Глава 7 (Дэйн)


Главный зал замка Лиров понемногу преображался: слуги старались наполнить помещение вещами, которые могли бы порадовать глаз господ в такие нехорошие дни. Гобелены с вышитыми воронами вешались как можно выше на каменных стенах; заранее был выделен отдельный уголок для сцены, где будут выступать музыкальные труппы; обросший щетиной, невыспавшийся герольд недовольно окунал перо в чернила, записывая темы для своих речей на предстоящее событие.

Во сне янтарное озеро окутало его: он встретил девушку среди пшеничных полей. Но никто в замке не знал, где в герцогстве обитали гэльланы. Кто-то говорил, что жили, а теперь вообще от них ничего не осталось в местных краях, кто-то утверждал, что и сейчас живут. Никто не знал, где было последнее пристанище этого народа в Лирвалле. Ему на мгновение показалось, что здесь он лишь потеряет время, помощи и подсказок не будет. Ответ скрывается вдали.

Он решил отправиться в место, напоминавшее золотой простор из сновидения. Через него Дэйн проезжал, когда направлялся в город. Плодородные поля из пшеницы.

— Могу я пойти с вами? — спросил Адриан. На нём синее монашеское одеяние. Сидел за столиком, играя в шахматы с одним из слуг.

Для юноши, будущего духовного лица, дни, проводимые за изучением писаний пророка Меллана, стали обыденностью, и скука порой не давала покоя. И когда подвернулся случай, Адриан решил воспользоваться любой возможностью, лишь бы помочь. Дэйн отлично понимал парня и его рвение, а потому решил взять его с собой.

Идём, — сказал Дэйн, приятно удивив юношу, который не ожидал скорого согласия.

Направились они в предместья Лирвалла. Низины с колыхающейся пшеницей хорошо запомнились Дэйну. Сон поведал, что ответ где-то там.

Бродили уже около часа, но ничего не нашли. Решили отойти к лесочку, где воробьи в кустах не переставали щебетать, старательно выискивая букашек. Положил Адриан сумку на траву, туда же и кинжал и сел под деревце, к которому привязал коня, спрятавшись от солнца, неожиданно вырвавшееся из толщи облаков. Дэйн погладил кобылу, достал бурдюк и сделал глоток воды и затем поделился ей с юношей.

— Сюда вас привели видения?

— Да, но это не то место, оно просто похоже. Во сне ходил по полям пшеницы; гэльланка сказала, что именно там я смогу её отыскать.

— Гэльланка? Этот народ ведь тут уже как век не отыскать. А таких полей тут немерено. Сколько же времени придётся затратить, чтобы найти нужное?

— Сказала, что жила где-то в этих краях. Совсем недалеко. Если судить по её одежде и тому, что говорила она на нашем языке, в её поселении жили как гэльланы, так и шатиньонцы. Сказала, что увижу ребёнка, но не в телесном обличии, а в ином, в том, что мы не ведаем и не осязаем.

— Что имелось в виду?

— Не знаю.

— Так то мы тут почти всё обошли, и ничего интересного… Не думали ли вы, что видели сон без смысла и логики? Я не хочу сомневаться в ваших видениях, но… — Адриан не договорил, так как заметил отвлечённый взгляд Дэйна, направленный к полю. Дэйн ухватился за рукоять меча, ожидая встречу с угрозой, нёсшейся на четырёх лапах. Адриан подобрал кинжал и обернулся.

Крупный пёс мчался к ним, оскалив зубы и высунув язык.

Дэйну казалось, что, вот, сейчас размашистым ударом ему придётся отсечь голову животному. Он не сомневается. Будет один удар. Этого достаточно.

— Эй, стой, тварина ты тупая! — раздался старческий голос в улесье.

Псина резко остановилась, залаяла, оскалилась на двух путников, затем приутихла и побежала к хозяину.

— Ах ты, бесовщина окаянная, — замахнулся появившийся старик, будто бы собрался нанести удар, — почто на людей добрых кидаешься?!

— Это как понимать, старче? — спросил Дэйн, облегчённо выдохнув.

