Виновата ли она?

ГЛАВА XXXVII. Мистрисъ Гринау даетъ друзьямъ небольшой обѣдъ.

Какимъ, какимъ хитростямъ не надоумитъ любовь! Когда настало утро торжественнаго дня, мистеръ Чизсакеръ потихоньку, стащилъ во дворъ чемоданъ, набитый всевозможными туалетными принадлежностями; чего, чего тутъ не было: и мозговая помада для волосъ, и рубашка съ необыкновеннымъ шитьемъ на груди и лакированные сапоги, словомъ полный приборъ. Но увы! Напрасно думалъ мистеръ Чизсакеръ скрыть эти приготовленія отъ Бельфильда, въ надеждѣ, что капитанъ не дагадается запастись съ своей стороны перемѣннымъ платьемъ. Слыханное ли дѣло, чтобы такой хватъ -- капитанъ упустилъ изъ виду, что либо касавшееся его внѣшности? Возвращаясь домой черезъ кухню Чизсакеръ наткнулся на порогѣ на другой чемоданъ, по видимому столь же плотно набитый, какъ и его собственный.

-- На какого чорта упаковали вы все это добро? спросилъ онъ капитана.

-- Да на такого же, на какого вы положили свой чемоданъ на задокъ телѣжки, какъ я видѣлъ изъ окна моей комнаты, отвѣчалъ Бельфильдъ.

-- Проклятое окно! воскликнулъ мистеръ Чизсакеръ. За тѣмъ оба пріятеля сѣли завтракать.-- И кто васъ проситъ такъ кромсать ветчину, заговорилъ мистеръ Чизсакеръ. Не бось, не ваше добро, такъ за чѣмъ его беречь?-- Это ужъ было изъ рукъ вонъ грубо; даже Бедьфильду ветчина стала послѣ подобной выходки поперегъ горла и онъ принялся за яйца.-- Если вы не хотите ветчины, то за чѣмъ же было ее кромсать? продолжалъ мистеръ Чизсакеръ.

-- Однако, Чизсакеръ, вы заходите слишкомъ далеко, проговорилъ капитанъ чуть не на взрыдъ.

-- Это еще что такое?

-- Не видалъ я что ли вашей ветчины?

-- Да какъ видно не видали, не то не стали бы ее такъ рѣзать.

-- Нѣтъ, Богъ съ вами, не нужно мнѣ вашей хлѣба-соли. Развѣ такъ порядочные люди поступаютъ? Зазвать человѣка въ домъ, а тамъ наговорить ему чортъ знаетъ чего. Нѣтъ, мистеръ Чизсакеръ, я не привыкъ къ подобнаго рода обращенію.

-- Та, та, та.

-- Вамъ хорошо говорить: та, та, та; а я желаю, чтобы со мною обращались какъ съ джентльменомъ. Мы съ вами давнишніе знакомые и въ уваженіе этого я многое спускалъ вамъ, чего не сталъ бы спускать другому. Но всему есть мѣра...

-- Скажите, пожалуйста, Бельфильдъ, можете ли вы заплатить мнѣ мой долгъ? перебилъ его мистеръ Чизсакеръ, пристально глядя ему въ глаза.

-- Нѣтъ, не могу, по крайней мѣрѣ въ настоящую минуту.

-- А коли такъ, то завтракайте себѣ, да молчите.

Послѣ этихъ словъ капитанъ дѣйствительно замолчалъ и принялся уплетать завтракъ, обходя, впрочемъ, ветчину; въ душѣ онъ давалъ себѣ торжественные обѣты мщенія. Впрочемъ вслѣдствіе этого разговора поѣздка въ Норвичъ состоялась гораздо миролюбивѣе, чѣмъ можно было ожидать. Чизсакеръ сознавалъ, что онъ уже немного пересолилъ и потому, садясь въ телѣжку, предложилъ своему спутнику сигару; капитанъ не отказался и выкурилъ трубку мира.

-- А теперь намъ надо условиться, проговорилъ мистеръ Чизсакеръ, въѣзжая во дворъ гостиницы: гдѣ вы думаете провести утро?

-- Да думаю провѣдать кое-кого изъ своихъ офицеровъ.

-- Ладно. Такъ смотрите же, Бельфильдъ, уговоръ лучше денегъ; вы отнюдь не явитесь къ ней раньше четырехъ часовъ.

