Дэйн приближался к предместьям крупного города, что находился на востоке государства Шатиньон. Местные встречали его с опаской, провожая недобрым взглядом. С завистью смотрели на его одежду, на красиво выглядящую чёрную накидку из толстой ткани с вышитым изображением белого огня. Редкий гость, не сулящий ничего хорошего местному люду.
Детвора в грязных лохмотьях стала бегать вокруг него, прося чего-нибудь дать, пока их не окликнула низкорослая тучная женщина с громовым голосом. Они с испугом повиновались. Самый младший пожелал удачи, на что Дэйн приятно удивился и улыбнулся.
Дорожка, усеянная камнями, змеей изгибалась среди деревенских домов, где из окон на него таращились крестьяне; он чуть не проворонил деревянную фигурку мужчины, укрытую навесом. Дэйн даже перешел на шаг, чтобы лучше разглядеть. Свечки, подношения в виде пищи и самых разнообразных цветков и растений говорили о том, что Миратайна ещё не позабыли, и будет ещё жить-поживать он. Тем не менее время, природа и люди не пощадили Предка.
Когда он обошел предместья, то очутился, поднявшись немного выше по тропе, среди полей пшеницы. Жёлтый пейзаж завлекал и не отпускал. Впереди виднелись трёхсотлетние каменные стены, а за ними, где-то в дальней части города, можно было разглядеть две высокие башни замка.
Стены встречали его угрюмыми гримасами стражников, лица которых практически ничем не отличались от морд тех, кто обычно пытается ограбить путников на тракте или ночью в городе. Один из них, спросив у Дэйна откуда он идет и мельком увидев документ от командора ордена, без лишних слов позволил пройти ему.
Все в округе бурлило жизнью. Резкие запахи, по большей части неприятные, встречали любого гостя, решившего посетить город, хранивший в себе историю многих знатных шатиньонцев.
Видимо, его тёмная накидка была куда красивее местных синих гербовых и сразу же привлекала внимание, потому что по-другому объяснить столпотворение народа вокруг себя Дэйн не мог. Хотя, нет, они ко всем так приставали, кто мало-мальски оставлял впечатление человека, у которого за поясом есть толстый мешок со звонкими монетами. Кобыла Дэйна недовольно фыркнула от наглых и грязных жителей, которые будто бы узрели наяву пророка Меллана, решившего вдруг навестить тех, за которых он принял когда-то мученическую смерть. Жадные ручонки тянулись к нему, ожидая прикосновение с холодным металлом монет. Ну, Дэйн не был государем и вельможей, а потому щедрые подаяния были ему незнакомы. Беззубый старик, говоря, что он ветеран шатиньонских войн просил подать, но его тут же сместили другие с такими же просьбами. Их было много, как будто бы специально ждали. Внимание привлекла женщина с обнаженной грудью, но все испортила ее беззубая улыбка.
«И так одет скромно, куда уж ещё!» — Дэйн выругался про себя.
— Господин лыцаль, а, господин лыцаль! — Детский голос всплывал над всеми остальными.
Казалось, этому круговороту любознательных горожан не будет предела, но толпа растаяла, как снежинка на кончике языка, и снова смешалась с округой. Дэйн не сразу понял, почему ему вдруг посчастливилось стать неинтересной персоной. Быстро начал проверять наличие пожитков у себя и у лошади, похлопывая себя по телу — вроде бы все было на месте, меч тоже. Тут еще и новые лица возникли, которые-то и навели порядок.
Широкоплечий, тучный, с маленьким носом, напоминавшим пятачок вепря, и толстыми красными щеками мужичок в вылинявшей тунике с гербом Шатиньона — двумя черными воронами на синем фоне — стоял недалеко. Окруженный солдатами, вальяжно держал он ладонь на рукоятке железного палаша. Опять это грозное и угрюмое выражение лица, грязное, напоминающее лужицу, оставшуюся от коровьего копыта. Дэйн невольно задумался, что прошлая компания, возможно, была лучшим вариантом для новых знакомств.
