Белое Пламя

Глава 24 (Дэйн)

В прошлой главе я писал об обитателях Сапфирового моря, упомянул о встрече с ведявами в Лунной реке. Рассказал о существах, живущих в тени. Создание, о котором пойдет речь, к ним не относится.

Вам никогда не казалось, что вас годами кто-то преследует? Наверное, нет. У меня же возникло подобное чувство в преклонных летах. Недавно я повстречал человека, которому лучше было бы вовсе не появляться. Я видел его и раньше, но по какой-то причине забыл. Почему я не помнил его? Но затем мне явились отчетливые образы. Разум пытался избавиться от него, ибо в нашем мире — удивительном приюте, где собрались различные существа, чудеса и магия — для такого нет места. Тот, кого я видел, ничем не отличался от нас, но это тем не менее чуждое. И мы зрим его человеком, потому что иначе не можем. Что это такое? Я не отыскал ответа.

Сперва я не хотел упоминать о нем, но сердце мое беспокоится. Быть может, вы тоже когда-то встречали подобного человека?

Порой, наблюдая за некоторыми событиями, переживая их снова и вспоминая жизнь, я все больше убеждаюсь, насколько мы незначительны. Мы в ловушке. У Богов я не нашёл успокоения. Создатель оставил меня.

«Синие горы»

Эдмунд Кастанелли

После стычки с бандитами прошло два дня. Два спокойных дня, в которых не было ни неприятностей, ни снов. Никто не горевал по убитому слуге Лиров, которого никто не знал, как и по двум всадникам, храбро сражавшимся у яртейского древа. Разве что Кагул попросил у лесничего папироску и закурил одиноко у горстки булыжников и фиалок, сложенных вместе. После битвы верадов и трех членов группы похоронили недалеко от рощи с изваяниями божеств. Селяне произнесли слова прощания и окропили камни грушевым нектаром.

Дантей подобрал латы безносого главаря, которого после магического взрыва местные вздернули на дереве, и теперь видом напоминал скалу. Черные доспехи с древним топором внушали страх — сейчас бывший рыцарь не имел слабых мест, и с таким легко можно путешествовать, не боясь мелких групп разбойников. И все же Дэйн опасался рослого Дантея из-за мутного прошлого и из-за женщины, с которой он путешествовал ранее. Аделаида — особа из «любимцев» Бриана Апло — человек, с которым не хочется делить дни и ночи. Она пообещала карлику вернуть сына из того света за секреты дочки его светлости; пыталась донести неясный посыл двору. Ее рана на ладони открылась и наполнила кровью кубок, если это не какой-то фокус, то как женщина это сделала? Но жрец ее провел — на лице так и читалась печаль. Знала место врат в Долину Цилассы и знала, что Дэйн побывал в церквушке Мученицы. «Я видела ваши сны. Да, это были вы. В церквушке, которую я тоже посетила ранее, вы отпускали грехи, прося Мученицу благословения», — эти слова с того теплого вечера не забывались. «А вдруг она и в самом деле видела мои сны, и это была не игра? — думал Дэйн. — Она точно останавливалась в церквушке, либо Эрол рассказал кому-то про меня, и ей передали». Вилдэр Лир слишком доверчив, и от таких, как она, ему нужно держаться подальше. Хотя эти же слова другие могли сказать и о самом Дэйне.

Волнообразный меч Гавриила достался адену — Иордан рассказал немного о своем друге и его расе, подтвердив, что Каин не был рожден человеком и не полукровка, — хотя трое всадников тоже имели желание получить трофей. Но белоглазый отпугнул их лишь молчанием, даже Кагул не стал вмешиваться. Тем не менее воины не остались без нового оружия и подобрали для себя подходящее — благо, ситуация позволяла. Две сабли главаря, убитого Вилленом, взял себе Лотэ — длиннорукий приятель Кагула.