-- Раньше четырехъ часовъ ни за что не явлюсь.

-- То-то же, смотрите. Если вы обманете меня, то я не возьму васъ съ собою назадъ въ Ойлимидъ.

Но на этотъ разъ у капитана и въ мысляхъ не было обмануть своего пріятеля. Капитанъ Бельфильдъ зналъ по опыту, что самый ранній гость не всегда бываетъ самымъ желаннымъ въ дамскомъ обществѣ. И такъ, соборные часы давно уже пробили четыре, когда Бельфильдъ вошелъ въ гостиную мистрисъ Гринау; тамъ онъ засталъ мистера Чизсакера, разодѣтаго и распомаженнаго.

-- Вы еще не видали ее? спросилъ капитанъ почти шопотомъ.

-- Нѣтъ, угрюмо отвѣчалъ Чизсакеръ.

-- И Чарли Ферстерсъ не видали?

-- Не видалъ, не видалъ.

Въ эту минуту въ комнату вошла мистрисъ Гринау въ сопровожденіи своей гостьи.

-- Вотъ это мило, джентльмены, что вы такъ аккуратно явились въ назначенный часъ, заговорила она. Такой аккуратности я никакъ и не ожидала отъ васъ, особенно въ базарный день.

-- Что мнѣ до базара, когда я собирался къ вамъ, отвѣчалъ мистеръ Чизсакеръ. Что же касается до капитана Бельфильда, то онъ просто обратился съ какимъ-то комплиментомъ къ Чарли, предпочитая держаться выжидательной политики.

Пышно красовалась вдова въ своемъ траураомъ нарядѣ. Строго соблюдая букву законовъ, установленныхъ высокопочтенными авторитетами, относительно внѣшнихъ проявленій вдовьей скорби, она умѣла чрезвычайно ловко обойти духъ этихъ законовъ. Траурный чепецъ кокетливо сидѣлъ на ея головѣ и выказывалъ ровно столько волосъ, сколько было нужно для приданія ея физіономіи маложавости. Мистеръ Чизсакеръ порицалъ ее въ душѣ за деньги, которыя она тратила на экипажъ; но едва ли не дороже кабріолета обходился ей крепъ, который на ней никогда не рыжѣлъ и не мялся. Буквою закона не воспрещалось ношеніе кринолина, а потому вдоль одежда раскидывалась пышными складками вокругъ ея стана. Траурная косынка была заколота подъ самое горло и плотно облегала грудь; по Жанета, пришпиливавшая ее, знала свое дѣло, да и госпожа Жанеты была себѣ на умѣ.

Мистрисъ Гринау продолжала оплакивать покойнаго мужа, точно потеряла его только вчера, но она какъ-то запамятовала число и утверждала, что несчастье постигло ее годъ и три мѣсяца тому назадъ, тогда какъ всѣмъ было извѣстно, со дня кончины мистера Гринау не прошло и девяти мѣсяцевъ. Какъ бы то ни было, никто изъ близкихъ, или не домашнихъ ей лицъ не считалъ нужнымъ освѣжить ея память, и Чарли Ферстерсъ, не краснѣя, утверждала съ ея голоса, что мистеръ Гринау умеръ годъ и три мѣсяца тому назадъ.

-- Вы находите, что у меня цвѣтущій видъ! отвѣчала мистрисъ Гринау на одинъ изъ комплиментовъ мистера Чизсакера. Да, на здоровье я, слава Богу, не могу пожаловаться; но еслибы вы схоронили любимую жену всего какихъ нибудь полтора года тому назадъ, то вы поняли бы, почему я такъ равнодушно смотрю на всѣ эти вещи.

-- Я никогда и женатъ еще не былъ, отвѣчалъ мистеръ Чизсакеръ.

-- Потому-то вы и не можете понимать меня; вамъ все улыбается въ жизни. Будь я на вашемъ мѣстѣ, мистеръ Чизсакеръ, я ни за что бы не рѣшилась на этотъ рискованный шагъ. За кратковременное счастье приходится платиться слишкомъ большими страданіями.-- И она привела въ дѣйствіе носовой платокъ.

-- А все же я намѣревался попытать счастья, нѣжно проговорилъ мистеръ Чизсакеръ.

-- Желаю вамъ счастья въ вашей попыткѣ, мистеръ Чизсакеръ, дай Богъ, чтобы смерть не слишкомъ рано похитила ее у васъ. Обѣдъ готовъ, Жанета?-- хорошо. Мистеръ Чизсакеръ, потрудитесь подать руку миссъ Ферстерсъ.