— Глядите-ка, новая звезда у нас тут, и ведь не уродец какой-то. Последний раз подобный ажиотаж здесь устроил конокрад, которого мы целый день насаживали на кол, — стражник в центре сотворил что-то наподобие смеха, напоминавшее похрюкивание, все остальные загоготали дружно вслед за лидером.
— Ох, Ренато, ты посмотри! — встревожился самый молодой стражник. — Огонь на груди! Из ордена чужак будет!
— Да неужели?! А мы-то не поняли.
Один из стражников отвесил подзатыльник по бритой башке молодого.
Главный выдвинулся и представился:
— Я капитан стражи. Ты ведь сюда не проповедями приехал разбрасываться? — спросил Ренато. — Такие как ты, здесь редкие гости.
— Есть приказ от командора ордена Илриона Лекра, требующий явиться ко двору герцога.
— А я полагал, сюда пришлют отряд. Что ж ты такого умеешь? Ай, не говори, не хочу знать, дай взглянуть. — Ренато подошел ближе и, взяв в руки сверток, открыл его, прищурив маленькие глаза, заострив внимание на черной печати, а затем и на тексте. — А, да. Все ясно. Идем, провожу тебя.
«Сделал вид, будто умеешь читать?» — хотелось спросить, но дерзить не стал.
Капитан махнул рукой, и все его люди разбрелись кто куда. Дэйн слез с кобылы, взял её под уздцы и отправился вровень со стражником.
Подул прохладный ветер со стороны разветвленных рек, где, по словам рыбаков, в глубоких темных заводях плавали неупокоенные души утопленников. Воздух, пропитанный илом, окутывал их снова и снова и шёл дальше, теряясь в лесах и пшеничных полях.
— Как ты понял, я был осведомлён о твоём прибытии, точнее, мы знали, что, вот, в ближайшие дни в Лирвалл может прибыть орденская делегация, поэтому пропустить тебя мимо глаз мы просто не могли. Значит, ты в курсе дел? — спросил Ренато и бесцеремонно, будто бы такое он проделывает каждый день, взял толстую морковь с ближайшего прилавка, пожилая хозяйка которого сделала вид, что ничего не видела. Вытащив нож, он отрезал корешок. — По поводу пропажи?
— Знаю только то, о чем излагалось в письме, без каких-либо подробностей, — безразлично ответил Дэйн, не смотря на стража. Блюститель правопорядка с набитым ртом надломил кусочек моркови. Дэйн молча отказался от угощения.
— Пропал ребенок, пропал… — стражник сделал мрачную паузу, заставившую Дэйна обратить взор на него. — Они часто пропадают. Дети. — Он с трудом проглотил плохо пережеванный кусок овоща. — А потом находятся у предместий, где-нибудь рядом с лесом с замученными глазами, а чаще не находятся. Я сполна уже навидался.
— Не сомневаюсь.
— Но кто бы мог подумать, что дитятко Лиров исчезнет. Люд тут до сих пор толком не осознал, что произошло. Да я порой и сам не понимаю.
Дэйн и не заметил, как быстро изменилась городская обстановка, пока они подходили к замку: лачуги и полуразвалившиеся мазанки вместе с деревянными общежитиями сменились на резьбовые дома из двух-трех этажей. Площадь, усеянная глиняными плитами, расстилалась в самой высокой и дальней части города — прямо перед замком. Людей заметно стало меньше, но монет в их толстых кошельках куда больше.
— Небось у самого такой же дом, м? — спросил Ренато и с улыбкой поприветствовал седого знатного горожанина. — Вы, фанатики в красивых одеяниях, хорошо наживаетесь на честной вере люда.
Они остановились прямо перед воротами замка, где две воротные башни казались застывшими великанами, превращенными в камень.
— Дальше пойдешь один. Там тебя проводят к нужным людям. Да, и не шастай по ночам. Опасно, — сказал стражник и с ухмылкой удалился.