— Но-но, не балакай, молодец, ничего не изменишь, лишь усугубишь всё. А собачка то уже вину признала. Лучше — уши навостри, ведь дед Вурза рассказиками взрослых особо не балует в нынешний век.

— От твоего пса могут пострадать… Подожди, ты ведь…

— Токмо детки умеют хорошо слушать, но, так и быть, я уделю тебе времечко… Ведь ты вчера не дослушал.

— Ты тот нищий, что нелепицами разбрасывался?

— Но-но, правды там много… Чего? Нищий?! Сынок, ты что?!

— И что ты тут забыл? Следил за мной?

Старик заострил взгляд на Дэйне, подтянул осанку, чтобы хоть как-то придать важности своей персоне и с хрипотой промолвил:

— Ежели я и слежу за чем-то, то только за лесами.

— Это… — Адриан посмотрел повнимательнее, — да, это наш лесничий. Нечасто появляется в замке.

— Тебя тоже видывал. Важная персона.

— Вурза, значит?

— Ха! — Старик улыбнулся, поглядев на Дэйна. — Ты тоже хорошо слушал! Вы чего тута забыли, сынки?

— Я из ордена Белого Пламени. Помогаю его светлости.

— А-а… Да, — Вурза подошёл поближе, — вижу. А почто глазищи такие тусклые?

— Можешь сказать, где поблизости жили последние гэльланы? Или, быть может, кто-то из них сейчас здесь проживает? Может…

— Хорош, — прервал Дэйна старик, сняв с головы шапку, сделанную из енота.

Уселся он прямо на влажную траву, вытащил из курточки смятую папироску, втянул её запах, а затем удобно улёгся и попытался уснуть.

Дэйн с Адрианом непонимающе переглянулись.

— Вурза!

Эй! Ишь чего! Имели бы уважения…

— Ответь на вопрос.

— Да, поблизости жили они. Последние были в Локотках — заброшенная деревня к западу от города. Я, это, когда ещё мальцом был, застал день их выселения. Ну, там, кровушки то не было, как любят молвить недруги Родины, она была потом, когда местные мужики делили добро меж собой, оставленное вывезенными гэльланами.

— Это ладно, но… Ты не помнишь, там сжигали людей?

— Бр-р, — лицо старика перекосило, — такого здесь не было. Я не помню. Головы рубили, на колья сажали, но чтоб человека в огонь?! Мы, что, дикари какие-то?

Собака, смотря виноватыми глазами на хозяина, заскулила.

— А ну, тихо!

Усердно повиляв хвостом, она гавкнула, пробежалась вокруг ягдташа Вурзы, оставленного на земле, и стала разнюхивать сумку.

— Небось, куропатку поймал? — проговорил Дэйн.

— За птичкой токмо вечером поохочусь! — сказал старик, отталкивая животное от ягдташа. — А утречко приносит кролика!

— Сколько идти до деревни?

— Не нужно, мальцы! Проклятое место, говорю вам! Люд опасается туда ходить, мол, призраки бродят там.

— Мне придётся отправиться туда, — сухо сказал Дэйн.

— Эх… Если на заре двинетесь по западному тракту на лошадях, то к полудню, будете на месте. Но не нужно, ребятки, не нужно.

Собака всё-таки смогла вытащить желаемое, бросив кролика перед Дэйном.

— Ну и как это прикажете называть, сынки? Похоже, пёсик нашёл себе друзей.

На следующий день отправились они в Локотки — деревушку, что уже долгое время была заброшена. По дороге у местных они уточнили местоположение деревни, им пришлось еще вначале свернуть чуть севернее.

То самое место из сна Дэйна: огромное заросшее поле из дикой пшеницы, которое подобно бушующему морю, прячущее в глубинах древние тайны; оно завораживает, нагоняет скорбь, принуждает к сну. Все в желтых тонах, от них не избавиться, не убежать. Дэйн и Адриан входят в это янтарное море и идут вперед, следя за солнцем. Лошади чуют что-то, боятся, но продолжают двигаться.