Капитану Бельфильду, какъ человѣку военному, досталась честь вести хозяйку дома къ столу. Но Чизсакеръ смотрѣлъ ца это дѣло съ нѣсколько иной точки зрѣнія. Онъ никакъ не могъ забыть, что капитанъ жилъ за послѣднее время на его счетъ, пріѣхалъ въ Норвичъ по его же милости и задолжалъ ему порядочную сумму.-- Я за все расплачиваюсь чистоганомъ, ужь это одно, казалось бы, должно было дать мнѣ преимущество надъ этакимъ оборванцемъ капитанишкой; да еще и капитанъ ли онъ? Мнѣ что-то сильно сдается, что нѣтъ.-- Съ этими сѣтованьями обротился онъ въ тотъ же вечеръ въ миссъ Чарли Ферстерсъ.-- Военному чину всюду оказывается почетъ, отвѣчала миссъ Ферстерсъ; ужь очень обидно ей показалось, что мистеръ Чизсакеръ ей же самой жалуется на то, что принужденъ былъ вести ее къ столу.-- Вотъ еслибы вы были судьею, мистеръ Чизсакеръ, то и у васъ было бы совсѣмъ другое общественное положеніе.-- Чарли Ферстерсъ знала, что мистеръ Чизсакеръ сильно хлопоталъ попасть въ мировые судьи, но не успѣлъ въ этомъ.

-- Ахъ ты мерзкая ободранная кошка! подумалъ про себя мистеръ Чизсакеръ и отвернулся отъ своей собесѣдницы.

Между тѣмъ мистрисъ Гринау не положила охулки на свое хлѣбосольство. Обѣдъ былъ какъ разъ такой, какимъ и долженъ быть дружескій обѣдъ за просто. Жанета ловко подавала кушанья и все шло какъ нельзя болѣе удачно.

Скорбь, удручавшая мистрисъ Гринау, не портила ее аппетита и она съумѣла подавить на время свои личныя печали такъ, что онѣ не мѣшали ей исполнять обязанности гостепріимной хозяйки. Она умѣла такъ безпристрастно распредѣлять свои улыбки между обоими соперниками, что даже Жанета не могла подмѣтить, къ которому изъ нихъ оно относится благосклоннѣе; она болтала сама, вызывала на болтовню другихъ, такъ что наконецъ мистеръ Чизсакеръ просіялъ не смотря на свою ревность.

-- Теперь, проговорила она, вставая изъ за стола, мы съ вами, Чарли, предоставимъ этихъ джентльменовъ на полчасика самимъ себѣ; а тамъ, милости просимъ къ намъ на верхъ.

-- Съ насъ и десяти минутъ будетъ довольно, отвѣчалъ мистеръ Чизсакеръ, желавшій выгадать какъ можно больше времени.

-- Нѣтъ ужь, я сказала полчаса, ни больше, ни меньше, осадила его мистрисъ Гринау съ легкимъ оттѣнкомъ повелительности въ голосѣ.

Бельфильдъ проводилъ дамъ до дверей и получилъ въ награду отъ вдовушки прощальный взглядъ. Чизсакеръ подмѣтилъ этотъ взглядъ и счелъ нужнымъ обидѣться.-- Знаете ли что, Бельфильдъ, заговорилъ онъ, угрюмо грѣясь у камина, я не хочу, чтобы вы таскались сюда, пока это дѣло окончательно не рѣшится.

-- Про какое это вы дѣло говорите? спросилъ Бельфильдъ, наливая себѣ вина.

-- Вы очень хорошо знаете про какое.

-- Да ужь больно долго вы съ нимъ возитесь что-то.

-- Совсѣмъ нѣтъ; этакое дѣло никакъ нельзя скоро обдѣлать. Со смерти того, перваго-то, прошло только девять мѣсяцевъ и ужь я многое успѣлъ обработать.

-- Да я-то чѣмъ вамъ помѣха?

-- А тѣмъ, что вы разстроиваете меня и ее разстроиваете. Вы думаете, я не вижу, что вы все это дѣлаете нарочно? Слушайте-ка что я вамъ предложу: если вы согласитесь уѣхать изъ Норвича на одинъ мѣсяцъ, я обѣщаюсь дать вамъ взаймы двѣсти фунтовъ въ тотъ день, когда она сдѣлается моею женою.

