Белое Пламя

Глава 43 (Дэйн)

В библиотеке Ландо горели факелы, словно прежние хозяева никуда не уходили. Дэйн глядел на разбросанные книги и гадал, какое же испытание ему придется пройти.

Града, посмотрев с сожалением на запачканное пальто, проговорил:

— У нас с Вилленом было соглашение. Я выполнил его просьбу и вернул ему мать, но благодарности от мальчика не получил. Все еще жду ее, а Виллен так и не засыпает летом. Сначала я думал, что это из-за неприятия меня. Отказ от любой помощи. Юношеское стремление быть независимым. Потом я начал догадываться, что он видит во мне врага, словно я для него какой-то нечестивец. Это меня удивило, так как люди, получая блага, за редкими исключениями, всегда обрастали улыбкой и радужно принимали меня. Виллен же — кремень — отказывался даже разговаривать со мной. И это не из-за того, что вернувшаяся мать вскоре ушла, — ненависть мальчика ко мне существовала и раньше, хотя обо мне ему никто не рассказывал. — Летописец подошел к одной из дверей библиотеки. — Наблюдая за ним, я понял, что душа для него ничего не значит, он не боится ее потерять. Виллен выбрал тяжелый путь, отказавшись от спокойной жизни, ради помощи другим. Ты, наверное, уже понял, что мальчик намеренно не отдает душу, чтобы подольше побыть неуязвимым?

— Догадался, — сказал Дэйн, касаясь поломанного носа. Шея болела, будто бы зубы Мученицы до сих пор продолжали ее раздирать.

— У тебя был сон в верадской деревне про Каина, Иордана и Виллена, перед тем как ты их встретил. Семьи, окружившие моего мальчика в лесу, — это люди, которым он помог. Представляешь, огонек? Скольких людей спас Виллен с моей помощью? Но теперь мальчик готов к переменам. Ты не смог ему помочь ранее, но сейчас я даю тебе возможность это сделать. Он так долго тебя искал.

«Я не осмелился спуститься в погреб и подождать Белоликого, но могу попробовать сыграть в игру летописца. — Дэйн дотронулся до полки с книгами и опустил голову. — А что мне терять? Это мгновение должно было прийти ко мне. Хотя, наверное, я сам к нему пришел». — В катакомбах мысли перемешивались с желаниями, которые могут вскоре исполниться. Мария снова будет прежней, а Виллен познает покой.

«Спасающий ближнего — спасает себя», — вспомнились любимые слова богини Нэи. Вспомнилась слепая верадка и изумрудный кулон.

— Как я и говорил, его награда будет самой ценой, — сказал Града.

«Сцена из сна в доме Айлы предназначалась мне. Не чародею, а мне».

— И какова же будет его награда?

— Ты найдешь себе друга, коего всегда хотел иметь.

— Друг?.. — Дэйн не поверил услышанному.

— Мне как-то сказал один белобородый старец, что дружба — это каркас человека. Когда ее нет, люди пусты внутри. Она, наравне с сытостью и кровом, придает жизни красок, которых не достает Виллену и тебе. Вы оба ищете счастья, а дружба — неотъемлемая ее часть. Уже сейчас можете помочь друг другу.

— У меня были друзья.

— А этот не предаст.

Дэйн прислушался: за потрескиваниями огня таился завывающий ветер. Он бушевал за одной из закрытых дверей.

— Если справишься, я сильно унывать не буду. Лейдал — сенешаль, которого ты невзлюбил с самой первой встречи, — скоро познает жар Белого Пламени.

— Что?

— Твой бредовый сон, где сенешаля поедал огонь, оказался пророческим, как и все остальные видения. Это дало мне мысль о запасном варианте. Если не получится заполучить первую душу, рожденную Белым Пламенем, то вторая-то, свежая, никуда не убежит. У Лейдала она сильная, получше твоей, уж не обижайся, огонек.

— Что произошло?

— Много чего. Сенешаль учудил, да. В общем, твой орден решил заняться им, когда ворона уже выклевала ему глаза. Да, кстати, герцог мертв, так что награду за Бетани придется выпрашивать у короля.

«В слова летописца могла закрасться ложь. Хотя зачем ему говорить неправду?»

— Конечно, если ты еще раз ее повстречаешь. Дочь завоевателей была рядом с тобой, и ты ее потерял. Видел это во снах?

— Давай уже быстрее закончим.

— Мне нравится твой настрой, — сказал Града и улыбнулся. Он открыл четыре двери. — Сейчас тебе нужно будет помочь одному мальчику найти маму. У тебя будет час времени на все. Все понятно?

— Помочь мальчику найти мать? Какому еще мальчику?

— А ты подумай. Какую дверь выберешь?

Первая открытая дверь показывала песчаный берег с деревьями, которые Дэйн никогда не видел. Дневной бриз оттуда добирался до библиотеки, как и звуки чаек. Вторая дверь приносила зеленые просторы из берез. Третья — кленовые желто-оранжевые ряды. Четвертая дверь открывала путь к долине, полной снега.

«Так, мы ведь говорим о Виллене. Весна, лето, осень, зима, — подумал Дэйн, приближаясь к дверям. — Лето». Самому Дэйну хотелось пойти к берегу большого озера, но не в этот раз. Дверь, ведущая к жарким дням, кровоточила.

— А мы все тянемся к теплу, да? — Летописец достал из нижней полки песочные часы, перевернул и положил на пол. — Время пошло. Удачи, огонек.