Дорога становится хуже, ее уже не видно; появляются капища, какие-то из них забыты и полностью заросли мхом, сохранившиеся же все еще принимают гостей, получая скудную пищу от редких посетителей. Они проходят мельницу, у которой обвалилась половина крыши. Колосья пшеницы теперь достигают груди; забор не виден, а вот покосившееся пугало раскинуло руки в разные стороны, словно приветствуя незваных гостей. Уже видны некоторые избы, а дальше — домики покрупнее.

— Вы когда-нибудь видели привидений? — спросил Адриан, всматриваясь в поселение.

— Каждый день вижу; они приходят ко мне во снах.

— А наяву?

— Приходилось.

— Сестра Вэя говорит, что все образы мертвых, навещающих живых, — это попытка Мотылька сделать нас слабыми. Он возвращает прошлое, чтобы нагнать скорбь в ранимое сердце человека, и начинает овладевать им, не получая отпора.

«Мотылек… — задумался Дэйн. — И чем же один из самых древних культов не угодил верующим в Создателя? Чем он заслужил первенство в списке запрещенных богов, наряду с человеческими жертвоприношениями Лебеса и Алида нир Вала, таинствами Кабаноголового? — Он начал вспоминать. — Прародитель… Да, конечно… Мотылек уравнял всех: и монарх и крестьянин при нем делят один хлеб. Самый страшный враг для Десяти Пророков».

— А ты что думаешь? — спросил Дэйн, проведя пальцами по колосьям пшеницы

— Даже не знаю, еще ни разу не видел духов, чтобы сделать какой-то вывод.

— Насчет прошлого.

— Я люблю иногда повспоминать место, где вырос. В этом ничего плохого. Замок Вандере на Вороньем Утесе, Синие горы, Сапфирово море; мама, которая до сих пор в своей обители, и братья, идущие по другому пути.

— Сколько ты их уже не видел?

— Шестой год идет.

— Почему не навестишь их?

— А почему они не навестят меня?

Дэйн не стал продолжать диалог, так как услышал обиду в последних словах юноши. Полуденное солнце сильно пекло, даже в тени были душно. Казалось, что чем ближе они к сердцевине заброшенного селения, тем сильнее ударяла жара.

— Почему вы прыгнули в огонь? — неожиданно спросил Адриан.

— Тебе очень важно это знать?

— Да нет… Просто интересно.

— Знаешь, что такое подагра?

— Когда человек не может ходить?..

— Хуже. Когда он не может сделать ничего. Все тело воспалено и не способен пошевелиться. — Дэйн понизил голос и тяжело сглотнул. — Ты ничего не можешь сделать, не испытав боль.

— И…

— И болезнь настигла меня, когда, казалось, все было неплохо. Просто пришла без стука. Это… Скажу тебе так, даже врагу никогда не пожелаю такого. — Он помнил ту красноту на суставах, на всем теле; было ощущение, что под распухшей кожей горят угли. Помнил темные глаза Марии, не знающие, как помочь. Но большего всего запомнился ужас от осознания своей беспомощности.

— Значит, Белое Пламя излечило вас?

— Да, излечило.

Они прошли в центр деревни, где располагался колодец, вокруг которого были разброшены кадки. Карканье ворон переплеталось с мелодией кукушки, доносившейся со стороны мельницы.

— Она сказала, что средь вереска её дом.

— Я не вижу вереска, лишь злаки.

— Тихо, слышишь?

Тиарн, Тиарн, время просыпаться,

Радость подари; нарисуй нам синеву,

Не осмелиться никто горестью плескаться,

Тепло в твои руки я же принесу,

Тиарн, Тиарн, не забывай нас,

В этот непростой час,

Как и мы тебя не забыли,

Когда волки завоевателей взвыли.


Мелодичный девичий голос плавно доносился из дома, стены которого были изрисованы различными знаками, где виднелась фигура с мечом и огнем — один из символов Миратайна. Ладонь Создателя и другие редкие изображения, ставшие частью культуры шатиньонцев. Люди верили, что, нанося подобные знаки на дома, могут, тем самым, отпугивать нечисть. Казалось, что здание было построено совсем недавно; краска не выцвела, а брусчатые стены никогда не темнели.

Дверь была открыта; слышался треск домашнего огня.