Сам же приближенный латник герцога хоть и недовольно шевелил светлыми усами, потирая синяки на лице и посматривая на следы от стрел в доспехе, выдавал мягкие и воодушевляющие речи. Подбадривал Энит. «Вы не ранены?» — спросила она Кагула во время спокойного часа. «Все хорошо, дитя», — ответил он с улыбкой. Энит, должно быть, часто видела его в замке, хотя они не так близки, как например с Адрианом или с Балионом.

За холмами, усеянными хвоями, их ожидала вереница долин, разделенных реками. Вечером воды окрашивались красным, отражая уходящее солнце. Дэйн глядел за течением и слушал зов птиц, когда ставил палатку рядом с берегом. После приема пищи он заговорил с Энит.

— Как ты?

— Бывало и лучше. — Она слегка улыбнулась.

За два дня к ней вернулся более-менее спокойный вид, пропала бледность; немного улыбалась. Если до поцелуя он замечал ее взгляды, то после в глаза ему девушка не смотрела. Может, всему виной переживания, испытанные во время защиты деревни. Страх сковал ее тогда, но двух-трех бандитов он смогла подпалить. А может, все из-за спонтанного поцелуя — Дэйн не знал.

— Прошло всего несколько дней, а неприятности идут по пятам.

— Не такого я ожидала.

— До деревни Вевит осталось не так далеко. Вурза говорит, там все еще стоит каменная статуя Предка, а подле местные всегда поддерживают огонь. Он поможет тебе. Я могу помолиться Миратайну вместе с тобой.

— А Белое Пламя? — Она посмотрела на его накидку. — Позволит ли почитать иной огонь?

«Не знаю. — Этот вопрос он слышал часто, и Дэйн по-прежнему жив. — Оно отняло у меня многое, но я не дам Пламени ограничивать мою волю».

— Позволит.

— Я молюсь Предку каждый день. — Девушка провела пальцами по листьям клена. — Прошу уберечь Бетани. Вернуть ее ко мне… Иногда я вижу сны, как мы вместе в горнице играем, как пробуем ежевичные пироги и проводим время в библиотеке. Вчера ночь показала мне нашу прогулку в Роще Предка среди сосен. Это могло быть будущее?

Он не хотел расстраивать ее, говоря, что ее сны, как и многих других, скорее всего не имеют смысла. Потому решил утешить:

— Да. Необязательно бывать в Чертогах Амало и проходить Белое Омовение, чтобы созерцать вещие сны. Подчас они могут прийти неожиданно. — Дэйн закончил с палаткой и подошел к берегу реки. — Бетани рассказывала про свои сны?

— Даже не припомню… Если и говорила, то давно. Кошмары ее точно не беспокоили, иначе я бы знала.

— Она вам свои рисунки показывала?

— Да. Когда, например, она выбиралась из Лирвалла и с людьми его светлости отправлялась к кому-то на пиры или свадьбы, то любила рисовать увиденные пейзажи по дороге. Я тоже пробовала изобразить что-либо на пергаменте, но всегда получалось плохо. Да много другого тоже рисовала. Меня как-то изобразила. — Энит улыбнулась. — Я еще поинтересовалась: «А где же мои веснушки?». — Девушка помолчала, а потом спросила: — Откуда вы знаете, что она рисовала?

— Лейдал поведал. Да и многие знатные дети рисуют. Логично было предположить.

Адриан с Балионом позвали их разделить с ними овсяную кашу и зажаренную утку, подстреленную утром Вурзой у небольшого пруда с поваленным тополем. Когда девушка отошла, Дэйн решил прогуляться вдоль реки. Он перескакивал с одного заросшего мхом валуна на другой, и ветер, пропитанный илом, дул ему в лицо. Дэйн снова почувствовал себя семилетним мальчиком, который играется у воды с другими детьми. Дальше река заворачивала и виднелась заводь, к которой наклонились деревья. Там среди теней и синеватых папоротников плескался голавль.

