣ сраженія...

-- Вотъ какъ! Я и не знала, что вы бывали въ дѣлѣ!

-- Не знали, что я бывалъ въ дѣлѣ! А что-же, шутки, что ли, я шутилъ на равнинахъ Зуіуландіи, когда съ горстью удальцовъ я удерживалъ въ продолженіи семи недѣль пять сотъ кафровъ; цѣляхъ семь недѣль спалъ подъ открытымъ небомъ, не зналъ, что такое подушка!

-- Цѣлыхъ семь недѣль, говорите вы? спросила мистрисъ Гринау.

-- Да-съ. Или, быть можетъ, я шутки шутилъ въ Эссиквебо, на раскаленномъ прибрежьи Гвіяны, когда все лѣсное населеніе дикихъ африканцевъ поднялось и грозило стереть колонію съ лица земли? А чей же мечъ, какъ не мой, способствовалъ взятію корабля съ цѣлымъ грузомъ невольниковъ при устьѣ рѣки Китчингамо?

-- Ей Богу, въ первый разъ слышу, проговорила мистрисъ Гринау.

-- Га! вижу, въ чемъ дѣло. Этотъ Чизсакеръ -- во многихъ отношеніяхъ отличный малый, но ему тошнѣе смерти отдать справедливость о человѣкѣ за его спиною. Это онъ умалилъ мои достоинства въ вашихъ глазахъ. А кто же, какъ не я первый, взобрался на Инкерманскія выси? Въ минутномъ увлеченіи капитану Бельфильду казалось, что семь бѣдъ одинъ отвѣтъ, и врать понемножку не стоитъ.

-- Но когда вы заговорили о чувствахъ, мнѣ казалось, что вы подразумѣваете болѣе нѣжныя чувства.

-- Такъ, такъ, вы были совершенно правы. Я самъ не знаю, какъ это я отклонился въ сторону и повелъ рѣчь о такихъ вещахъ, про которыя, вообще не говорится. Дѣло въ томъ, что досадно мнѣ стало на злой язычекъ, увѣрившій васъ, будто я не бывалъ въ дѣлѣ. Нѣтъ, мистрисъ Гринау! Я служилъ ея величеству вѣрой и правдой въ четырехъ частяхъ свѣта. А теперь я готовъ служить вамъ, если вы только позволите, до гробовой доски.-- И съ этими словами онъ однимъ движеніемъ очутился возлѣ дивана и опустился передъ нею на колѣна.

-- Но я не нуждаюсь же жъ чьихъ услугахъ, капитанъ Бельфильдъ. Прошу васъ, встаньте: горничная можетъ войдти.

-- Какое мнѣ дѣло до горничной. Я останусь въ этомъ положеніи, пока вы мнѣ не дадите отвѣта, пока я не услышу отъ васъ хоть одного слова, которое возводило бы мнѣ надѣяться.-- Тутъ онъ сдѣлалъ попытку овладѣть ея рукою, но она заложила руки за снину и покачала головою. Арабелла! продолжалъ онъ, неужели вы мнѣ не скажете и словечка?

-- Не скажу ни полслова, капитанъ Бельфильдъ, пока вы не встанете. И прошу васъ не называть меня Арабеллой. Я вдова Самюэля Гринау, человѣка пользовавшагося глубокимъ уваженіемъ всѣхъ, кто его зналъ, и мнѣ не прилично выслушивать такія рѣчи.

-- Но я хочу, чтобы вы сдѣлались моею женою, и тогда...

-- Тогда было бы другое дѣло. Только врядъ ли вамъ этого дождаться. Вставайте же, Капитанъ Бельфільдъ, не то я столкну васъ съ дороги и позову горничную. Что за плутовская поза для мужчины? На колѣняхъ можно стоить только во время молитвы, которой вы по настоящему и должны бы были посвятить этотъ часъ. Встаньте же, говорятъ вамъ; теперь ровно половина седьмаго, я велѣла Жанетѣ придти ко мнѣ объ эту пару.

Въ голосѣ вдовы была такая повелительная интонація, что онъ не посмѣлъ ослушаться и медленно поднялся съ пола.-- Ахъ вы неловкій! Всѣ стулья посдвигали съ мѣста, проговорила она; живо привела въ порядокъ всю мебель и дернула за звонокъ. Когда вошла Жанета, она приказала ей приготовить чай къ приходу молодыхъ дѣвушекъ и спросила у капитана Бельфильда, нужно ли и для него приготовить чашку? Онъ объявилъ, что это не нужно, и распростился съ нею въ присутствіи Жанеты. Она, какъ ни въ чемъ не бывало, протянула ему руку и даже выразила надежду снова увидѣть его въ скоромъ времени.

-- А красивый онъ мужчина, этотъ капитанъ, проговорила Жанета, между тѣмъ какъ герой, отличившійся при устья, Китчингамо спускался съ лѣстницы.

-- Въ твои годы еще рано думать о красотѣ мужчинъ, замѣтила мистрисъ Гринау.