Дэйн тихо подошёл к порогу и замер, узрев её снова. Гэльланка из снов; ее лицо было таким же прекрасным, и светилось оно юной беззаботностью. Прозрачная фигура девушки сидела за столом, любуясь в зеркальце. Мелодию напевала то на языке марбеллов, то на языке народов Арлена.

— Это ты, — радостно произнесла она. — Не думала, что отыщешь меня, да так быстро. Тебе удалось найти мою обитель. Давно сюда никто не заходил; ты еще кого-то привёл.

— Ты не назвала своё имя.

— Риэннон. А вас как величать?

— Дэйн и Адриан. Ты… — он осторожно пытался подобрать слова. — Ты ведь мертва?

Улыбка медленно исчезла с лица девушки.

— Дэйн, это…

— Ни слова, говорю только я, — перебил он Адриана.

— Уже очень долгое время, — тихо проговорила она и посмотрела в зеркало.

— В моём сне ты сказала, что если я найду это место, то увижу пропавшего ребёнка. В ином обличии.

— Верно, Дэйн. Она прямо здесь, — указала Риэннон на зеркальную поверхность, ритмично постукивая пальцами по ней.

Дэйн нахмурил брови, спросив:

— Как это понимать?

— Она там… — гэльланка продолжала касаться зеркальца, — она там. Посмотри… — сказала она, положив зеркало на стол

Он опасливо взял вещицу. Почерневшая серебряная рама, с выгравированным изображением купающихся лебедей. Рукоятка из красного дуба, изрисованная узорами природы, напоминавшие летние дни. В отражении на Дэйна смотрели белые, больные глаза. Казалось, чужие, но, нет, его же.

— Среди вереска теперь дитя.

— Что с ней случилось? — спросил Дэйн, глядя на отражение. При чём тут вереск?

— За ней пришёл Анор. Была сильная гроза; ветра несли за собой животный вой, можно было даже услышать людские крики. И в один миг явилась такая яркая вспышка… Она словно остановила поток времени, в этот миг мне показалось, что день всё-таки победил ночь. Я… я не могу выходить за пределы этого селения… но лесные обитатели всё видели, они рассказали мне о бледнолицем, у которого кожа была словно снег. Они и сказали, что это был Анор, пришедший за дочерью завоевателей. И после той ночи в отражении я стала созерцать ребёнка среди вереска.

«Анор… Бог времени и смерти в гэльланских сказаниях, — вспоминал Дэйн. Знания о легендах первых народов Арлена он подчерпнул из разговоров со знакомыми арделлами. — Эти народы боятся о нем говорить. Боятся думать. Породивший время слышит мысли всех».

— У Лиров были такие же зеркала, — тихо говорил Адриан. — Работа одного их мастера.

— Мне говорили, что Бетани потеряла своё во время прогулки. Откуда оно у тебя? — спросил Дэйн.

— Лесные обитатели принесли давно, чтобы сделать мне приятное. Да, возможно, это и её.

Дэйн положил зеркальце на стол, сделал пару шагов в сторону, осмотрелся, глянул в сторону окна, где ветер покачивал пшеницу.

— Я могу взять зеркало?

Гэльланка опустила взор и сделала паузу.

— Да, ведь оно никогда не принадлежало мне- с грустью сказала она.

— Нам нужно идти, — проговорил Дэйн, посмотрев на Адриана. Юноша стоял у стены и с изумлением продолжал смотреть на призрака.

— Дэйн, — произнесла Риэннон, встав с табурета, — Я думала, ты пришел, чтобы избавить это место от проклятия и освободить меня…

— Мне бы хотелось, но я не могу помочь всем.

— Ладно, — сказала гэльланка, расстроившись, — но знай, я буду ждать здесь, надеясь на твое возвращение. — Она посмотрела в окно, где высокие ели безжалостно колыхались ветром. — О, нет, почему сегодня? Нет… Вам надо уходить!

Дэйн поднял голову.

— Что случилось?

— Это опять начинается! Уходите, быстрее!