Пробравшись сквозь заросли, он подошел к спрятанному деревьями месту, где ловили рыбу на донку. Рядом с колышком, вбитым у воды, лежало грузило и шнур из конского волоса. Дэйн стал умывать лицо, задумываясь о форте. Они скоро там будут, возможно, уже через две ночи. В Ландо будет ответ. Там все и завершится. «Завершится… — подумал он. — Даже если и отыщу ее, то что с того? — Дэйн подождал, пока волны не уйдут, и посмотрел на себя в глади. — Я не смогу вернуть былое и прежнего себя».

Он поглядел на темно-багровое небо.

«И что дальше? Что дальше?»

Дэйну показалось, что рядом с ним кто-то вздохнул.

— Энит?

— Могу и ей побыть, коль пожелаешь…

Никого. Камыши с папоротниками беспокойно колосились, да река запевала. Дэйн осмотрелся — он точно слышал голос.

— Привет, огонек.

Перед ним стоял Аед Града. Дэйн отпрянул назад от неожиданного гостя, чуть не упав в реку. Он не видел, как летописец подобрался. Как ему далось быть незамеченным?

— Энит… Ты хотел бы ее видеть тут? Неужели рыжая красавица запала в сердце угрюмому избранному или ты так справляешься с чувством вины? — Града сложил пальцы домиком. На нем не было того крестьянского вретища во время их первой встречи в забегаловке, как и красного кафтана при повторном знакомстве. Сейчас черное пальто закрывало тело Аеда, а свет уходящего солнца убегал от летописца. — Я смотрю, ты тут немножко приуныл — расстраиваешь, огонек. — Града укоризненно пошевелил указательным пальцем и подошел поближе. — Все любят смотреть на жизнерадостного героя, сильного и смелого, похожего на вашего рыцаря, любящего прятаться. Поэтому об Аморе создали много книг, будут и еще. Подумай, когда я напишу о тебе книгу, много ли читателей найдется? Кто захочет следить за пессимистичным капелланом, разговаривающим с мертвыми?

Получается, он шел за группой после их ночи в трактире. Зачем он преследовал их? Если тогда Дэйн полагал, что летописец пытается угодить и попросить помощи, потому что его хозяева так приказали — это неудивительно, за Дэйном и в Мереле частенько ходили люди, упрашивая уделить им время, а уж после знакомства с Лирами тяжело представить, что будет, — то сейчас озадачился. Он ходит за ними и может быть опасен. Что на уме у этого человека и здоров ли он? Кто он такой? Дэйн притронулся к ножнам, нащупывая рукоять меча, не отводя взгляда с улыбки Грады.

— Ну что ж ты к клинку тянешься, огонек… Давай лучше поговорим. Для приятных речей всегда так мало времени.

Он всунул меч обратно и сел на пенек рядом с кострищем, оставленным рыбаками. Дэйну стало так спокойно на душе. Удивительно, на его сознание, что, воздействовали?

Летописец уселся на торчавший из воды валун, отпугнув мальков. Он снял сандалии, бросил их на берег и окунул босые ноги в воду.

— Так ты разгадал ту загадку, приготовленную тебе Айлой? — с задором спросил Аед. — Тебе тогда было так дурно, что я испугался, неужели наш огонек потухнет прямо в начале истории?

— Нет, но я пытался пару раз.

— И? Там каждое видение важное, но сейчас больше всего меня интересует самое неприметное, промелькнувшее быстро. Почему Карвер Мондри в твоем бреду лежал на полу, бормоча что-то себе под нос в комнате девочки? Ты ведь видел прошлое? Чего он увидел такого, заставившего его тронуться умом той ночью, когда пропала Бетани Лир? И вообще, рыцарь сейчас в здравии? Ты вроде как разговаривал с ним? Что интересного сказал?

