Всем известна присказка насчёт того, что если вы не хотите кормить свою армию, то вам придётся кормить чужую. Но при этом всеобщее знание вовсе не способствует всеобщему же пониманию, так как люди в массе своей не в силах осознать того факта, что государство пребывает в состоянии войны постоянно и что та война, которую люди считают войной, это не сама война, а всего лишь одна из множества личин, за которыми война прячет своё лицо. И государство, в отличие от наполняющих его своими бренными телами несознательных и легкомысленных граждан, эту максиму осознаёт всеми своими фибрами, потому что стоит ему чуть отвлечься, как тут и настанет ему карачун. А любое государство хочет жить, да притом оно хочет не просто жить, а жить хорошо, и означает это, что полноценное, осознающее свою субъектность государство оказывается глаза в глаза со слепящей истиной - все члены государственной машины одинаково важны и пренебрегать государство не может ничем. Не окажется в кузне гвоздя и - рассыпется вся государственная конструкция.
И государство, не покладая рук, ног и остальных частей тела, изо дня в день делает то, что оно делает потому, что если оно не будет кормить свою армию, то будет оно кормить чужую, и если оно не будет кормить свои спецслужбы, то будет кормить Сигуранцу, и если оно не будет кормить своего крестьянина, то под звуки танго будет кормить аргентинского гаучо, и если оно не будет кормить своего банкира, то Ротшильды и Варбурги, топча друг дружку, набегут стаей.
И если про кормёжку своей армии объяснить малым сим можно, то про кормёжку собственной Штази объяснить уже гораздо труднее, а уж за объяснения необходимости подножного корма для банкиров можно даже и не браться. Не поймут. "Дикари-с."
А между тем кормить надо всех. А в распоряжении государства, даже если оно называется Соединённые Штаты, имеется только то, что имеется в наличии. И в зависимости от того, какую войну вы в данный момент воюете, вам приходится в одни развёрстые клювики класть побольше, чем в другие. И если вы воюете не курсом валют и не таможней, а горячо воюете армией, то вы перестаёте кормить икрой таможенника Верещагина и начинаете усиленно питать тощего птенчика по имени Вооружённые Силы, пока он под жалобное попискивание собратьев не заклекочет орлом. Но, сколько бы вы с пылом-жаром ни воевали, а проходит год, другой, третий и температура спадает, подходит к концу горячая фаза войны и переходит она в состояние другое, и надобность в птенце Вооружённые Силы отпадает, а он между тем грудку с гузкой такие наел, что всё гнёздышко под его тяжестью накренилось, того и гляди перевернётся, и вы толстяка сажаете на голодную диету, просто из соображений безопасности всего гнезда и благополучия всех птенцов, вы же вынуждены о них обо всех думать, вы же не кукушка какая.
А птенчик голодный, он к отказу не привык, а привык он жрать в три горла. И сил у птенчика - ого-го! И хорошо у него не только с аппетитом, но и с перьями, с клювом и с когтями. И с рогами и с копытами у него тоже неплохо. И клеваться он навострился куда лучше остальных птенцов, лучше настолько, что нахалу кажется незазорным угрожающую позу принять: "Дай пожрать, а не то щас кааак клюну!"
Ну и вот маме-наседке приходится в этой ситуации что-то предпринимать, а что делать?
Вырвавшееся наверх государство начинает играть балансом сил, который складывается из других государств. Кого-то усиливать, кого-то ослаблять, из кого-то какие-то коалиции складывать и одновременно какие-то коалиции разрушать. И выясняется, что это не самое трудное, гораздо труднее соблюдать баланс сил внутри государства.
Мир принадлежит победителю, но кому принадлежит сам победитель?
Вот нам на глаза попался Рэймонд Спрюэнс. Он был выдающимся человеком. Не адмиралом, а человеком. Когда он начинал служить, то пределом его юношеских мечтаний было стать командиром линкора. Линкор корабль большой и мечта тоже казалась немаленькой. Однако горячая война похожа на кузню, и чем война больше, тем большие изделия там выковываются, молот войны - тяжёлый молот, но кроме яви в виде железа, пота и крови у войны есть и потайные закоулки, и некоторые из них выглядят не как громоподобное заведение Гефеста, а как тихая фотомастерская с тёмной комнатой, проявкой и фиксажем. Человек - субстанция тонкая, в этом, субстанционном смысле, он похож на фотобумагу, и если одни люди в войне вспыхивают бумажным листком и сгорают, то других жар войны выявляет не хуже проявителя. Именно так вышло со Спрюэнсом. В человеке, понимавшем себя как командира пусть и большого, но корабля, война увидела флотоводца.