Внутри Лирвальский замок не такой притягательный, каким он казался снаружи при красном зареве. «С пропажей Бетани Лир, наша обитель неспешно умирает, а призраки льют слезы над горем потомков. — Слова старовера, с которым Дэйн разговорился в гостиной, лучше всего передавали ощущения. Можно предположить, что замок всегда казался негостеприимным к тем, кто ни разу не переступал его порога раньше. В нем витал еще этот древний непреклонный дух народа с дальних земель, с континента, где лишь долгие зимы истинные хозяева. Марбеллы возвели здесь первые стены из дерева, а потом и из камня, строили плотины и обрабатывали благую почву, не забывая молиться своему богу, ныне уже забываемому Миратайну, которого новая религия Создателя и ее конфессии неспешно затмевают. — В тебе пламя чужеродное, подобное незримым шепотам, во мне же — согревающий огонь Предка, — продолжал говорить старовер, склонившись перед иконой его божества. — Помолимся, сынок, и Миратайн прогонит злосчастье и поможет тебе». «Спасибо за заботу, но я не молиться сюда пришел», — ответил ему Дэйн. — «Токмо мольбой и отыщем чадо». — «Хорошая уверенность, старче, мне бы такую, авось и зажил бы».
«Благослови, Миратайн, выжившего в огне, и дай ему сил для борьбы с тьмой». — Другой старовер, уже помоложе, со светлыми волосами сделал знак рукой и поприветствовал Дэйна.
Пока кобылой занялся конюх, его самого по длинному коридору вели два рыцаря герцога Вилдэра Лира, не отправившихся со своим сюзереном к королю. Свет от огня настенных факелов заливал накидку оранжевыми тонами. Ощущалась сырость.
«Чужеродное пламя», — повторил про себя Дэйн слова старца. Он действительно чувствует себя здесь неуютно, подобно скромному мальчишке в гостях. А ведь Дэйн тоже потомок марбеллов, как и окружающие его. Эта обитель все еще хранила в себе тайны, способные открыть дорогу к забытому прошлому народа-завоевателя.
Дубовые двери, имеющие мраморные ручки в виде ворон, со скрипом отворились, явив взору просторную комнату, в центре которой за круглым столом восседал мужчина, который легким движением руки подозвал пришедших к себе. Этот завсегдатай замка не был воином, песнь меча и клич копья были чуждыми для его аристократических тонких пальцев. Ясный взор и честные глаза вкупе с классически красивыми чертами лица заставляли людей воспринимать его как человека нравственного и искреннего. Золотые волосы были гладко уложены назад и показывали прямой лоб. Яркий шелковый наряд подстать цвету его волос и создавал образ уверенного человека.
— Я смотрю, — Дэйн вздохнул, поправляя подготовленное для него кресло, — вы меня тут все ждали. — Он сел перед мужчиной в желтом наряде, а по бокам расположились сопровождавшие рыцари.
— Новость летит быстро, подобно птице, — промолвил тот сильным голосом. — А если от нее зависит дальнейшая судьба сродницы короля, то подобна она будет ветру. Нас известили, что орден поможет.
— От кого письмо?
— Барон Малберт прислал ворона.
Пальцы медленно сжались в кулак; кровь прилила к лицу. Дэйн представлял, во что он ввязался, и какова будет цена ответственности, которую он возложил на себя.
— Приношу свои извинения за то, что не представился, — Лейдал Торн. — Он выпрямился. — Сенешаль двора.
— Дэйн из Мереле.
— Мы уже знали вас, — с легкой улыбкой заметил Лейдал.
— Что еще обо мне знаете?
— Не так много, как хотелось бы, в письме барон был немногословен. Но он хвалил вас, называя «оберегом его владений», и что с вами Мереле в безопасности.
Он чувствовал, как два рыцаря стальным взглядом распиливают его на части. Лейдал, будто бы услышав мысли Дэйна, заговорил о помощниках.
— Хочу представить вам двух уважаемых господ — сира Балиона Кронвера и сира Ойгена Магдебора. Если что, они могут оказать вам помощь.
— Я это ценю, — угрюмо бросил Дэйн.
— Могу я взглянуть на грамоту командора? Вы ведь подчиняетесь сударю Илриону? Наверняка он что-нибудь передал для нас.