— Был бы в порядке, если бы люди Лейдала не держали его в темнице. Ничего не помнит, ничего не видел.

— Ты передаешь его слова, но он ведь не договаривает? Старик так испугался, что решил позабыть грозовую ночь. Что он увидел?

— Откуда я знаю? Я не всеведущий.

— А гипноз поможет ему вспомнить события? Думаю, да, ведь одна служанка вспомнила все… Кстати, а почему Лейдал горел Белым Огнем?

— Думал, это связано с моей неприязнью к нему. Пламя убьет его.

— Убьет? Точно убьет? Ты уверен? Не могло ли это значить другое?

— Что другое? Его съест Белое Пламя… Хотя это же несуразица какая-то получается…

— Чем же бедный сенешаль вызвал гнев у провидца?

— Подселил меня к верадской семье, желая, чтобы я рассказал об отце хозяйки. Мне все равно на их дела. Я тут ребенка ищу, а он мне ловушки ставит. Тебе какое дело до сенешаля? — огрызнулся Дэйн. — Не хочу о нем говорить.

— Может быть, он спросил то, чего не должен был спрашивать?

— Не буду о нем говорить, — отрезал Дэйн.

— Ха! Ну ты и огонек! — летописец рассмеялся и брызнул на него водой.

— Эй, какого хрена ты делаешь?!

— Дурачусь! Будь веселее!

Он все еще ощущал покой и удивлялся общению с летописцем. Дэйн решил встать, но словно неведомая преграда не пустила. Града каким-то образом его успокаивает и заставляет говорить.

— Что насчет шляпы нашего мага и зеленой вещицы в ней?

— Изумрудный кулон. Там любимые слова Нэи. Милосердная богиня первых народов всегда любила и оберегала добрых созданий.

— Леандрий — доброе создание? Такой был посыл?

— Я просто увидел сцену из будущего. Верады поблагодарили его подарком и все.

— А хотелось бы думать, зрели мы нечто большее. Может, подсказку?

— Ты меня утомил, летописец…

Дэйн не мог сжать кулаки, его руки онемели, как бывает, когда просыпаешься среди ночи. Темнота пришла, и на противоположном берегу зашумели лягушки.

— Не бойся приближающегося мрака, у нас еще есть время поговорить о мальчике. По правде сказать, из-за него я и пришел к тебе. Все твои видения, помощь призракам, Белое Пламя, Ландо и другой мир — это, конечно, увлекательно, но кое-кто хочет добраться до дома.

— О каком мальчике? Об Адриане что ли?

— Ты так и не прислушался к моим словам при первой встрече и в следующих тоже… — Града поднял ноги из воды и прижал к груди колени, обхватив их руками. Голос у него стал серьезным. — Я говорю о моем мальчике. О Виллене.

В забегаловке Аед рассказывал про друга, которому нужна помощь. Жрец говорил, что его спутник имеет сведения о пропавшей. И Дэйн не нашел времени для него. Эти два дня после стычки с бандитами он не хотел портить разговорами о Бетани или диалогом с этим Вилленом. Хадриец ведь говорил, что он ищет помощь у Белого Пламени, а значит, у Виллена какое-то горе стряслось. Дэйн желал два спокойных дня, тем более что спутник Иордана серьезно ранен и ему нужен покой. Хотя Дэйн уверен, что от такой раны он должен был умереть сразу, либо валяться в лихорадке, а не идти с ними.

— Ты так и не поговорил с ним.

— Это успеется. До Ландо еще пара дней. И столько же займут приготовления для прогулки по иному миру.

— Не такое хочется слышать от человека, который ищет пропавшую племянницу короля. Иордан ведь говорил, что Виллен многое знает.

— Ему нужен отдых.

— Да что ты? По нему не скажешь — здоров и силен. Признай, тебе просто не хочется ее искать. Но приказ командора ордена нужно выполнять, да, огонек? — Летописец улыбнулся.