-- Куда же это вы мнѣ прикажете уѣхать?

-- Да, пріѣзжайте жить въ Ойлимидъ, если хотите; до съ тѣмъ, конечно, условіемъ, чтобы вы дѣйствительно жили тамъ и не таскались то и дѣло сюда.

-- А вы будете попрекрать меня тѣмъ, что я будто кромсаю ветчину, потому что она не моя? Слуга покорный! Эхъ, Чизсакеръ! сказать вамъ что ли откровенно мою мысль?

-- Что вы хотите сказать?

-- А то, что женщина эта и въ мысляхъ не имѣетъ идти за васъ за мужъ. Выкиньте-ка эту затѣю изъ головы и не тратьте по пустому денегъ на шитыя рубашки, да на лакированные сапоги. Дѣло, видите-ли, въ томъ, Чизсакеръ, что отъ васъ подъ часъ разитъ скотнымъ дворомъ, да и слишкомъ ужь вы начали говорить про свои деньги, а мистрисъ Гринау такихъ не любитъ. Еще вы могли бы надѣяться на успѣхъ, еслибы взяли примѣръ съ меня и откровенно говорили ей про ея денежки, но теперь ваши дѣло въ конецъ проиграно.

И говоря это Бельфильдъ какъ ни въ чемъ не бывало попивалъ вино и казался въ высшей степени доволенъ самимъ собою. Чизсакеръ былъ такъ изумленъ, слушая такія рѣчи отъ человѣка, котораго онъ поилъ и кормилъ изъ милости, что у него не хватало голоса и словъ, чтобы ему отвѣчать.

-- Такъ-то, милѣйшій вы мой Чизи, продолжалъ капитанъ, я высказалъ вамъ свою мысль безъ утаекъ и вы, право, хорошо сдѣлаете, если послушаете моего совѣта. Она и не думаетъ идти за васъ за мужъ; по всѣмъ вѣроятіямъ, она выдетъ за меня, но, если бы даже и не такъ, то за васъ-то она ни въ какомъ случаѣ не пойдетъ.

-- Скажите, сэръ, намѣрены вы отдать мнѣ мой долгъ? вымолвилъ наконецъ, мистеръ Чизсакеръ, не находя другаго болѣе дѣйствительнаго способа задѣть своего противника.

-- Какъ же намѣренъ, непремѣнно.

-- Но когда, позвольте спросить?

-- Когда я женюсь на мистрисъ Гринау; а потому я и расчитывалъ на ваше содѣйствіе въ этомъ предпріятіи. Выпьемъ-ка за ея здоровье. Вы всегда будете у насъ самымъ дорогимъ гостемъ, Чизи, и мы не будемъ дѣлать вамъ замѣчаній, если вы какъ нибудь случайно искромсаете ветчину.

-- Вы мнѣ за все это заплатите, сэръ, проговорилъ мистеръ Чизсакеръ, задыхаясь.

-- Ну да, дружище, конечно заплачу вдовушкиными деньгами. Однако полчаса уже прошло, намъ пора къ дамамъ.

-- Я выведу васъ на свѣжую воду.

-- Ну, полноте, за что такая немилость.

-- Не удостоете ли вы мнѣ сказать, капитанъ Бельфильдъ, гдѣ вы намѣрены провести сегодняшнюю ночь?

-- Знаю одно только, что я проведу ее въ Ойлимидѣ не иначе, какъ если вы мнѣ обѣщаетесь отвести для начлега одну изъ парадныхъ спаленъ съ мебелью изъ краснаго дерева.

-- Никогда нога ваша не переступитъ черезъ порогъ моего дома, въ этомъ я вамъ ручаюсь. Подлецъ вы, милостивый государь.

-- Полноте, полноте, Чизи, не хорошо затѣвать ссору въ гостяхъ у дамы. Что-жь вы не допиваете вино? Выпили бы еще стаканъ и мы пошли бы на верхъ.

-- Вашъ скарбъ остался въ Ойлимидѣ и я не выдамъ вамъ его, пока вы не выплатите мнѣ моихъ денегъ до послѣдняго шиллинга. Посмотримъ, какъ-то вы попляшете безъ него; небось, у васъ дома и рубашки не осталось.