Когда Дэйн переступил через порог, шелест берез встретил его. Дверь же позади исчезла. Молодой тетерев пролетел над ним и уселся на ветку.

Сквозь листья солнце наблюдало за ним. Лучи отражались от поверхности прудов, освещая белые стволы. Березы — деревья мертвых. Души летят к ним, как птицы к оазису. Гэльланы предупреждали Дэйна, что рубить живые березы нельзя, так как призракам негде будет жить, и тогда они начнут приходить в селения.

Он дотронулся до снежного ствола, и появились образы со спутником Иордана. Виллен представал в разных одеждах; пейзажи позади него сменялись от знакомых до совсем неизвестных. Начиная от картины, где окровавленный Виллен, прикованный к скале, отбивался от стервятников, заканчивая сценой, в которой служитель закона бился с толпой в окружении невиданных, громадных зданий-монолитов, — везде Виллен оказывался близок к смерти. Видения вскоре стали меняться с молниеносной скоростью, и Дэйн ощутил резкую боль в голове. Отойдя от дерева, он задержал взгляд на контурах дома, спрятавшегося в лесу.

Дэйн отправился в это путешествие не для того, чтобы быстро сдаться. Награда от летописца стала манить: Мария избавиться от влияния Белого Пламени. «Не будет больше Огня. Не будет. Да, я хочу этого. Может, и самому получится стать прежним. Но тогда вернется подагра».

Дворик, поросший белыми фиалками, окружал недавно покрашенную избу. Дэйн поднялся по ступеням крыльца и подошел к входу. После стука за дверью прозвучал женский голос:

— Что вы хотите?

— Здесь ребенок потерялся. Ищу его. Я — капеллан ордена Белого Пламени.

Дверь осторожно открыли, и показалась хозяйка.

— Я никого тут не видела…

— Мальчика зовут Виллен. Возможно, он еще где-то тут.

— Виллен? — удивилась женщина. — Так моего мужа зовут.

«Аннет, — вспомнил Дэйн. — Я оказался в мире, где спутник жреца уже взрослый».

— Мой муж работал в полиции и, думаю, он сможет вам помочь. Виллен скоро вернется, можете подождать его. Утром поехал в город за товарами. — Высокая женщина пригласила его внутрь. — Давайте блинами угощу. Доченька, достань варенье и мед.

— Я, наверное, пойду.

— Он на пути к дому. Вместе поищите. Проходите, сударь. Извините, не представилась, я — Аннет.

— Дэйн. — Он уселся за стол, разглядывая панно на стенах. «Града ведь имел в виду взрослого Виллена? Скорее всего».

— Что с вами случилось? На вас напал кто-то? — спросила женщина и поднесла влажную тряпку к его лицу.

— А, да. Попытались ограбить, но я отбился.

— В этих краях народу мало, а те, что живут недалеко, — хорошие люди. Такого тут почти не случается. Муж искал спокойное место, хотя я и была против.

— Нате, дядечка! — дочка Виллена положила блюдца с вареньем из ревеня на стол.

— Луиза! Нужно говорить: «пожалуйста, сударь».

— Все нормально, — проговорил Дэйн, протирая лицо. — Спасибо за еду.

Дэйн не представлял, где он вообще находится. Он в прошлом, где Виллен еще не потерял семью и дом? Или это другая реальность, живущая по собственным правилам?

— Папка скоро вернется. Он многим помогал и вам тоже протянет руку, — сказала Луиза, которая была копией отца.

Аннет погладила голову дочери и произнесла:

— Да, скоро. Эту неделю он здесь, а потом снова исчезнет на месяцы. Куда он пропадает всегда — не знаю.

— Мам, ну, он же говорил, что ходит на работу. Наверное, тоже где-то охраняет закон, как это делал в Готее.

Женщина задумчиво поглядела в окно и подошла к котелку с супом. Дэйн обратил внимание на предмет, стоявший на настенной полке среди тарелок и чаш. Он подошел ближе и увидел песочные часы. Над ними висело панно, представлявшее собой человека посреди черного неба.

— Я потерялся… Но мама, наверное, вернулась домой. Она будет ждать меня. Помогите мне дойти до дома.

Дэйн вспомнил сон, где он повстречал ребенка, искавшего мать посреди желтых красок. Это был Виллен.

«Надо было выбирать дверь, открывавшую осень!»

— Вас заинтересовали часы? Я всегда использую их, когда солянку готовлю. Передерживать на огне не стоит.

— Мне нужно идти.

— Муж скоро вернется, подождите немного. И вы так ничего и не поели!

«Ребенок. Не взрослый», — подумал Дэйн, зашагав к двери. Он сказал хозяйке дома:

— Спасибо за пищу, но я пойду.

Выйдя из избы, он не очутился посреди березового леса, а оказался в узкой комнате с картинами. Попытавшись вернуться назад, Дэйн обнаружил, что за дверью образовалась каменная стена, которую невозможно было оттолкнуть.

— Аннет! Аннет, вы слышите меня?!

Из-под дверной щели появилось слабое свечение.

— Дядечка, ну зачем ты так с нами, а? Дядечка…

Он резко обернулся и увидел племянницу, умершую от лихорадки пару лет назад.

— Ты убил нас! И маму, и папу тоже! Болезнь принёс шёпот Огня, влияние которого ты распространил на нас всех!

Дэйн попытался что-либо сказать, но ему было так тяжело ее. Несчастное лицо девочки тяготило.

— Жоселин…

— Зачем ты так с нами, а, дядечка?!