Онемение продолжало сковывать пальцы на ногах и руки, доходя до плеча, как когда-то это делала подагра.

— Конечно, он мог подойти и сам к тебе, но Виллен всегда был немножко стеснительным, если дело касается чего-то личного. — Града приблизился к кострищу, щелкнул пальцем, и обугленные дрова загорелись алым пламенем, осветив фигуру летописца. Карие глаза его блестели огнем, как минеральное масло. — В огненном кругу он встретился с чудовищем и скрестил с ним клинки под взором смерти, лишь бы уберечь пленников, которых никогда не знал… — Града вздохнул, посмотрев на первые появляющиеся звезды. Цвет пламени был таким же, как при поединке Виллена и Агелора Безумного. — Таков мальчик. Красивый бой состоялся, я даже запечатлел это в красках. — Он достал из кармана сверток, развернул и показал Дэйну. Спутник жреца и главарь бандитов стояли друг напротив друга в пылающем кругу, а позади Виллена находился человек, нарисованный белой краской. — Ты когда-нибудь рисовал картины?

— Нет.

— Что книги, что картины — маленькая дверца в душу творца. Они сами о себе рассказывают. — Града убрал обратно в карман сверток, подошел к кустам и вытащил какой-то предмет. — Например, эта книга: «Синие горы» от Эдмунда Кастанелли. Казалось бы, шатиньонец, потомок марбеллов, верующий в Отца-Создателя, в своих трудах холодно отзовется о чуждых ему народах, как это делают многие его собратья по перу. Но что мы видим в его новой книге? В половине объема упоминается фольклор арделлов и лисэнов, а сам он пишет радужно о множестве своих приключений в землях верадов и гэльланов, о друзьях, говорящих на другом языке. Что бы ты мог рассказать об авторе? Каким он представляется?

— Возможно он… Неплохой человек, далёкий от предрассудков… Не знаю.

— Верно, огонёк. Человек с большим сердцем и очень набожный. Если хочешь увидеть душу человека и чем окрашено сердце его — прочти книгу, написанную им, иль посмотри картину. Когда я читал его страницы, которые он писал несколько лет, все шло замечательно, пока я не дошел до его последних глав… Белое сменилось темным, а добрые истории о приключениях автора в разных землях — на вопросы о природе зла и месте человека в безграничном пространстве. Это… Как бы неправильно. Так не надо делать.

«Сколько я здесь уже сижу? — думал Дэйн. — Он воздействует на мой разум… Сопротивляйся! Вставай! — Он попытался, но его ноги будто бы окаменели. — Сопротивляйся!»

— Да, сердце упрашивало его выговориться, но мне, как читателю было неприятно, все же надо заканчивать тексты, не погружаясь в печаль, коль уж начал с улыбок, — продолжал говорить Града, глядя на костер. — Это как замазать цветастый, летний пейзаж черными красками — неприятно. Когда я с ним виделся, он ничего у меня не купил — ни книг, ни картин. А ты? — спросил Града, отбросив книгу в кусты. — Хочешь приобрести что-нибудь? Могу и бесплатно подарить. Я же тебе говорил: я писатель и художник. У меня большая коллекция.

— Нет, не надо.

— Есть книга и о тебе. Она не закончена. Есть картина твоя… В ней не достаёт красок. Я могу всё исправить, огонёк. Убрать тусклый свет с твоих бледных очей и привнести туда жизни, о кой давно желал. Вернуть зелень лесов, где ты игрался ребенком, а быть может, привнести в глаза лилового вереска? Или, может, окрасить их во что-то новое — в цвет полуденного океана, например, как у милой Айлы? Чего ты хочешь?

«Сопротивляйся! Попробуй подняться!» — Умиротворённое состояние Дэйна потихоньку начало испаряться. Смятение нарастало; кровь снова хорошо циркулировала — уже мог сжать и разжать кулак.

— Ничего.