-- По счастью я захватилъ съ собою перемѣнную рубашку изъ Ойлимида; вотъ такъ во время догадался, не такъ ли Чизи? Однако, если вы не хотите больше пить вина, я могу позвонить, чтобы Жанета его убрала.-- И, позвавъ Жанету, капитанъ легкою поступью отправился въ гостиную.

-- Былъ онъ здѣсь на дняхъ? спросилъ Чизсакеръ, кивнувъ головою въ слѣдъ капитана.

-- Кто, капитанъ? И нѣтъ! онъ теперь не больно то часто сталъ ѣздить.

-- Онъ отъявленный мерзавецъ.

-- Что это вы говорите, мистеръ Чизсакеръ.

-- Да ужь такъ, такъ! и мнѣ что-то сдается, что и иные прочіе немногимъ лучше его.

-- Если вы это про меня намекаете, мистеръ Чизсакеръ, то, видитъ Богъ, вы взводите на меня большую напраслину.

-- Не даромъ же онъ такъ зазнался.

-- Ничего-то я не знаю про ихнія дѣла, мистеръ Чизсакеръ; а что я завсегда держала вашу сторону, сэръ, такъ ужь это точно что завсегда.-- И Жанета приложила къ глазамъ носовой платокъ.

Мистеръ Чизсакеръ направился къ двери, но, озаренный внезапною мыслью, остановился и, вынувъ изъ кармана полкрону, вручилъ ее Жанетѣ. Жанета присѣла и еще разъ повторила свое послѣднее увѣреніе, что завсегда держала сторону мистера Чизсакера.

Когда Чизсакеръ вошелъ въ гостиную, глазамъ его представилось слѣдующее зрѣлище: капитанъ Бельфильдъ сидѣлъ на диванѣ возлѣ вдовушки и разсматривалъ вмѣстѣ съ нею альбомъ фотографическихъ портретовъ. Мистриссъ Гринау поклонилась такъ низко, что край ея воротника пришелъ какъ-то разъ въ соприкосновеніе съ усами капитана, причемъ на лицѣ капитана изобразилось чувство удовлетвореннаго самолюбія.

-- Да, говорила мистриссъ Гринау, вы видите его на этой карточкѣ, какъ живого.-- Милый Гринау, продолжала она, обращаясь къ карточкѣ усопшаго мужа, добрый другъ мой! если я не свято сохранила вѣрность твоей памяти, то да лишусь я единственнаго утѣшенья, оставшагося мнѣ въ жизни. Пускай твой духъ перестанетъ тогда посѣщать меня въ моихъ сновидѣніяхъ.-- И говоря это, она нажимала мизинцемъ мизинецъ Бельфильда, придерживавшаго вмѣстѣ съ нею альбомъ.

Подъ обаяніемъ ея краснорѣчія Бельфильдъ съ нѣкоторымъ любопытствомъ заглянулъ въ альбомъ; онъ увидѣлъ передъ собою неказистую, дюжинную физіономію старика съ глазами, напоминавшими поросячьи, и съ беззубымъ ртомъ. То было одно изъ тѣхъ лицъ, которымъ, по настоящему, никогда бы не слѣдовало отдавать себя на жертву безпощадной правдивости солнца-портретиста. Всякая другая вдова, если бы сохранила въ своемъ альбомѣ портретъ такого мужа, то ни за что не отважилась бы обратить на него вниманіе постороннихъ -- Вы не видали этого портрета, мистеръ Чизсакеръ, продолжала мистриссъ Гринау.

-- Я видѣлъ его въ Ярмоутѣ, угрюмо проговорилъ мистеръ Чизсакеръ.

-- Этого портрета вы никакъ не могли видѣть въ Ярмоутѣ,-- возразила мистриссъ Гринау даже съ легкимъ оттѣнкомъ упрека въ голосѣ,-- по той простой причинѣ, что его вовсе и не было со мною въ Ярмоутѣ. Можетъ статься, вы видѣли другой, большой портретъ, который всегда стоитъ и будетъ стоять у моего изголовья.

-- Ну нѣтъ, ужь что до этого касается, то мы похлопочемъ, чтобы вышло иначе,-- подумалъ про себя капитанъ Бельфильдъ.

Подали кофе, и капитанъ съумѣлъ и тутъ досадить мистеру Чизсакеру; онъ взялся накладывать сахаръ и передвигать чашки, остальному обществу. Онъ даже подалъ чашку своему врагу.