За все нужно платить, и Белое Пламя, избавив Дэйна от подагры и подарив возможность прорицания, забрало слишком много. Большинство его родственников стали жертвами явления, бушующего в Чертогах Амало. Но не только близкие страдают: Белый Огонь в виде Белоликого истязает простой люд и забирает его в красный дом посреди вереска. Человек с белым лицом существовал и раньше, но только после омовения Дэйна он стал массово похищать людей. «Я пытался все изменить, но не знал, как это остановить».

— Я не хотел, прости меня…

Может, это уловка летописца? Или настоящая Жоселин? Дэйн не знал. Он шел к следующей двери.

— Что мы тебе сделали?!

Племянница изо всех сил старалась остановить его. Толкала, пыталась ударить. Дэйн же шёл дальше, в следующие комнаты, время тоже шло.

— Прекрати…

— За что?! — спросила Жоселин в слезах, когда он закрывал перед ней дверь.

Дэйн выругался и прижал ладонь к сердцу. Оно покалывало.

На жёлтых, потрёпанных обоях висели картины. Книги, покрывшиеся пылью, ждали своего читателя. Здесь несколько дверей, и каждая вела в другую комнату, также наполненную текстами и рисунками.

Он схватился за первую попавшуюся на стеллаже книгу, лишь бы не слышать отчаянные крики племянницы. Комнаты менялись, образы прошлого продолжали преследовать. Дориан — давний друг Дэйна, всегда отличавшийся крепким здоровьем, — сейчас представал старцем. Неведомая болезнь, порожденная Белым Огнем, подкосила бывшего строителя очень быстро.

— И чего ты добился? — спросил Дориан, не в силах встать из-за стола.

— Не знал, что так случится. Когда я прыгнул в Пламя, лишь изменить хотел себя и свою жизнь, никому не желая боли.

— Но сколько людей пострадало из-за твоего несчастного порыва. Пламя убило нас всех из-за тебя. Ты заплатил нами за блага новой религии.

Смиренно Дэйн опустил взгляд.

— И ты ведь сейчас даже ничего не испытываешь, да? В твоём сердце глухо, прямо как в этих пустых страницах, — указал Дориан на тома и перелистнул пару неисписанных листов. — Я звал тебя, когда болезнь убивала моё тело, знал, что всё это из-за твоего омовения. И что сделал ты? Ничего. Плевать хотел на всё. Ведь Пламя одарило тебя. Зачем нужны переживания, когда получил то, чего хотел? Мог бы и не приезжать на мою могилу. Марта сделала её не для тебя.

— Я оставил твоей жене большую сумму.

— И эта оставленная сумма искупила вину? Пожалуй, нет. Ведь, как я уже предположил, в твоём сердце было пусто… Или я ошибаюсь, и всё же нашлось там место для крупицы сожаления? Ответь только честно, что там есть?

Портреты неизвестных людей пристально смотрели на Дэйна, ожидая ответа.

— Что-то есть. Ежели там было бы пусто, я бы не отправился в Ландо за похищенными. Я бы не отправился в другой мир, чтобы покончить с Белоликим.

Дориан выпрямился, а через мгновение смог встать на ноги.

— Ежели пустота… Я бы не рискнул душой ради жены и человека, бросившего вызов Джагару Кайлю на заре своих лет.

Давний друг поковылял к Дэйну и положил руку ему на плечо.

— Тогда дойди до конца. И отомсти Белому Пламени за всех нас.

Дэйн кивнул ему и молча пошел в следующие помещения.

Мир Аеда Грады — бесчисленные комнаты с рисунками и текстами. Огромное осиное гнездо с сотами, полными загадок. Дэйну совсем не хотелось перебирать лежавшие книги, хотя летописец, возможно, и вложил туда подсказки, которые могли бы помочь с испытанием. Времени на это не было.

— Ты — худшее из зол, — сказала ему тетя.

Он уже не обращал внимания на злые речи и упреки. Близкие — жертвы Белого Пламени — еще терзали его словами, но в итоге оставались за закрытыми дверями. «Мне нужно помочь мальчику найти мать. И не отвлекаться ни на что».

Глубокое безмолвие охватило последующие комнаты. Огонь в масляных лампах переходил от алого до малахитового цвета. Запахло гарью. Риэннон, сидя за столом, разглядывала уже не зеркало, как во время их встречи в Локотках, а толстую книгу. Ожоги уродовали лицо молодой гэльланки.

— Ты нашел пропавшую, похищенную Анором. Теперь-то ты освободишь меня от проклятия? — спросила девушка и укуталась плащом, будто бы ее пронзил холод. — Огонь продолжает поедать меня в преддверии праздников.

— Нет. — Дэйн дотронулся до укусов на шее. — Не смогу тебе помочь.

— Не хочу быть и дальше пленницей на бескрайних пшеничных полях. Освободи меня, капеллан.

Кто-нибудь другой ей поможет. Дэйн зашел в следующие помещения, и нигде не было Виллена. На скамьях лежали пыльные фолианты, написанные на неизвестных языках. Картины теперь вмещали не людей, а чуждых созданий, пейзажи Шатиньона же поменялись на пустоши. Настроение рисунков сменилось с летних часов на ледяную ночь. Желтизна душила.

Когда Дэйн подумал, что из нескончаемых комнат он уже не выберется, природа сама взяла его в свои объятия: за очередной дверью он увидел солнце и чистое небо. Знакомая местность, которую облюбовали бирюзовые осины. Закатные холмы. Те же запахи трав. Те же кусты ракитника произрастали в околотке, где Дэйн не так давно остановился на ночлег. Храм Мученицы. Что ждет его внутри этой церквушки? Если Дэйн зайдет туда, то снова будет бесконечно бродить. «Виллен потерял мать на дороге. Тогда шел дождь. Нельзя заходить в здания, не найду там его».