-- Да я о ней и не думаю, возразила Жанета. Не знаю, какъ тамъ другія, а у меня ничего такого и въ мысляхъ нѣтъ. Только отчего и не похвалить мужчину, коли онъ точно красавецъ.

-- Я подозрѣваю, что капитанъ Бельфильдъ зарасположилъ тебя поцѣлуемъ и парой перчатокъ.

-- Ну, по части перчатокъ и всякихъ подарковъ, мистеръ Чизсакеръ потороватѣе его будетъ; это-то мы всѣ знаемъ, не такъ ли, сударыни? А что касается поцѣлуевъ, то я съ этимъ, добромъ никому не позволяю подъѣзжать къ себѣ. Каждый сверчокъ знай свой шестокъ. Вотъ если капитанъ обзаведется женою, пускай съ ней и цѣлуется.

Въ слѣдующій вторникъ утромъ явился по обыкновенію мистеръ Чизсакеръ, но на этотъ разъ безъ корзины. Онъ привезъ только букетъ цвѣтовъ и велѣлъ сказать, что заѣдетъ въ половинѣ четвертаго и надѣется видѣть мистрисъ Гринау поважному дѣлу.

-- Это онъ, Кэтъ, объ тебѣ хочетъ переговорить, замѣтила мистрисъ Гринау.

-- Ну, нѣтъ, я тутъ въ сторонѣ. Вѣрно по крайней мѣрѣ то, что онъ не со мною хочетъ видѣться.

-- Онъ желаетъ переговорить со мною. Теперь, какъ видно, ужъ мода такая у джентльменовъ -- свататься черезъ третье лицо. Конечно, если онъ скажетъ, что нибудь такое, я отошлю его къ тебѣ...

-- Къ чему же? Скажите ему прямо, что я не хочу за него идти. Но онъ столько же думаетъ обо мнѣ, сколько и...

-- Сколько и обо мнѣ, хотѣла ты сказать?

-- Нѣтъ тетушка, я этого вовсе не хотѣла сказать.

-- Ну, тамъ увидимъ. Если у него дѣйствительно есть какія нибудь намѣренія, то ты конечно властна поступить какъ знаешь; только, право, мнѣ кажется, ты могла бы сдѣлать и худшій выборъ.

-- Но если я вовсе не хочу дѣлать никакого выбора?

-- Дѣлай, какъ знаешь; я могу только сказать тебѣ свое мнѣніе.

Ровно въ половину четвертаго явился мистеръ Чизсакеръ. Провожая его въ гостиную, Жанета успѣлъ сообщить ему, что капитанъ Бельфильдъ заѣзжалъ въ воскресенье послѣ обѣда, но что миссъ Ферстерсъ и миссъ Вавазоръ все время, пока онъ былъ, оставалась въ комнатѣ. Мистеръ Чизсакеръ былъ въ новомъ платьѣ и лѣвая рука его были обтянута въ перчатку, изъ чего Жанета заключила, что онъ пріѣхалъ по какому нибудь важному дѣлу. Скрипя своими новыми сапогами, онъ вошелъ въ гостиную, гдѣ мистрисъ Гринау дожидалась его одна.

-- Благодарю васъ за цвѣты, заговорила она. Съ вашей стороны было очень мило привезти такой подарокъ, который ничто не мѣшало намъ принять.

-- Помилуйте, отвѣчалъ онъ, я не вижу, почему бы вамъ нельзя было принять точно такъ же какой нибудь кувшинчикъ сливокъ. Ну да я надѣюсь, что вы скоро перестанете церемониться.

На это вдова ничего не отвѣчала, но, приглашая мистера Чизсакера садиться, бросила на него очень ласковый взглядъ.

Онъ сѣлъ, но предварительно бережно поставилъ шляпу и трость въ уголокъ, потомъ снялъ перчатку, что ему стоило не малаго труда, потому что рука у него вспотѣла. Онъ видимо готовился къ чему-то необычайному.

-- Ну, какъ идутъ дѣла въ Ойлимидѣ? спросила мистрисъ Гринау, видя, что гость ея нуждался въ посторонней помощи, чтобы начать разговоръ.

-- Понемногу, мистрисъ Гринау, понемногу. Всѣ мои дѣла устроятся отлично, если только сегодня мнѣ удастся одно дѣльцо.

-- Отъ души желаю вамъ успѣха во всѣхъ вашихъ предпрятіяхъ.

-- Что касается денежныхъ предпріятій, мистрисъ Гринау,-- я не могу пожаловаться на недостатокъ успѣха. Имѣньице мое чистенькое, незаложенное ни въ одномъ банкѣ. Хлѣбъ у меня еще съ прошлаго года лежитъ намолоченный, а этимъ немногіе могутъ похвастаться между нашимъ братовъ земледѣльцемъ. Ну да и то правда, много-ли между нами такихъ, которые не платили бы ренты? а потому мнѣ можетъ и не приходится хвастать.

-- Я знаю, мистеръ Чизсакеръ, что провидѣніе взыскало васъ своими щедротами во всемъ, касающемся земныхъ благъ.