Дэйн кивнул и вручил сенешалю сверток. Тот быстро пробежался по тексту и сказал:
— Ни в коем случае я не сомневаюсь в вашей компетентности и не ставлю под сомнение выбор командора ордена, порекомендовавшего и пославшего вас, но мне очень хотелось бы узнать — ведь я никогда особо не интересовался премудростями ордена Белого Пламени, — неужели вы стоите целой группы ваших людей? Что вы умеете такого, чего не могут другие?
— «Многое», — хотел сказать Дэйн, но не стал. Сквозняковый поток воздуха прошелся по его спине, усилив и так возгоравшуюся суету внутри сознания. Возможно, он на слуху героем не был, великим воином не прослыл, не нес в людские массы вечный огонь своей религии, по крайней мере, не в том объеме, в каком это делают другие. И все же очень ценился за свои «нестандартные» способности, неприсущие рядовому человеку.
— Я вижу сны, видения, кажущиеся мгновением, либо вечностью. Прошлое, будущее и настоящее; переплетаются они в них нитями одного цвета и одинаковой длины, так, что приходится распутывать, чтобы увидеть истину, спрятанную где-то глубоко, и правду, затерявшуюся вдали.
— Дивно говоришь. И многих ты ими спас? — спросил Ойген, руки которого были скрещены на груди. Рыцаря выделял толстый шрам, проходивший от скулы до подбородка, разделявший выветренные губы, как русло реки разделяет два берега.
Дэйн повернулся к нему и уставился на поломанную переносицу.
— Многих.
— Прошу простить сира Ойгена — так и остался чуждым к чувству такта. — Лейдал похлопал в ладоши, зовя прислугу к столу. — Так вы, получается, ясновидящий? Либо пророк? Я не знаю, как это правильно назвать… — он водил пальцами по подбородку, как бы оценивая собеседника.
— Можно и так сказать.
Служанка примчалась с медным подносом и немного неуклюже от переполнявшего её волнения поставила на стол бутылку вина с четырьмя кружками и три тарелки с легкой закуской. На вид ей и четырнадцати не было.
— Спасибо, Илин. Ступай, — сказал сенешаль. Ойген жадно разглядывал служанку, которая годилась ему во внучки.
Кружки наполнились вином, а содержимое тарелок быстро пошло в расход усилиями двух рыцарей.
— Пейте. — Указал на вино Лейдал.
— Воздержусь.
— Обет?
— Нет, просто не хочу.
Сенешаль начал излагать. Рассказывал долго. Бетани — младший ребенок и единственная дочь Вилдэра Лира пропала более двадцати дней тому назад. Прямо из своих покоев. Окно комнаты, находившееся на предпоследнем пятом этаже замка, было закрыто изнутри, ставни целы и не повреждены. Дверь постоянно находилась под присмотром сира Карвера, помимо этого стражей совершался обход коридоров. Служанка Гвенет, живущая на том же этаже, приготовила кровать и оставила пищу на ночь — она последняя, кто видел Бетани в тот вечер. Гвенет и была первой, обнаружившей и рассказавшей о пропаже. Охранники находились на своих местах и ничего подозрительного не видели. Слуги также не могли помочь, с их слов все было как обычно. Сильная гроза властвовала той ночью, но небесные речи часто приходят в летнюю пору. Девочка просто исчезла. На следующий день всех во дворе герцога пересчитали — больше никто не пропал.
— Мне нужно будет поговорить со всеми, кто проводил с ней много времени, а также понадобятся её вещи, которыми она постоянно пользовалась.
— Зачем? Как они вам могут помочь? Хотя я догадываюсь, кажется…
— Это трудно сразу объяснить… — Дэйн подбирал правильные слова. — Предметы, связанные с ней, помогут изменить сны, дав подсказки. Временами, помогает.
— Вы ведь уже встречали королевскую семью? И Бетани Лир вы тоже когда-то видели?