— Сударь, подождите, пожалуйста! — крикнула ему Аделаида, выглянувшая из церквушки.

Дэйн сразу схватился за меч. Только ее тут хватало. Еще один поединок с Мученицей он не переживет.

— Не нужно клинков! Я ничего вам не сделаю! — успокаивала она. Выглядела Аделаида моложе той, которую зарубил Дэйн. Посвежее и ярче, словно божественная посланница. — Спасибо вам за то, что остановили чудовище, принявшее мой облик. Оно бы столько еще бед натворило… Я так рада, сударь… Спасибо вам большое.

— Не подходи ближе, — отрезал он.

— Это… Я даже не знаю, как такое назвать. При жизни никому не делала худо, ни рукою, ни словом, а зло, вторгшись в наш мир, взяло мою внешность. — Девушка прижала ладони к сердцу. — Но Близнецы послали вас. Послали, чтобы спасти добрых жителей Шатиньона от Лжемученицы. Спасибо вам… Не хотите зайти внутрь? Я как раз чай из листьев смородины заваривала. Если желаете, то могу вас благословить.

Обычно, когда девушки приглашали Дэйна домой, он никогда не отказывался, но с Мученицей такого не будет, и не в мире Аеда Грады. Дэйн втянул запах реки, который приносил ветер со стороны леса. Рядом с храмом пара вальдшнепов выискивала жуков. Солнце тут напоминало то, которое он видел в отрочестве.

Дэйн отправился подальше отсюда.

— Нет, подождите! Пожалуйста, побудьте тут! Со мной вы познаете счастье! — кричала Аделаида ему вслед, но он уже был далеко.

Леса продолжали сопровождать. Посреди деревьев раны заныли сильнее, труднее стало дышать. Дэйн снял ремень с ножнами, сбросил с себя кольчугу, спасшую его много раз от смерти за последние часы, затем кожаный доспех, оставшись в рубахе. Поблизости ударила молния, затем гром дал о себе знать.

«Ну что? — спросил у себя Дэйн, подходя к поляне. — Может, и вправду не стоило покидать Мереле? Нет, стоило. Сколь еще бы ждал подходящего мгновения?»

Он увидел рядом с собой Тиган и обомлел. Давняя подруга, уехавшая с родными в другие земли в поисках лучшей жизни, никак не поменялась. Годы ничего не смогли с ней сделать. Это очередная уловка летописца?

— Тиган…

— Сколько зим прошло? Ведь только вчера мы гуляли под этими кленами.

— Пятнадцать.

— Да… Так непривычно видеть тебя с щетиной. Уже не тот юноша, с которым я читала книги.

— Ты — настоящая?

— Конечно. К чему такой вопрос? Мой Анор, откуда эти раны?

— Не называй меня так.

— Тебе же всегда нравился бог времени и смерти, и главы с ним твои любимые. В наших сценках брал его роль, а я — роль мудрой Нэи. Помнишь? — спросила арделлка и дотронулась до его руки.

Ее отец почитал гэльланских богов, а потому все книги, приносимые Тиган, относились к культуре народов, проживающих у Даршоры. И Дэйн, будучи марбеллом, полюбил тексты, написанные на незнакомом языке. Белое Пламя, навещавшее Бетани Лир в образе Белоликого, делилось с дочкой герцога этими книгами. Оно делилось с Бетани всем, чем увлекался Дэйн.

— Помню.

— Я нашла место, где нет злобы. — Арделлка обняла его. Волосы ее пахли малиной и цветами, как и раньше. На узорчатом зеленом платье те же следы вина. «Словно вчера мы сидели у речной кручи». — Здесь мы будем жить вечно. Только я и ты.

«Только я и ты».

— Я потерялся… Но мама, наверное, вернулась домой. Она будет ждать меня. Помогите мне дойти до дома.

Дэйн отошел от Тиган и развернулся. Те летние дни не вернуть. Тиган осталась в прошлом, как и их любовь. Сейчас же ему нужно помочь мальчику отыскать мать.

— Нет! Останься со мной!

— Прощай, Тиган.

— Ты сам бежишь от своего счастья! Недоумок! Давай, Дэйн, возись и дальше с Белым Пламенем! Пускай оно тебя убьет!

Девушка, почитавшая богов народов великой реки, никогда не бросалась дурными словами. Не оскорбляла. «Она это или нет — уже не важно», — подумал Дэйн, отдаляясь от подруги.

— Лучше бы тебя подагра сожрала в юности, тварь!

Он оказался далеко, чтобы уже не слышать ругань арделлки. Полдень быстро сменился сумерками, а песни птиц — людским гвалтом. Недалеко затаился городок среди крон и мороси. Редкие жители, которых встречал Дэйн, бросали боязливый взгляд и второпях шли дальше.

Копейщики с эмблемами бурого зайца патрулировали у домов. Полотна с нарисованными мечами сжигались на кострах. Глашатай неприятным голосом пронзал каждую улицу и уголок небольшого города:

— Жители Лекмонда, вам нечего боятся. Виконт Диеро — милостивый государь, который будет заботиться о вас и вашей безопасности. Если вы не нарушали заветы пророков, можете свободно перемещаться и просить помощи у солдат сеньора. Вместе мы очистим город от распутности и зла. Мораль восторжествует.