— Эдмунд сказал мне то же самое. Не проявил никакого интереса, ну, я попрощался с ним. И навестил только после прочтения книги. Хотел поспрашивать о последних главах и узнать, действительно ли это гложет его, но, к сожалению, он умер в тот же день…

Кто это? Почему он с ним говорит, будто бы они старые друзья?

Дэйн резко встал и отошёл назад.

— Спокойнее, огонёк, нет, это не сон и не видение. Да, я здесь, разговариваю с тобой. Это реальность.

— Ты воздействовал на моё сознание?!

— Я чуть-чуть успокоил тебя, могу ещё раз сделать подобное, но не буду. Так как время идёт, а нас дела зовут.

Аед Града надел сандалии, и зашагал по водной глади к середине реки, будто бы ее покрывал толстый слой льда. Дэйн не мог поверить в увиденное, он так и застыл, держась за рукоять меча. Летописец окликнул его:

— Если у нас состоится еще одна встреча, огонек, то я могу и в образе Энит появиться… Тогда, быть может, тебя не надо будет успокаивать для беседы? И помоги уж моему мальчику, не хочет он плавать в Изумрудном Море, — сказав это, Града помахал ему. У Дэйна мурашки пошли по спине.

Когда летописец дошел до другого берега, то исчез в объятиях темноты. Видно было только, как ветер беспокоит ветки черемухи у обрывистого места. Алый огонь тоже потух, оставив Дэйна одного.

«Какое-то безумие, — проговаривал Дэйн, идя к лагерю, — Может, это сон? Кошмар, где меня преследует какой-то дух. Это всего лишь привидение. Просто привидение».

Тут он услышал галдёж в лагере — кто-то с кем-то серьёзно спорил и, видимо, без участия сира Амора не обошлось.

— Ты не уважаешь Предка, а значит, не уважаешь и тех, кто ему поклоняется. И ладно, если бы на меня всё шло… Я стерпел бы. Но, нет же, надо обидеть и остальных своих товарищей!

— Я не оскорблял никого, — с улыбкой сказал Амор.

— Как вообще можно говорить такое о Миратайне? Его и так забывают… Зачем, Амор?

— Затем, что его не существует.

Если бы Балиону отец сказал, что его нашли в капусте и усыновили, то, наверное, у него сделалось бы лицо, как сейчас.

— Я хотел тебе врезать ранее и всё ж таки сдержался, но сейчас я сделаю это с огромным удовольствием! — процедил он.

— Врежь своей маме, коль уж любишь руками махать.

И тут последовал удар. Хлёсткий и быстрый. Амор пошатнулся и отошёл чуть назад и прислонил пальцы к носу, из которого начала течь кровь, заливая верхнюю губу.

Настала нервозная тишина, и все в лагере уставились на Амора, и уже готовы были попытаться вмешаться, если бы он обнажил меч после такого. Но он этого не сделал.

Амор Рейн без труда мог убить молодого рыцаря. В лагере думали, что легендарный воин, сильнейший мечник севера, любимец шатиньонцев, и просто герой, не оставит дело так и всё равно отомстит-то как-нибудь, но все ошибались.

Амор прокашлялся и сказал, улыбнувшись:

— Кулаки распускать — вы все горазды.

Балион уже ничего не предпринимал, просто стоял и смотрел на беловолосого рыцаря, точнее на его едкую ухмылку, которая, казалось, прилипла к Амору.

— Я не хотел этого, — тихо произнёс Балион, опустив голову.

— Как можно быть таким плохим человеком, сир Амор? — осуждающе спросила Энит. — Вы прямо хлещете бесстыдством, и унижение других — это ваш смысл?

— Это я плохой человек, веснушечка? Ну, да, мне врезали, и я — плохой человек. Ведь врезали «за дело». Замечательная логика. Просто блестящая. Нас непременно ждёт светлое будущее.