— Восемь лет тому назад в Луарне, да. Третья свадьба короля, — ответил Дэйн. Его Величество устраивало грандиозный тур по стране, сопровождаемый празднеством и турнирами. На одном из них Дэйну и довелось побывать, где повидал королевскую чету на трибунах. Он тогда сопровождал рыцаря, представляющего орден, в поединках и благословлял его перед каждым боем. — Дочку герцога помню я плохо, так как находился далеко, вспоминаются лишь её светлые волосы, лицо, к сожалению, не осталось в памяти, но это поправимо.
— С помощью снов?
Дэйн утвердительно кивнул.
Молчавший Балион смотрел на него с еле заметным, прикрытым неодобрением. Слова Дэйна, видимо, вызывали у него только недоверие.
Сенешаль заострил на Дэйне долгий взгляд и спросил:
— Мы с вами нигде раньше не виделись? На свадьбе короля меня не было.
— Нет, я бы запомнил.
— … Я бы тоже.
Они еще говорили какое-то время. Эхо их речей отдалялось далеко за пределы помещения, несясь по тёмным коридорам, словно летучие мыши над озером.
Спустя какое-то время вошёл юноша, и Лейдал встретил его холодно, нервно перебирая пальцами по столу, и даже эта частая, добродушная улыбка на красивом лице сенешаля не могла до конца скрыть его железную натуру, способную на многое и достающуюся отнюдь не всем при рождении. И пусть сенешаля и украшал этот вычурный золотистый наряд вместо брони; и пусть его утонченные пальцы указывали скорее на душу поэта и романтика, чем воина, но Дэйн чувствовал, что всё это пелена. Причем настолько тонкая, что под ней виделся неумолимый зверь, воспитанный ещё древними нравами завоевателей-предков.
«Этот опасен, — подумал Дэйн, всматриваясь в перстни сенешаля, усеянные самоцветами. — Куда опасней рыцарей, приставленных ко мне. Я видел этого человека во снах». — Изумруды на пальцах блестели белым при свечах.
— Адриан, подойди ближе, — повелел Лейдал и обратился к Дэйну: — Это сын баронессы Джоанны Вандере — хозяйки Вороньих Пиков и предгорных равнин Синих гор. Он покажет тебе дом, в котором ты будешь жить.
Дэйн, лениво повернувшись в кресле, кивком поприветствовал Адриана. Юноша с густой черной шевелюрой, сдув прядь волос с лица, оживился, догадавшись, кто перед ним стоял.
«Зверь страшен, но он хорошо горит». — Дэйн помнил сон, где человека, похожего на сенешаля, поедало пламя.
— Что заставило вас улыбнуться? — приподняв брови поинтересовался Лейдал. — Думал, вы и дальше будете мрачноватым. Адриан? Вы его уже знаете?
— Нет, — с паузой вымолвил Дэйн. — Так, вспомнилось кое-что. — Порой забавное приходится искать в пугающих вещах, иначе утонешь.
Сенешаль представил Дэйна юноше и повелел последнему сесть с ними. «Проводишь гостя в восточную часть города, в дом Айлы. Ты ведь знаешь, где она проживает?» — спросил Лейдал. Адриан ответил утвердительно.
«Надеюсь, мне хотя бы хорошо заплатят».
— Пятьсот серебряных оренов и сто золотых соверенов будут перечислены лично вам при возвращении племянницы его величества. Обычно большие суммы принято удостоверять на бумаге, но… согласитесь, ведь кощунственно оценивать жизнь ребенка и связывать её с договором?
— Само собой. Ни о какой сумме и речи не было. Орден помогает по доброй воле.
— Мы всё равно будем вам безмерно благодарны, даже если только неудача будет вас встречать.
— Айла… — Дэйн поднялся со стула, словно собрался уходить, и глубоко вздохнул. — Верадское имя.
— Да. Это что-то меняет?
— Да как бы нет, — Дэйн пристально впился в него глазами. — Почему к верадам?
— Они — неотъемлемая часть нашего общества, нашего города, приложившие не меньше усилий к процветанию владений Вилдэра Лира, чем другие честные и нравственные шатиньонцы. Их гильдии приносят стабильный доход городу. — Сенешаль положил ногу на ногу. — Провидец из новорожденной религии, пересекающий порог древнего народа, — наивысший признак взаимоуважения меж двумя культурами.