Позади герольда стояла длинная виселица с трупами. Дэйн, пробираясь сквозь горожан и копейщиков, приблизился к месту казни. Глашатай продолжал:

— Указ сударя Диеро Хилдена запрещает любую деятельность, признающуюся добрыми господами аморальной. Отныне в Лекмонде, как и в других владениях виконта, запрещены: проституция, игра в кости и карты, крепкие напитки, ночные гуляния, любые праздники…

«Взяточница» — гласила надпись на теле повешенной тучной женщины. Люди плакали у ног казненных, стояли на коленях и стенали. Некоторых солдаты пинками отгоняли от виселицы.

— … откровенные наряды как замужних, так и незамужних девушек; появление женщин на улице без сопровождения мужа, отца или брата…

Безголовое, повешенное за ноги тело с табличкой «мужеложец» покачивалось на ветру.

— …тунеядцы, пьяницы, поставщики и покупатели лазурной базеллы, шлюхи и другие, присутствующие в списке виконта, отныне не могут называться людьми и должны быть умерщвлены. Все их имущество переходит в собственность семьи Хилденов…

«Хилдены… Я не знаю этот род. — Дэйн вгляделся в полотна, сжигающиеся в центре площади. — И герб с тремя мечами не знаком мне. В какой части Шатиньона я? По говору не юг… Возможно, северные земли королевства. Там ли вырос Виллен?»

Написанное углем слово «колдун» на дощечке заляпалось кровью. Казненному старику ранее вбили кол в сердце.

«Вспоминается сон, где я повстречал маленького Виллена. Та же дождливая дорога, те же суровые тучи и потерянные ольхи. По идее, здесь. — Дэйн смотрел на пути, ведущие к Лекмонду. — Мне не нужно было заходить в селение».

Глашатай откашлялся и продолжил:

— Жители Лекмонда, если вы знаете, что кто-либо из граждан поступает аморально, вам рекомендуется обратиться к людям сударя Диеро и указать на злодея. Каждый донос будет денежно вознаграждаться.

Копейщик рявкнул на Дэйна, требуя удалиться от виселицы. Из окон на него смотрели такие же лица, как и на портретах в нескончаемых комнатах. Ждали действий. Гадали, как себя поведет очередной смельчак, либо идиот, рискнувший душой. Даже если происходящее — спектакль, устроенный летописцем, Дэйн не мог не воспринимать все всерьез. Здесь можно и навсегда остаться. Когда он отправился ко вторым воротам, то остановился, немного не дойдя до выхода. В переулке солдаты нового правителя насиловали женщину. Дэйн оцепенел: в последний раз он видел подобное в войне с Марелеоном. До омовения в Чертогах Амало, он, пытаясь подняться из простого сержанта в духовное лицо, записался добровольцем в отряды ордена, помогавшим шатиньонским рыцарям в битвах. Тогда же Дэйн насмотрелся. Братья по вере уподоблялись животным при каждом удобном случае. В Мереле, в окружении зеркал, он забывал о войне и о том, что есть снаружи домашних стен. Дэйн заставил себя не вмешиваться и не стал задерживаться. Ему нужно покинуть город.

Под покровом надвигающейся ночи казалось, что осень уже наступила: деревья желтели, к ботинкам прилипала мокрая листва, запах тоски не отпускал. Небо горело пурпуром. Щебневая дорога вела в неизвестность, показывая изредка путников с домашним скотом, но Виллена среди них не оказывалось. Некоторые дети просили помочь найти родителей, но Дэйну приходилось молчанием отказывать: сон с задолжавшим душу мальчиком еще не растерял красок.

Сколько еще времени есть? Где-то четверть часа. Дэйн начал сомневаться в правильности его действий. Что, если ему не стоило покидать комнату с Аннет и Луизой? Что, если следовало продолжать блуждать по помещениям с книгами и картинами? Если в текстах скрывалось прохождение испытания? Стоило выбирать другую дверь — не летнюю. Он дотронулся до укусов на шее, оставленной Аделаидой, и еще раз успокоил себя ночным видением: это — то самое место. Ребенок может прятаться, но быть неподалеку.

— Виллен! Виллен, где ты?! — звал Дэйн.

Теперь и прохожих не осталось, которые бы оборачивались на выкрики. Округу настигла пустота. Он продолжал произносить имя, пока из леса не показался ребенок.

— Вы меня зовете? — спросил мальчик.

— Да, тебя, Виллен, — с облегчением ответил Дэйн.

— Откуда вы знаете, как меня зовут? И кто вы?

— Я знакомый твоей мамы и хочу отвести тебя к ней.

— Правда? — Виллен подошел ближе, продираясь через мокрую траву. — Я потерялся… Но мама, наверное, вернулась домой. Она будет ждать меня. Помогите мне дойти до дома.

— Где твой дом?

— Недалеко от Лекмонда, есть поместья с березовым садом. С мамой и живу там. Я хотел пойти туда, но своры собак мешают и рыщут. Меня чуть не укусили. — Мальчик показал порванный рукав. — Откуда они там — не знаю. И люди куда-то бегут, все напуганные. Но она может быть и в городке. Сейчас шел туда.

— Пойдем к поместьям.

— А почему не в городок? У мамы там подруги, которые всегда угощают меня сладким. Может, она у них?

— Ее там нет. Тебе не нужно туда, поверь.