После её слов по нему вдарил запах гари, а через мгновение за окном огненный столб устремился ввысь. Огонь разливался по всей местности, ничего не жалея, и постепенно подходил к дому. Дэйн пересёк порог и осознал, что идти некуда: везде было пламя, а когда вбежал обратно, обнаружил, что в здании они одни; на мгновение он потерял гэльланку, но её образ тут же явился вновь со словами:

— Простите меня, я не хотела… — жалостливо проговорила девушка. Этого сегодня не должно было быть! В преддверии праздника прошлое не возвращается! Нет!

Огонь окружал их, и всё полыхало. Густой дым уже пробирался внутрь. Они были в ловушке. Из сердцевины огня доносились звуки: ор толпы, крики, а затем пронзительный вопль заглушил всё. Истошный и ужасающий. Риэннон закрыла уши, сомкнула глаза и зарыдала. Дэйн разрезал часть своей одежды, намочил водой из бурдюка и закрыл ею часть лица, то же самое сделал и для Адриана.

— Останови это! — закричал Дэйн. — Останови!

— Я не знаю как…

Дэйн выругался отборным матом, выглянул наружу, затем сказал Адриану следовать за ним. Но прямо на пороге встал, как вкопанный. Зеркало осталось на столе.

Когда он потянулся за зеркальцем, то он мимолётно соприкоснулся с ладонью призрака. Через руку Дэйна словно молния прошлась, он оглох на одно ухо, резко заболели его передние зубы, подкосились ноги. Столько образов прошлого пронеслись мимо его глаз, всех их он отшвырнул подальше и оставил лишь настоящее.

— Бежим! — закричал Дэйн.

Огонь не успел ещё везде разлиться, и кое-где оставалось место для побега. То и дело столбы пламени хаотично вздымались вверх, подобно фонтану; грубый гвалт не утихал, а одинокий крик становился ещё пронзительнее, вынудив Дэйна обратить на него взор. Чёрные силуэты двигались безобразно, кружа около большого призрачного костра.

Они не знали, сколько уже пробежали, но время не щадило.

Кажется, что огонь теперь не оставил им надежду, выход, который Дэйн с Адрианом увидели ранее, был им поглощён. Он осознал, что это конец, и паника начала окутывать его.

— Сюда! — кричала Риэннон недалеко от них. Призрак нашёл для них выход.

Дэйн увидел, что у Адриана практически не осталось сил; он помог юноше подняться и чуть ли не вытолкнул его к выходу, туда где была гэльланка. Парень оказался за огненным кругом. Последовав за ним, он ощутил резкую боль в правой голени, будто бы его там полоснули лезвием, а за тем рухнул наземь. Одна из чёрных фигур ухватилась за его ногу. Чёрное лицо призрака на мгновение обрело цвета, показав уродливую гримасу. Дэйн поднялся и, вытащив меч, изо всех сил рубанул по фантому. Лезвие прошло сквозь руки призрака, не причинив ему вреда. Но когда прозрачные руки Риэннон обхватили шею черного фантома и потянули его назад, последний отпустил голень.

— В преддверии праздника прошлое не возвращается! — кричала она, утаскивая назад черного призрака. Их фигуры утонули в огне, оставив за собой клубы дыма.

Подобрав меч, Дэйн помчался к последнему проёму, остававшемуся вне огня. И после того, как он пересёк его, всё исчезло. Языков пламени не было, дыма и запаха тоже; пара облачков, затерявшихся в небесном море, двигалась на запад. Дэйн лежал и смотрел на них, всё это словно сон. Он поднялся, колосья пшеницы, ранее горевшие, соприкасались с его телом. Дэйн окликнул Адриана, и юноша ответил, он был недалеко. Риэннон пропала. И поселение тоже. Его будто и не существовало. Лишь поля пшеницы и лес.

В руке Дэйн крепко сжимал зеркало и смотрел на своё отражение; лицо было всё в копоти, а глаза такими же больными, но на этот раз ещё и покрасневшими. Адриан сидел на земле, не говоря ни слова; Дэйн тоже не говорил. Отправились они обратно, но юноша прервал молчание:

— Что это было?..

— Иногда умершие навещают нас не только во снах. — Дэйн прижал ладонь к уху — оно побаливало. — Не рассказывай о том, что здесь произошло. Мне не нужны неприятности из-за тебя. Ты сам решил пойти со мной.

— Да, конечно… Я… Хорошо.


Загрузка...