-- Ну, да я и самъ не сидѣлъ сложа руки. Сколько мнѣ извѣстно, полагаясь на одно провидѣніе, далеко не уѣдешь. Я самъ работаю съ ранняго утра до поздней ночи, а у меня до послѣдней копѣйки высчитано, сколько можетъ мнѣ дать барыша трудъ каждаго работника, словно и взаправду мнѣ безъ этого угрожала бы голодная смерть.

-- Я всегда была того мнѣнія, мистеръ. Чизсакеръ, что вы знаете толкъ въ сельскомъ хозяйствѣ.

-- И еще какъ знаю! Когда время выдается, я не прочь и подурачиться, какъ вы могли видѣть въ Ярмутѣ. Я держу трехъ, четырехъ охотничьихъ собакъ, какъ и подобаетъ сельскому джентльмену, и подчасъ охочусь на своей землѣ. Но трудъ для меня прежде всего. Есть люди, которые вѣкъ свой бьютъ баклуши, какъ напримѣръ, капитанъ Бельфильдъ. И чѣмъ же это кончается? Они не выходятъ изъ долговъ.

-- Но онъ сражался за отечество, мистеръ Чизсакеръ.

-- Онъ сражался! Да онъ, какъ я вижу, насказалъ вамъ, по старой привычкѣ, разныхъ басенъ. Онъ десять лѣтъ былъ въ Вестъ-Индіи, и ни съ кѣмъ не сражался кромѣ москитосовъ.

-- Но онъ былъ въ Крыму. Подъ Инкерманомъ, напримѣръ.

-- Онъ былъ въ Крыму! Вотъ какъ! Только не мѣшало бы вамъ разузнать стороною, прежде чѣмъ повѣрить ему на-слово. Но... о чемъ бишь я говорилъ, мистрисъ Гринау? Да! Вы вѣдь видѣли мой домикъ въ Ойлимидѣ?

-- Домикъ у васъ восхитительный. Не достаетъ вамъ только хозяйки.

-- Именно такъ, не достаетъ только хозяйки. Но знаете ли, одну только женщину въ мірѣ я желалъ бы видѣть хозяйкою моего дома. Арабелла Гринау! согласны ли вы быть этой женщиной? И съ этими словами онъ всталъ и остановился передъ нею, приложивъ правую руку къ сердцу.

-- Я, мистеръ Чизсакеръ! воскликнула она.

-- Да, вы. Кому же и быть, какъ не вамъ? Съ той минуты, какъ я увидѣлъ васъ, другія женщины для меня не существовали. Съ перваго же дня нашего знакомства съ нами я понялъ, что все мое счастье въ вашихъ рукахъ.

-- О, мистеръ Чизсакеръ! Я думала, что вы имѣете виды на другую.

-- Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ! вы жестоко ошибались. Я глубоко уважаю миссъ Вавазоръ, но...

-- Мистеръ Чизсакеръ, я, право, не знаю, что сказать вамъ.

-- Не знаете, что сказать мнѣ? Скажите, что вы будете моею, скажите, что вы берете меня, берете Ойлимидъ. Скажите, что вы возьмете ту красивую коляску, къ которой я еще нынче утромъ присматривался. Вообразите себѣ, настоящая игрушка, въ нее впрягаютъ пару маленькихъ пони, и дама сама можетъ ею править. Точь въ точь такая колясочка у супруги лорда намѣстника. И такъ, мистрисъ Гринау, скажите, что вы все это берете.

-- Ахъ, мистеръ Чизсакеръ, вы не схоронили, какъ я, любовь и гордость своей молодости всего только годъ тому назадъ.

-- Но вѣдь вы схоронили его, ну, и царство ему небесное. Вѣдь горюя съ утра до ночи, вы его не воротите. Мнѣ и самому душевно жаль его, право! Бѣдный Гринау. Но больше я ничѣмъ не могу почтить его память.

-- За то я могу, мистеръ Чизсакеръ. Я могу оплакивать его въ тишинѣ моей комнаты.

-- Нѣтъ, нѣтъ, что пользы сокрушаться по пустякамъ, и меня сокрушать. Объ этомъ-то вы и не подумали?-- И въ голосѣ мистера Чизсакера слышался упрекъ.

-- То, объ чемъ вы просите, мистеръ Чигсакеръ, невозможно.

-- Почему же невозможно? Полноте, мистрисъ Гринау; мы съ вами, какъ нельзя лучше, понимаемъ другъ друга; и такъ, моя желанная... съ этими словами онъ придвинулся къ ней, какъ бы желая взять ее за талью. Но въ эту минуту раздался звонокъ, и Жанета пришла доложить своей госпожѣ, что капитанъ Бельфильдъ желаетъ видѣть ее по особенно важному дѣлу.

-- Конечно просить капитана Бельфильда, отвѣчала мистрисъ Гринау.

-- Чортъ бы его побралъ этого капитана, проговорилъ мистеръ Чизсакеръ.