— Вы не понимаете… Мы изначально были добры друг к другу, относились с уважением… Такие разные люди… — Она взглянула на адена. — И не только люди, объединены общей целью, хорошей целью… А вы всё стараетесь сломать, вы словно вампир, но только вместо крови пьёте то тепло, что исходит от каждого, тем самым подрывая нашу надежду на хороший эпилог. Вы своим поведением зачем-то разрушаете эту хрупкую, редкую идиллию взаимопонимания… Зачем? Говорите, Предка не существует? Хорошо, это ваша воля — веровать или нет. Но зачем, зная, что для других вера в него — часть жизни, нужно разить речами об его отсутствии, делая другим больно? И вы знаете, какой удар наносите. Мы ведь не просим вас верить, мы просим ценить наши чувства… С младых лет я молила Предка о родителях, брате и сестренке, коих у меня никогда не было… В приюте дети надолго не задерживались и, привязавшись к кому-либо, я рано или поздно теряла друзей. Но Предок никогда не оставлял меня, и я продолжала молиться, веря, что когда-нибудь найду объятия. — Девушка приблизилась к Амору. — И он дал мне Бетани… Мою Бетани, ставшую мне сестрой… И Адриана, и Балиона — моих братьев и всех их… Он всегда был рядом… Не надо так, сир Амор, пожалуйста. Оскорбляйте меня, но не его…Не говорите, что Предка нет…

По ее щекам потекли слезы, но Энит не отводила взгляда от рыцаря, и Дэйн мог только гадать, какие чувства бушевали внутри нее.

— Ладно… Хорошо, так и быть… А теперь послушайте меня: да, я саркастичен, признаю, но никогда не ставлю себе цель кого-либо унизить и обидеть, просто привык я говорить напрямую. Да, я отвергаю любых богов и божеств, потому что ни разу ни одного из них не видел, а если бы узрел, то начал бы порицать, так как не считаю благодетельными созданиями, заслуживающими почитания на протяжении всей жизни, тех, кто допускает в своих владениях несправедливость и зло. Как примитивное создание, далеко не ушедшее от животных, признаю себя все же следующей ступенью развития, способной владеть объективизмом и актуализмом; а потому я категорически отрицаю любое насилие, жестокость и садизм, как физический, так и эмоциональный, месть и агрессию; хотя мне, к сожалению, и приходится сражаться, но только при самозащите; я никому не пожелаю потерять любимую женщину, но даже после утраты я нашел в себе силы продолжать следовать своим принципам, заботясь о своих детях, помогая другим, ничего не требуя взамен, и в итоге еще раз смог разделить свои чувства, найдя утешение и понимание; в основе моего мировоззрения… заложена любовь. Она даёт мне сил. Я люблю вас всех и… ошибочно полагал, что вы это видите… — выдал он совсем другим голосом — серьезным и благородным.

Все ошарашенно глядели на него, разинув рты. Энит со слезами на конопатом лице замерла и только глядела на уходящего в лес Амора. Такого откровения не ожидал никто.

«Что вообще происходит…» — подумал про себя Дэйн, протерев глаза, когда дым от костра атаковал его лицо.

— Что это было? — озадаченно спросил Балион.

«Представляла вас другим», — Дэйн вспомнил единственную фразу Энит из ночного бреда, когда девушка обратилась сначала к нему, а потом и к рыцарю.

— Ирония наивысшей ипостаси. Либо наш рыцарь в сияющих доспехах… Действительно, — рыцарь в сияющих доспехах, — сказал с улыбкой Леандрий, поворошив горящие дрова.

— Он часть Вечной Души, — тихо сказал Дантей, сидя на стволе упавшей осины и держа в руках талисман. И если сказанное им было большинством не услышано, то Дэйну последние два слова резанули ухо.

Дантея, находившегося дальше всех от костра, сложно было разглядеть в темноте, но выгравированные крылья на латах светились красным, а секира, лежавшая рядом, излучала знакомый бирюзовый свет.