С дороги они завернули на тропу, когда появился указатель с изображением домов и названием: «Девичьи Сады». На протяжении всего пути собак не было слышно, и другие звуки отсутствовали: ни завываний ветра, ни ржания лошадей. Только сбрасываемые листьями капли после закончившегося дождя напоминали о живом мире. Возникло впечатление, что не только люди исчезли, но и звери. Огонь не горел в домах садов. Темнота стала властвовать в мире летописца. Дэйн вспомнил кошмар про Мереле. Мертвое, родное селение преследовало его ни одну ночь, и пустые Девичьи Сады повторяли ночные ужасы. Лишь луна оставалась ориентиром в череде мазанок, разделенных березовыми участками.

— Вот, он! Смотрите, свет горит! Мама там! — радостно сказал Виллен и побежал к порогу.

Во снах про Мереле в доме Дэйна тоже всегда горел свет. И Мария там ждала его с не рождённым ребенком. Видения апокалипсиса, которыми не с кем поделиться.

Мальчик постучал, и дверь открыла смуглая женщина.

— Я потеряла тебя, солнце… — Она обняла сына и подняла. — Искала всюду, но тебя нигде не было…

— Я тоже не мог тебя найти. Подумал, что-то случилось… Этот дядя помог мне дойти сюда.

— Сударь, как я вам благодарна… Входите, пожалуйста, что вы там стоите?

Женщина опустила Виллена, сняла с него мокрую одежду, дав новую, и велела греться у огня.

— Я — Дайона, — представилась она, изящно выполнив реверанс. — Вы так промокли, сударь. Давайте я вам одежду подыщу.

— Не нужно, я… — Дэйн остановился, не договорив. Он не знал, что теперь будет дальше. «Я ведь привел его к матери. Испытание пройдено?»

Дэйн подошел к столу, где за горевшими свечами прятались золотые часы. Последние песчинки просачивались сквозь узкое отверстие, падая на дно. Время вышло.

— Сударь, почему вас привлекли мои часы? — поинтересовалась она, слегка склонив голову набок.

Он не ответил. Хозяйка в это время заперла входную дверь.

— Солнце, иди в свою комнату.

Мальчик послушался и оставил их одних.

— Как я могу вас отблагодарить?

— Ничего не нужно. — Дэйн огляделся. Еще раз посмотрел на часы, на стены с картинами природы. — Я, наверное, пойду.

— Снаружи недобрая ночь гуляет, а за ней поспевает холод. Зачем вам идти, когда можно остаться тут? — Дайона, подправив черный наряд, приблизилась к нему. — Я вас и накормлю, и напою, и место для сна покажу. И согрею тоже. — Женщина взяла его за руку и прижала ее к своим грудям. Желание сразу вскружило Дэйну голову, но он попытался отойти от Дайоны. — Куда вы? Мне же нужно как-то вас отблагодарить. — Она не отпускала, пытаясь развязать его пояс. Ее улыбающиеся синие глаза несли за собой стужу. В карманах кружевного платья лежала бумага. Пока женщина целовала ему шею, он увидел нарисованный летописцем поединок Виллена и Агелора Безумного.

Дэйн оттолкнул женщину и устремился к выходу.

— Что, огонек, не хочешь меня?

За дверью он увидел лишь тьму. Запах водорослей вторгся в комнату, а вместе с ним и шум моря. С трудом Дэйн разглядел блики на водной поверхности чуть ниже порога дома.

— Ой, поторопился ты дверцу открывать… Не ту надо было.

Из грязной воды показались желтые, распухшие руки, схватившие Дэйна за ноги. Он успел ухватиться за проем, но другие руки обхватили его живот и потащили вниз с большей силой.

— Огонек, тебе понравится в зеленых водах! — Смех Дайоны еще слышался. — Там все плавают! И ты тоже будешь!

Дэйн успел задержать дыхание, прежде чем его потопили. Под водой он видел скрюченные тела и гримасы боли. Не только людей, там были создания других неизвестных рас, напоминавших человека. Ему удалось высунуть голову и набрать воздуха перед тем, как снова пойти вниз.

— Помоги нам! Помоги! — вопили подплывавшие.

Его уносило течением с такой силой, словно он оказался в горной реке.

— Освободи нас!

Бесчисленные отголоски когда-то живших людей кричали так истошно, что разум был не способен подобное выдержать. Дэйн из последних сил отбивался, чувствуя приближающуюся смерть. Тревога заставляла поверить в то, что скоро все закончится. Еще раз набрав воздуха, он услышал знакомый голос:

— Дэйн, хватайся!

Человек, произнесший его имя, бежал по берегу, стараясь не отстать. Так близко.

— Давай!

Дэйн схватился за протянутую палку. Раздутые тела продолжали плыть за ним. С трудом человек помог ему выбраться на берег. Лицо соприкоснулось с галькой. Ноги от усталости не хотели шевелиться. Дэйн нашел в себе силы немного отползти от зеленой воды. Иссохшая полупрозрачная, окутанная бирюзовым туманом, рука потянулась к нему и тут же была возвращена обратно, будто её держала невидимая сила.

— Мил человек, вот так встреча! Не думал, что увижу тут!

— Эрол?!

— Пошли отсюда!

Приор помог подняться. Дэйн, обернувшись, увидел толпу людей. Плавающие в зелёной воде молили Дэйна, упрашивали о помощи. Ужасающее «живое» море не имело края и дна.

Деревья укрыли, а за ними высился кряж, где скрывалась пещера.

— Сюда, к огню, — сказал Эрол, накинув на Дэйна залатанный, черный плащ.