-- Покорнѣйше благодарю, капитанъ Бельфильдъ, я не хочу кофе, проговоритъ мистеръ Чизсакеръ, и по тону его мистриссъ Грняау угадала, что соперники перессорились.

Мистеръ Чизсакеръ твердо рѣшился не уходить, пока у мистриссъ Гринау будетъ сидѣть капитанъ Бельфильдъ; затѣмъ, онъ положилъ непремѣнно добиться отъ вдовушки рѣшительнаго отвѣта, если не ныньче, то, по крайней мѣрѣ, завтра; а до тѣхъ поръ ему ничего болѣе не оставалось, какъ пассивно переносить свое незавидное положеніе. И такъ, онъ сидѣлъ и дулся, между тѣмъ, какъ Бельфильдъ такъ и сыпалъ милой болтовней; въ душѣ мистеръ Чизсакеръ утѣшалъ себя размышленіями о томъ, какой онъ достаточный человѣкъ и что за голь этотъ капитанъ, и съ какимъ наслажденьемъ онъ, мистеръ Чисакэръ, при первомъ же случаѣ, откроетъ мистриссъ Гринау глаза относительно этого прощалыги.

Къ удивленію его, случай для этого представился гораздо ранѣе, чѣмъ онъ ожидалъ. Едва пробило семь, какъ капиталъ всталъ и началъ прощаться. Прежде всѣхъ онъ обратился къ миссъ Ферстерсъ; потомъ перешелъ къ своему недавнему амфитріону.-- Покойной ночи, Чизсакеръ, проговорилъ онъ, какъ ни въ чемъ не бывало, и затѣмъ пожалъ руку вдовы и проворковалъ ей что-то на прощанье.

-- Какъ! вы развѣ не гостите въ Ойлимидѣ? воскликнула мистриссъ Гринау.

-- Я пріѣхалъ оттуда сегодня утромъ, отвѣчалъ Бельфильдъ.

-- Но назадъ онъ туда больше не поѣдетъ, въ этомъ ручаюсь вамъ, вмѣшался мистеръ Чизсакеръ.

-- Вотъ какъ! Надѣюсь, что у васъ не вышло никакихъ непріятностей, сказала мистриссъ Гринау.

-- О, ровно никакихъ, отвѣчалъ капитанъ, и вышелъ изъ комнаты.

-- Я обѣщалась маменькѣ воротиться къ семи часамъ домой, проговорила Чарли Ферстерсъ, вставая. Должно полагать, та она желала угодить своимъ уходомъ отнюдь не мистеру Чизсакеру, а мистриссъ Гринау; она, правда, не совсѣмъ была увѣрена, что мистриссъ Гринау желаетъ остаться наединѣ съ своимъ поклонникомъ, но все же считала болѣе безопаснымъ удалиться; за это на нее ни въ какомъ случаѣ не могли быть жъ претензіи, тогда какъ если бы она осталась, то еще богъ знаетъ, какъ бы на это взглянули.

-- Мнѣ очень прискорбно видѣть, что между вами и капитаномъ вышло какое-то недоразумѣніе, заговорила мистриссъ Гринау, оставшись съ мистеромъ Чизсакеромъ вдвоемъ.

-- Мистриссъ Гринау! воскликнулъ собесѣдникъ, вскакивавъ своего мѣста,-- человѣкъ этотъ отъявленный негодяй.

-- Что это вы говорите, мистеръ Чизсакеръ!

-- Увѣряю васъ, что такъ. Онъ вамъ разсказываетъ, что былъ подъ Инкерманомъ, а я знаю, что онъ чуть ли не все это время просидѣлъ въ тюрьмѣ.

Мистеръ Чизсакеръ зналъ, что капитанъ раза два подверился аресту, и на основаніи-то этого факта взводилъ на него вышесказанное обвиненіе.

-- Да онъ врядъ ли когда и порохъ-то нюхалъ.

-- Что-жъ, въ этомъ еще нѣтъ большой бѣды.

-- А ужъ какъ онъ вретъ, такъ это ума помраченье! И притомъ, у него нѣтъ ни гроша за душой.-- Какъ бы вы думали, примѣрно, сколько онъ мнѣ долженъ?

-- Сколько бы онъ ни былъ вамъ долженъ, надѣюсь, что вы слишкомъ порядочный человѣкъ, чтобы это разглашать.