— Это всё красиво звучит, и я против них ничего не имею, вопрос в том, не будут ли они иметь чего против меня, когда я буду разделять с ними пищу?
— Не будут. Я это гарантирую, капеллан.
На город уже должны были снизойти сумерки, когда они отправились в квартал верадов. Адриан шёл впереди, то и дело оглядываясьназад, проверяя, идёт ли за ним Дэйн, которого сопровождали Ойген и Балион, походившие из-за высокого роста и тяжёлых бордовых лат на двух титанов, рождённых в жерле вулкана. Шли два рыцаря неспешно, без суеты, подстраивая ускоренный шаг Адриана под себя, и бросали они на окружающих взгляды полные надменности. Сир Ойген Магдебор и сир Балион Кронвер представляли собой образец грозного воина, мощную силу, которая, подобно урагану, может смести толпу недоброжелателей и закрыть жертву от уловок оружия. Внешне они походили на отца с сыном. Множественные шрамы и борода с проседью состарили Ойгена основательно.
«Это здесь. Верадка проживает тут, — сказал юноша. — Можно спросить?» — «Давай». — «Вы были в очаге в Чертогах Амало. Белый Огонь вас не убил. Почему?» — «А почему он должен был меня убивать?» — «Но ведь… Мало кому удавалось выжить в нем…» — «Ты не ответил на мой вопрос». — Адриан замолчал, посмотрев под ноги.
Сопровождавшие покинули его, и Дэйн остался один, где от нескромно выглядящего дома его отделяла каменная изгородь, обвитая плющом. Дорожка, уложенная плитками, зигзагами шла к дому, разделяя грядки с овощами и цветами.
Сняв кожаные перчатки, он постучал в дверь, при этом любуясь красотой сада. Дэйна встретила та самая Айла — женщина средних лет с белыми, молочными волосами, доходившими до пояса; они скрывали ее маленькие плечи. Сощурив глаза — не из-за плохого зрения, как могло показаться, — она поглядела на него, казалось, с жалостью, и жестом пригласила зайти, но при этом недовольно посмотрев на грязные ботинки Дэйна — он всё понял и снял их у порога. Молчанию хозяйки он не удивлялся, так как ожидал ещё более холодный приём. Внутри было уютно: свет уходящего солнца с улицы проникал через увешанные зелёным виноградом окна, освещая каждый уголок, а запах жареного мяса манил, не отпуская. Ему хотелось бы побыть здесь подольше.
«Не видно детей, не видно мужа. Она, что, одна живет?» — Одинокая, красивая женщина — зрелище редкое, как и милость Белого Пламени. Её худенькая шея держала на себе кулон с лазуритом и серебряный амулет в виде круга. На запястьях красовались браслеты с выгравированными словами, принадлежащими языку первых народов Арлена.
Айла, продолжая молчать, жестами пыталась объяснять всё ему: сначала проводила его на кухню, указав на наполненный готовой едой стол, затем, поднявшись на второй этаж, верадка показала пальцем на дверь и прижала вместе ладони, прислонив их к виску, говоря о кровати и сне.
— Вы говорите на языке марбеллов?
Она покивала головой, затем, похлопав себя по груди, прислонила указательный палец к губам. Дэйн предположил, что Айла выполняла верадский обет, требующий полного молчания на какое-то время.
За окнами на городских дорожках голосов бегающей детворы становилось всё меньше, а птиц, что выходят напевать горожанам во время заката — больше. Торговцы закрывали лавки и вместе с потоком других жителей города возвращались в свои дома, где их ждали семьи. Стоявший на городской стене молодой стражник, облокотился о парапет и с грустью наблюдал за вечерней картиной города, рисовавшейся красками увядающего тепла. Дуновения приятного ветра теперь шли со стороны Синих гор, принося с собой амбре редких цветов. Казалось, что в этот миг всё преобразовывается, и город обретает своё истинное обличие, не знающее и не ведающее о пороке, что витает посреди людей, о насилии, которое никогда не рождалось. Здесь все счастливы, и время умеет останавливаться. Дэйн любил такие мгновения, он знал, что эта панорама умеет быстро рассеиваться, а потому старался насладиться ею как можно больше, подобно тому, как его сестра наслаждается падающими звёздами под покровом ночи.