Тепло сразу успокоило его и стало подзывать ко сну. Дэйн приблизил ладони к пламени и посмотрел на приора: тот изменился с их встречи в церквушке. Глубокие морщины атаковали Эрола, ладони превратились в костлявые отростки, темноватые пятна на лбу. Будто бы живое покинуло тело последователя Мученицы, заставив его еще сильнее постареть.

— Ты прошел испытание. — Приор сел на валун рядом костром. — Справился, мил человек.

— Ты — иллюзия?

Эрол помотал головой.

— Настоящий. Я застрял в мире Аеда Грады. Доживу последние года тут, а потом моя душа будет плавать среди тех несчастных, пытавшихся утопить тебя.

Руки продолжали дрожать от холода.

— Как? Ты… Ты пребывал в храме, и все у тебя было хорошо. Как ты…

— Длинная история, но начало ей положил ты, выживший в огне. Запустил цепь событий, которая затронула меня и Малькольма. Помнишь, поведал мне перед благословением, как убил ты крестьянина, пытаясь защитить себя? Родня сего паренька, когда им не удалось добраться до тебя в Лирвалле через милицию, решила отомстить старику, давшему капеллану ночлег. Перед тем, как местные нагрянули, в мой дом наведался писатель, повесть коего я прочитал днем ранее. Он называл себя то Орнеллом, то Аедом и спрашивал, понравилась ли мне книжица и что я думаю о протагонисте. Писатель предупредил меня, что ночью в дом ворвутся кметы, дабы линчевать меня и воспитанника. Я начал собирать вещи для Малькольма, хотел, чтоб он оказался подальше от опасности, а сам решил остаться, ибо был подавлен, когда ранее узрел сударыню Аделаиду. По молодости я помнил ее доброй и мудрой, а в тот день глянул на безумие. Это уже была не мученица, пытавшаяся донести до всех, что любовь к ближнему — есть основа существования, а убийца, которая познав вкус крови своих мучителей, начала ходить по головам. Настоящий хаос в прелестном обличии. Града предложил сделку: моя душа в обмен на исцеление воспитанника от полоумности. Я сразу согласился. Смог помочь Малькольму… Он будет жить. И у него будет семья. Орнелл пообещал, что она у него будет, — продолжал приор, протирая глаза. — Как же я счастлив за него…

— Эрол, а почему…

— Дослушай, мил человек. В ночь, когда вокруг храма загорелись факелы и дверь выломали, снова появился писатель. Он, похлопав в ладоши, остановил время и предложил мне спасение. В своем мире. Проглаголал: «негоже читающему духовнику помирать от вил». Я согласился и теперь блуждаю по землям, полным страдающих душ. Но, Дэйн, я забыл сказать Аеду, что возьму с собой кошку… Она осталась в храме и сгорела, не сумев выбраться. — Эрол зарыдал. — Питомец был для меня всем… Двадцать два года. У меня кроме нее и Малькольма никого не было! Они убили ее…

— Кошку?

— Да, ты же видел ее? Такое безобидное создание.

Приор вытер лицо, поохал.

— Я думаю, это из-за того, что мне понравилась повесть. Писатель решил спасти мне жизнь, ибо я хорошо высказался о блуждающей душе, ищущей мать.

— Мне… — Дэйн даже не знал, что говорить, — жаль, что так произошло.

— Хоть еду искать не надо, она утром всегда появляется рядом с пещерой. Будешь сухари? Может, молочка?

— Нет. Эрол, а увиденные мной люди при прохождении испытания были обманом? Они ведь не настоящие?

— Не знаю, мил человек. Тут кругом обман. Что там мы купаемся в пасти лжи, что тут. От нее не убежать.

— Тогда почему ты мне помог, если окутан обманом? — Дэйн поднялся и оперся о прохладную стену пещеры. Шея мозжила. — А если я — иллюзия в мире летописца?

Приор потупил взгляд, почесал щеку.

— Да, думаю, это из-за прочтенной книги. Аед Града хорошо пишет.

«Нужно выбираться отсюда. Это не Эрол. Надо вернуться к жене и сестренке. Как можно быстрее».

— Чудо Амальских Чертогов, куда ты?

— Мне нужно домой. Там меня ждут.

— Несчастная душа тоже так говорила. Удивительно, как же протагонисты похожи друг на друга.

Здесь нигде нельзя быть в безопасности, неизвестно чего ждать. Дэйн не знал, сколько еще сможет идти по мокрой траве в поисках выхода. Крики душ исчезли, как и само море. Звезды пропали, луна растворялась в черноте. Он опустился на колени и медленно лег. Мурава пахла так хорошо, лучше, чем все душистые масла.

— Что с тобой стряслось?

Мария. Как же давно он ее не слышал.

— Подагра все изменила. Сраная подагра.

— А Белое Пламя?

— Сделало только хуже.

— Я это часто слышала. — Он так и не видел жену. Мария оставалась в темноте. Только голос существовал. — И из-за этого должны страдать другие?

— Нет, не должны. Я пытался и пытаюсь все исправить, но не поспеваю за временем. Оно просто убегает от меня, а я продолжаю стареть. И ничего не могу с этим поделать. А Белый Огонь с каждым днем превращает меня непонятно во что.

— Мне не нравятся зеркала у нас дома.

— В отражении я вижу себя прежним. Кажется, что года и не улетали.

— Бутылки вин?

— Крепкие напитки помогают не улетучиваться надежде на лучший день. Он ведь-то когда-нибудь должен наступить.

Дэйн слышал ее дыхание, ощущал взор карих глаз.