И война его флотоводцем сделала. Однако государство увидело в нём другое. И государство испугалось. Чего именно? Ну, кое что можно понять из характеристики, данной Спрюэнсу адмиралом Нимицем - "Bill Halsey was a Sailor’s Admiral and Spruance was an Admiral’s Admiral".
Место этого адмирала адмиралов было в Вашингтоне, он был стратегом, война выявила это очень быстро, в 1940-м году Спрюэнс командовал одним кораблём, в сражении у Мидуэя в его распоряжении было уже двадцать шесть кораблей и 233 самолёта, а через два с половиной года, в высадке на Окинаву он командовал полумиллионом человек, более чем двумястами боевых кораблей, тысячами самолётов и флотом из 1200 амфибийных плавсредств, с которых на Окинаву был высажен почти 200-тысячный десант. Спрюэнсу была поручена подготовка и осуществление назначенной на ноябрь 1945 года высадки непосредственно в Японию и можно только догадываться о масштабах этой несостоявшейся операции.
Но военный талант не является чем-то уникальным, способные военачальники имелись во многих армиях и флотах мира, Спрюэнс интересен не этим. Человек, каким бы цельным он ни был, всегда является комбинацией различных проявлений личности, некиим смешением пропорций. Тот же Макартур был генералом-хозяйственником, причём хозяйственника (строителя) в нём было больше, чем генерала (разрушителя), но сам себя он искренне считал генералом-политиком, причём политик в этой воображаемой пропорции превалировал над армейской ипостасью генерала. Жизнь показала, что Макартур насчёт самого себя ошибался.
Так вот Спрюэнс был именно такой вожделеемой Макартуром смесью политика с военным, причём за военным талантом он прятал талант политика. Он с лёгкостью использовал в своих интересах других людей, причём не нижестоящих, что в армии, да ещё в военное время, нетрудно. Гораздо труднее использовать людей равных тебе по положению, а ещё труднее - поставленных жизнью над тобою. Непосредственными начальниками Спрюэнса были Нимиц и Кинг. С Нимицем, который был человеком непростым, Спрюэнса связывали не только служебные, но и дружеские отношения, но вот с находившимся очень далеко от театра Кингом дело обстояло по-другому. Адмирал Эрнст Кинг был не просто адмиралом, а этаким крокодилом в мундире, ему постоянно требовалось кого-то "смешать с говном". Подобные ему люди попадаются в любой армии, Кинг считался только с собственным мнением и чужих мнений для него не существовало. То же самое касалось и военных планов, в разработке которых он принимал участие как командующий флотом. Однако очень часто случалось так, что разработанные с участием Кинга в Вашингтоне стратегические планы входили в противоречие с тем, что собирался делать на вверенном ему театре Спрюэнс и Кинг, ознакомившись с предложениями своего подчинённого, подумав и поиграв желваками, неизменно вносил в уже утверждённые планы "поправки по Спрюэнсу". Любопытно то, что Спрюэнс умудрялся не вызывать ревности Кинга, что в такой ситуации было бы, вообще-то, естественно. Более того, Кинг всячески опекал, продвигал и награждал державшегося в тени тихого Спрюэнса.
Всем известно не только то, что если вы не хотите кормить чужую армию, то вам приходится кормить чужую, но и то, что в 1945 году закончилась Вторая Мировая. Чужую армию американцам кормить не пришлось, но настало время, когда государству пришлось задуматься о кормёжке армии собственной. То, что во время войны считалось достоинством, достоинством быть перестало. В том числе и сплочённость флотской верхушки. В том числе и талант людей, в эту верхушку входивших. Баланс сил внутри государства требовалось привести в равновесие, а это означало усекновение если и не голов, то военного бюджета точно. А сократить военный бюджет можно было только сократив политическое влияние военных. И для того, чтобы это сделать, у государства имелся подходящий человек. Звали его Гарри Труман. Он был президентом Соединённых Штатов и к военным он относился так, как они того по его мнению заслуживали.
Несколькими годами позже, по поводу отправленного им в отставку Макартура Труман выразится так: "Я уволил его из-за того, что он не соблюдал субординацию, а вовсе не потому, что он дурак, для генералов это не является чем-то противозаконным, в противном случае три четверти из них сидели бы в тюрьме."