-- Ну да, ну да, конечно, поправился мистеръ Чизсакеръ. Во знаете ли, что онъ мнѣ сказалъ, когда я спросилъ его, этого ли онъ намѣренъ отдать мнѣ мой долгъ? Онъ отвѣтилъ, что отдастъ мнѣ его тогда, когда приберетъ ваши денежки къ рукамъ.

-- Мои? онъ не могъ этого сказать.

-- Ей Богу же сказалъ, мистриссъ Гринау! Такъ-таки и оказалъ: я расплачусь съ вами тогда, когда приберу вдовушкины деньги къ рукамъ.

-- Однако, въ лестныхъ же выраженіяхъ вы отзываетесь обо мнѣ, господа, за моей спиной.

-- Что до меня касается, мистриссъ Гринау, то я въ жизнь свою нечего непочтительнаго про васъ не смѣлъ не только вымолвить, но и подумать. Вотъ онъ -- такъ другое дѣло. О, онъ говоритъ ужасныя вещи.

-- Какія же такія уже ужасныя вещи?

-- Этого я не могу вамъ сказать, но вѣрьте мнѣ, что ужасныя. Да ужь чего хорошаго ожидать отъ человѣка, которому завтра не во что будетъ переодѣться? Гдѣ онъ нынѣшнюю ночь проведетъ?-- вотъ это для меня загадка: если не ошибаюсь, у него и полкроны не наберется капиталу.

-- Бѣдный Бельфильдъ!

-- Да, бѣденъ-то онъ очень бѣденъ.

-- Но какъ благородно переноситъ онъ свою бѣдность!

-- Ну, по моему, такъ очень неблагородно.

На это мистриссъ Гринау ничего не отвѣчала, и мистеру Чизсакеру показалось, что теперь какъ разъ можно приступить къ задуманному объясненію.

-- Мистриссъ Гринау! заговорилъ онъ,-- или, быть можетъ, вы позволите мнѣ называть васъ Арабеллою?

-- Что это значитъ, мистеръ Чизсакеръ?

-- Какъ, неужто не позволите? Полноте, мистриссъ Гринау, вѣдь вы, какъ нельзя лучше, понимаете, что я хочу сказать; къ чему же отлынивать?

-- Отлынивать, мистеръ Чизсакеръ? Въ первый разъ слышу подобное выраженіе. Ну а что, если я пожелаю вамъ спокойной ночи и попрошу васъ ѣхать себѣ домой,-- вы это тоже назовете отлыниваньемъ?

-- Простите меня, мистриссъ Гринау, воскликнулъ мистеръ Чизсакеръ, клянусь вамъ, я не хотѣлъ васъ обидѣть!

Раскаянье его было такъ глубоко и искренно, что вдовушка положила гнѣвъ на милость. Не въ ея характерѣ было ссориться съ кѣмъ бы то ни было, и всего менѣе съ окружавшими ее поклонниками.-- Хорошо, я прощаю васъ, проговорила она, но помните же, мистеръ Чизсакеръ, никогда не говорите дамѣ, что она отлыниваетъ. Да вотъ что еще, мистеръ Чизсакеръ: если вамъ когда нибудь доведется не на шутку ухаживать за женщиной...

-- Да ужь чего менѣе не на шутку, чѣмъ теперь! перебилъ ее мистеръ Чизсакеръ.

-- Такъ смотрите тогда, побольше говорите ей о своей любви и поменьше о своемъ кошелькѣ.-- Теперь, покойной ночи.

-- Но вѣдь мы остаемся друзьями?

-- О да, совершеннѣйшими друзьями.

Возвращаясь домой, Чизсакеръ старался утѣшить себя въ своей неудачѣ, живо воображая себѣ затруднительное положеніе капитана Бельфильда, оставленнаго имъ въ Норвичѣ безъ перемѣннаго платья. Но у самыхъ воротъ его дома ему встрѣтились двѣ человѣческія фигуры, изъ которыхъ одна несла чемоданъ, другая же шляпный картонъ.

-- Не пугайтесь, Чази, это я, послышался голосъ капитана Бельфильда. Я сейчасъ только пріѣхалъ за своими вещами по желѣзной дорогѣ и уѣзжаю опять въ Норвичъ съ девятичасовымъ поѣздомъ.

-- Если вы обокрали меня, то я развѣдаюсь съ вами судебнымъ порядкомъ, проревѣлъ ему Чизсакеръ въ догонку.

Конецъ первой части.