— Ты сказал «Вечная Душа»? — спросил Дэйн, приблизившись.

— Она самая.

— Где ты это услышал?

— Аделаида поведала мне.

— Это та женщина, с которой ты был на празднике?

— Да.

— Вы с ней придерживаетесь учений Мученицы?

— Это она и есть.

Дэйн вопросительно уставился на собеседника.

— Подожди, хочешь сказать, что святая Мученица, умерщвлённая более тридцати лет назад, и женщина, с которой ты был на празднике, представившаяся Аделаидой — один и тот же человек?

— Угу, — буркнул Дантей. — Ты только сейчас это понял?

У Дэйна разболелась голова, ему нужно поспать. Больно много всего произошло под конец дня.

— Возродилась?..

Дантей кивнул, и Дэйн не стал продолжать с ним диалог.

Амор ушел в глубину леса, и Вурза с Леандрием последовали за рыцарем. Дэйн поглядел на дергающуюся от ветра палатку и прикрыл рот рукой, когда зевнул. Он не сможет уснуть, пока в лагере находятся не все. Надо привести рыцаря обратно. Неужели прославленный шатиньонец обиделся?

Дэйн отыскал их среди дюжины дубов — недалеко ушли. Рыцарь уселся около дерева и молчал.

— Братец, ты чего так? Неужто в тебя вселился кто? — рассмеялся маг, похлопав Амора по плечу. — Ты, давай, прекращай, нас там водица дожидается.

Лесничий присел рядом с Амором и сказал:

— Не серчай на них, добрый молодец. Я-то ведаю, кой ты, вижу тебя. Ты ж, это, добрый! Ведь младшего не обидишь, тётечку силой не возымеешь брать, собачку не пнёшь! По секрету сказ будет: — Вурза наклонился к рыцарю, — я же о тебе все истории знаю! И дитяткам рассказываю! А они и рады! Хорошие истории с хорошими героями, а не какая-то чепуха! И дети перенимают хорошие примеры и достойными вырастают! Вот был бы я молод, с тобой бы путешествовал, да люду помогал… Лесничий это, конечно, хорошо, но вот пробороздить королевство-то наше вдоль и поперёк хотелось бы! Эх… только, вот, старый я…

— И что? Это не помеха. Ходить можешь? — можешь и ходишь, получше и шустрее молодняка. Хочешь — делай.

— Что?! Вот так вот просто, сынок?!

— Конечно, а почему нет? — произнёс Амор. — Я ведь также просто и присоединился к вам, хотя мог устраивать пиры и умирать в праздности, как это делают другие. Но я здесь, с вами, общаюсь на равных. После того как мы вернёмся в Лирвалл, присоединяйся ко мне, у меня в планах есть несколько мест, в том числе в авелинские государства планирую наведаться.

— Ну ты даёшь, сыночек!.. Ладно уж, останусь в Лирвалле. Детвора-то там местная привязалась ко мне, и я к ним тоже; тяжело будет расставаться после стольких лет, не поймут они, да и я не пойму. Ты, это, навестишь их тогда со мной?! Они же рады будут как никогда!

— Хорошо, навещу.

— Спасибо тебе.

— Вот, — показал Вурза на Дэйна, — сыночек тоже слушал истории о тебе, когда я глаголил о них в Лирвалле. Иначе не пришел бы сейчас и не отыскал нас, — сказал лесничий и засмеялся.

— И какая история тебе понравилась больше, капеллан? — спросил рыцарь.

— Та, где ты умираешь. — Темноту пронзил неизвестный голос с быстротой хищника.

Затем послышалось какое-то подобие свиста, и Леандрий рухнул на землю. Средь крон деревьев возникли черные фигуры. Тень, стоящая впереди, произнесла:

— Зря вы покалечили младшего сына Бертольда Айхарда.