— Маш, а ты — настоящая? — Она не ответила. — Маш, нет, не уходи, Маш… Не оставляй меня тут…

Но она ушла. Дэйн с неохотой поднялся и увидел вдали свечение, звездочку на горизонте. «Хватит уже. Дайте мне выбраться…» Дальний свет оказался открытой дверью. И ничего кроме нее больше не было. Неприятные, пугающие звуки доносились оттуда. Мелодия мглы. Когда Дэйн подошел ближе, то увидел внутри летописца.

— Нет, — Града положил инструмент на стол, — так и не научился играть на скрипке. Буковки лучше получается писать. — Он взглянул на Дэйна и похлопал. — Неплохо, огонек. Неплохо для того, кто последние года просидел дома, пытаясь закрыться от окружения. Испытание пройдено. Давай так. — Он поднялся и зааплодировал сильнее. — Поздравляю! Поздравляю, огонек! Поздравляю!

«Ты — идиот?..» — чуть не вырвалось у Дэйна, но летописец, видимо, прочитал мысли.

— Ну, я не всегда понимаю, когда и что нужно говорить. Видишь ли, люди — чувствительные создания и я временами могу сморозить что-нибудь такое… Тем не менее до сих пор учусь, также как и игре на скрипке. Конечно, я могу лукавить, но сейчас это незачем. Мне сложно познать человеческую природу. А справился ты хорошо. Четыре двери, за которыми ждали времена года, показывали сложность. Думаю, выбрав осеннюю или, тем более, зимнюю дверь ты бы не победил. Времени там в разы меньше, опасностей больше и соображать надо быстро. Леандрий бы, возможно, справился или Иордан из Хадрии, при условии, что у последнего здоровая нога. Хотя, может, я и ошибаюсь, ведь маг мертв, а ты — жив.

— Я хочу выйти.

— Да, конечно. Ты вернешься к друзьям, но прежде ответь на пару вопросов. Потому что даже я тут немного запутался, а мне все-таки книгу писать. Что такое Белое Пламя? В чем его сущность?

— Мне, может, тебе тут проповедь на всю ночь прочитать?

— Было бы здорово! — Града сложил пальцы домиком. — Или ты имел в виду иное? Скрытый смысл я не всегда могу уловить в речах. Ладно, Аделаида сказала тебе, что Белый Огонь породили людские эмоции, это правда?

— Наверное, — сухо ответил Дэйн.

— Так. А твой злой двойник — Белоликий — и есть Белое Пламя, но в образе человека?

— Да.

— Белоликий существовал до твоей встречи с Белым Огнем, похищения были и тогда, но истязать люд начал после того как взял твою внешность. После твоего омовения. Почему?

Дэйн промолчал.

— Правда ли, что Белоликий — это настоящий Дэйн, которого не держат общественные рамки и родительское воспитание? Свободное создание, удовлетворяющее желания?

Ответ не последовал.

— Если тот, кто живет в красном доме и в погребе мучает крестьян, — это Дэйн из Мереле, то кто тогда ты?

Дэйн посмотрел на свои белые руки, будто бы сделанные из снега. Когда-то они были загоревшими. Теперь он понял, что имел в виду Виллен, рассказывавший, как летописец воздействует на сознание, запутывает, заставляет сомневаться.

— Кто ты?

— Выпусти меня. Я прошел испытание.

— Да… Ты выиграл, — проговорил Града и обратил тусклый взор на огонь в камине. Он сел за стол и посмотрел на свои тонкие пальцы. — Душа Виллена теперь свободна. Мария исцелена, и ни одна болезнь не притронется к ней в ближайшие годы. Друзья ждут тебя за дверью. — Летописец обернулся. — Это выход из моей обители.

Дэйн уверенно пошел в родной мир, но у порога Града спросил:

— Не желаешь пройти еще одно испытание? Очень уж я хочу и себе немножко Белого Огня.

— Нет.

— Награда была бы хорошей…

Летописец и его проклятый мир остались позади. Затухавшие огни Ландо встретили его под покровом кровавого неба. Черная квадратная башня, нетронутая пожарами, возвышалась над округой. Ветер завыл, захлестнул Дэйна, заставив присесть на дерн. Ветер перемен. «Как же все болит… Эти укусы не могут стать моим концом… Нет… Мария и Катенька, я вернусь…»

Он быстро глянул в сторону шума. Громадная фигура пристально смотрела на него. Руны на секире испускали бирюзовый свет, отпугивавший темноту. Дантей Агор. Дэйн не знал, чего ожидать от бывшего рыцаря, сопровождавшего Мученицу.

— Капеллан. — Здоровяк кивнул. — Рад, что живой. Ребята, Дэйн здесь!

Из зарослей орешника показалось три человека. Прозвучал голос Амора:

— Не может быть… Думал, ты пропал в катакомбах… — Рыцарь обнял его. Лицо Амора, полное порезов и царапин, уродовала жуткая рана, видная даже под бинтами. — Да, покоцали нас обоих.

Энит взволнованно смотрела, ничего не говоря. «Ну, скажи что-нибудь. Что молчишь-то?»

Дочка герцога жива. Она подошла к нему, продолжая плести венок из ромашек. Ей было, что сказать:

— Спасибо, что вытащил меня оттуда, — прошептала ему Бетани.

«Я должен был это сделать».

С Белоликим не покончено, но если Дэйн отправится в красный дом, то уже не вернется. Бетани жива. Мария избавилась от влияния Белого Огня. Только он хотел подняться, как в глазах порябело и голова закружилась. Последнее, что Дэйн запомнил перед падением, это красный небосвод.