Окончив трапезу, которую для него великодушно устроила хозяйка дома, Дэйн, поблагодарив, поднялся наверх и подошёл к своей комнате. Открыв дверь, он увидел кровать, устеленную овечьими шкурами. На единственном подоконнике в глиняных сосудах росли побеги лимонника, а на стене висело полотно с вышитым пейзажем реки, устремившейся в низину, покрытую лесами. Притоки Даршоры, подумал он. Вдоль великой реки всегда произрастали удивительные травы, способные излечивать разные недуги. Меч с ножнами положил он под кровать, его одежды остались скамье. Когда Дэйн прилёг на кровать, то посмотрел на полотно и перед тем, как закрыть глаза, подумал, что Айла раньше гуляла вдоль этой реки. Когда-то ему тоже хотелось там побывать. В молодые годы, когда болезнь победила его.
Во сне он видел образы. Много образов. Какие-то проплывали медленно, подобно облакам, другие же — пробегали, не оставляя возможности нагнать их, словно время.
— Бетани пропала! Бетани! Её нет! — разносились эхом голоса женщин и мужчин, наполненных горестью и страхом. — Смилуйся, милостивый Создатель, и помоги нам преодолеть всепожирающую скорбь…
Видение перенесло его в другое место, где небо пугало желтизной, а под ногами проносилась алая река.
— Крики и стоны из уст любящих омывают душу, подобно ливню очищающему тело от пыли.
— Она не вернётся; из-за наших измазанных кровью рук сия беда.
Седовласый, лысеющий мужчина восседал на троне, но не как гордый правитель, а как провинившийся паж, то и дело, закрывая лицо ладонями, не веря в утрату.
— Кто мог это сделать?! Может, ты, шут, ответишь мне?! И что ты взором своим, наполненным осуждением, пронзаешь меня, как недруги прокалывают своими когтями чрево плачущей Родины… Не смотри на меня! Пошел прочь! Вон! Вон… Велерад?.. Это снова ты?.. Нет! Велерад! Прости меня…
Раненый юноша в сером одеянии, мучаясь от боли, прижался к гранитной ладони Отца-Создателя посреди фонтана.
Возникший позади искаженный голос был неумолим:
— Как это мило, мальчик, и ради этого ты отправился в путешествие? — сказала женщина, когда он свалился с ног и погрузился в кровавую воду.
Картина полностью поменялась и перенесла Дэйна подальше, где одинокая девушка блуждала по полям, усеянными пшеницей, и частенько улыбалась, словно окружающий мир радовал её.
— Незнакомец, что отыскал меня на задворках времени — разве это случайность? — спросила она радостно у Дэйна.. — Почему ты не пришел раньше?
Маленький курносый нос, высоко расположенные плотные губы на конопатом лице девушки давали красоту, выделяющуюся даже во сне. Веснушки расстилались по её лицу подобно звездам. Жёлтые тона притягивали их друг к другу, отбрасывая тернии юдоли земной.
Он пытался заговорить, но это было не так просто; слова не желали выходить.
— Люди приходили ко мне с несчастьем, затаившимся в их душах, и я помогала им превозмочь невзгоды, ничего не требуя взамен… К сожалению, не все умеют благодарить, им лишь бы сорвать свои неудачи на ком-то…
— Ты не видела ребёнка? Девочку по имени Бетани?
— Ищешь милое дитя, затерявшееся в непроглядной суете? Это благородно, знаешь ли! — она радостно убрала каштановые локоны. — Ты ведь прямо как живое воплощение героя, снизошедшего прямиком со страниц, написанными добродетельными поэтами, которые даже несмотря на тяжелые испытания, посылаемые не всегда дружелюбной судьбой, не утратили нравственность и не отказываются от неё в своих вымышленных мирах.
— Кто ты?
Она не успела ответить. Сон поменял янтарный пейзаж на мрачные, серые стены древнего замка, возводившегося марбеллами. Он увидел себя, сидящего за столом перед Лейдалом — картина воспроизводила недавний разговор. Но слова были сумбурны, он не мог их разобрать в эхе, разлетающемся внутри. Всё начало расплываться и угасать в тумане. А затем возник свет, и Дэйн уже глядел на окно, за которым восход окутывал улочки города.
Неужели это всё? Сон показался мгновением, за которое невозможно ухватиться, и воспарил вверх, подальше от тела. Как будто бы ночь обошла его стороной, взамен которой сразу пришла утренняя пора.
Когда Дэйн спустился вниз, то Айлы не было: вместо неё на кресле перед незажжённым камином сидел здоровый мужчина, которому уже, возможно, перевалило за пятый десяток лет. Называть его стариком — язык не повернётся, потому что своим телом и лицом походил он на божество, запечатлённое в гипсовой скульптуре руками мастера. Всё в этом человеке было идеально. «Король из легенд», — подумал Дэйн. Сначала показалось, что это муж Айлы, но уж больно у него с ней были схожи черты лица.
Одежды его, представлявшие из себя лишь тряпье, присущее крестьянам, совсем не подходили к величественному телу верада. Выделялись талисманы на его шее. Их было много, и Дэйн узнал некоторые символы, принадлежавшие богам первых народов Арлена: золотая фигура Яртея, осиновый лист Нэи из бирюзы, лик Тиарна посреди неба и земли, радостная Лисанна, медный огонь Гехила и множество других. «Боги живут, пока их помнят». — Дэйну вспомнились слова подруги детства, мать и отец которой почитали Яртея.
— Ты веришь в предназначение, марбелл?
— Хотелось бы, — ответил после паузы Дэйн. Он не знал, куда завернет разговор после таких вопросов. — Может, и мир тогда был бы краше. Вы отец Айлы?
— Отец, — гордо произнёс он, коснувшись пальцами талисманов.
— Вас, наверное, предупредили, что…
— Сейчас важен лишь один вопрос: что с твоей душой?
— А что с ней не так?
— Она иная. Отдающая ушедшими днями. — Верад сжал божественные символы, так и не посмотрев на Дэйна. — Я прожил много жизней, и в моей последней очутился во временах, когда непроходимые леса ещё властвовали вдоль Даршоры, а тишину можно было осязать не только под луной. — Он наконец-то взглянул на Дэйна. Глаза цвета неба окатили холодом. — Когда я был юн, твои предки с мечами, на скакунах и с безумными гончими пришли в наш мир. Они сожгли селение, где я вырос, зарубили родителей, братьев, а маленьких сестер взяли с собой. Думали, что убили меня. — Верад дотронулся до живота, словно до раны. — Быть может и умер бы, не появись прадед рядом. Он вдохнул в меня жизнь и я перестал чувствовать боль, а страх умер вместе с родичами. Вручив мне лук и стрелы, он повел меня к убийцам. Не смог спасти всех сестер… Но покончил с нападавшими. Не знаю, как мне это удалось.
— Зачем ты мне это говоришь?
— Я снова чувствую, что прадед рядом. Почему так? — Он поднялся, и Дэйн осторожно шагнул назад, когда верад неспешно устремился в его сторону. Дэйн незаметно прикоснулся к эфесу меча, как бы проверяя, на месте ли оружие. Голубые глаза оглядели его с головы до пят. — Когда ты пересек порог, я снова услышал голос прадедушки: «Вставай, Аберон! Вставай! Сестры у них! Ты сможешь! Боги благоволят тебе!»
Дэйн опешил от такого потока речей.
— Кем бы ты ни был, не делай Айле больно, ибо ливни нынче сильные и не жалуют молодые огни.
— Угрожаешь?
— Это лишь предупреждение. Надеюсь, мы поняли друг друга, капеллан, — сказал верад и сел обратно в кресло, молча продолжив смотреть на пустой камин. Дэйн немногим позже вышел из дома.