124

Уже в 1919 году на Парижской конференции, в "Версале", Америка продемонстрировала завидное умение превращать в универсальное оружие ту или иную "политическую инициативу", которая, прокламируя что-то одно, на деле преследовала сразу несколько целей. И своим обращением к полному составу Конгресса 12 марта 1947 года президент Труман не только выколачивал срочно потребовавшиеся 400 млн. долларов, но он ещё и "пугал" законодательную власть, а через неё "приводил в чувство" расслабившийся после окончания Второй Мировой народ, и ещё он оказывал давление на советское правительство.

Причём это давление не было давлением вообще, а было оно давлением по конкретному поводу - за два дня до этого, 10 марта 1947 года в Москве отрылась четвёртая по счёту конференция министров иностранных дел, на которой от США присутствовал Джордж Маршалл. Принимающая сторона была представлена Молотовым, Великобритания - Бевином и Франция - Бидо.

Дилемма, перед которой оказались США, будучи поставленными перед фактом "ухода" Англии с "континента", была разобрана повыше и в упрощённом виде она выглядела так - либо США брались сменить Англию в роли "держащего" европейскую послевоенную конструкцию, а это означало необходимость и вытекающую из необходимости неизбежность "поднятия Европы с колен", либо они за это не брались и отпускали европейский утлый кораблик на волю волн. США решили, что будущий хаос в Европе неотвратим и что он потребует их вмешательства, но уже в гораздо худших условиях и что как бы им этого ни не хотелось, но целесообразнее вмешаться сейчас. "Better today than tomorrow."

Кроме того, они отчётливо понимали, что 400 миллионов долларов и Греция с Турцией это только первый крошечный шажок, которым не отделаешься и что если уж браться за предотвращение коллапса Европы, то следует поднимать её всю, не оставляя "поражённых болезнью очагов". Как только наличие задачи было осознано, были найдены и пути её решения. Главным препятствием на этих путях стала позиция СССР. Кремль, громко этого не говоря, на деле продемонстрировал твёрдое намерение нести ответственность за судьбы не всей Европы, а лишь восточной её части. В этом был определённый резон, так как Вторая Мировая уже позволила СССР "физически" присутствовать в странах Восточной Европы и никаких дополнительных шагов в этом направлении ему бы предпринимать не пришлось. Обретённый же восточноевропейский "буфер" оказывался очень выгодным, причём выгодным в любом случае, как бы ни повернулись дела в Европе западной.

Если Западная Европа спасалась и усиливалась, то буфер превращался в препятствие на пути европейской экспансии в любом смысле - экономическом, военном либо культурном. Если же Европа "рассыпалась", то буфер превращался в бастион против хаоса. Забегая немного вперёд замечу, что в Москве больше рассчитывали на второй вариант, в то, что Европа спасётся, там не очень верили.

Так вот на открывшейся в Москве в марте 1947 года конференции все четыре стороны имели свои собственные планы насчёт себя самих и насчёт друг друга, и планы эти совпадали в некоторых частностях, но в общем они были откровенно "разнонаправленными". По понятным причинам наиболее значимыми для судеб Европы были планы США и СССР. Повестка дня Московской Конференции была подчинена "германскому" и "австрийскому" вопросам. Интересы сошлись лоб в лоб на вопросе германском и найти компромисс не удалось, так как ни одна из сторон уступать не хотела.

Суть была вот в чём: американцы, уже решившие Европу спасать, справедливо видели в Германии (пусть и побеждённой и оккупированной) мотор европейского экономического возрождения. Поднимать Европу, не поднимая Германию не представлялось возможным. По этой причине они настаивали на прекращении взыскания репараций с Германии в пользу СССР готовой "текущей" продукцией. Если по-простому, то они говорили примерно следующее - "вы что-то с немцев уже взяли деньгами, вывезли заводы, оборудование, нужных вам людишек, но теперь вы хотите, чтобы они с того, что у них осталось, продолжали отдавать вам часть производимой продукции "натурой", вы их обескровливаете, дайте им подняться, они же должны иметь возможность хоть что-то продавать на сторону."

Однако СССР вовсе не был заинтересован именно в том, чтобы поднялась Германия в частности и Европа вообще. И как раз эту цель и преследовало "обескровливание". Не говоря уж о том, что после того, что творила Германия во время войны на Востоке, никаких моральных препятствий своей политике СССР не видел. И в долгосрочной перспективе такая политика тоже была с точки зрения СССР достаточно выгодной, так как чем слабее будет Европа, тем большие усилия придётся прикладывать тому, кто возьмётся её спасать и тем меньше останется у спасителя сил на всякие другие дела. Государства - великие эгоисты и думают они в первую очередь о себе, а уж потом о других, и это ещё в том случае если они о других думают вообще.

Для того, чтобы преодолеть эту данность, требуется подняться на следующий уровень осмысления реальности.

И американцы смогли это сделать. И смогли, и сумели.

Всё, что они услышали в Москве сюрпризом для них не было. Они ожидали именно этого. Свой план они строили, учитывая позицию СССР, даже ещё не проговоренную Молотовым. И занятая Кремлём позиция, и Московская конференция, и результаты конференции были превращены американской стороной в элементы ЕЁ игры. И не просто в элементы, а в элементы козырные. Попробуем разобраться, как это было проделано.

Американцы сидели в Москве долго. Московская конференция длилась с 10 марта по 24 апреля 1947 года. Терпеливо высидев в Москве все полтора месяца Маршалл вернулся в США и заявил, что ожидать каких либо "подвижек" в двусторонних отношениях трудно, так как Москва видит свою задачу главным образом в затягивании времени, а между тем необходимо что-то предпринять, так как положение в Европе ухудшается с каждым днём. А оно там и в самом деле ухудшалось и ухудшалось с каждым днём в самом буквальном смысле.

И вот 5 июня 1947 года, выступая перед студентами и преподавателями Гарварда, госсекретарь Маршалл изложил своё видение международного расклада и предложил план по спасению Европы. И место, и время для выступления с точки зрения того, что в нынешней РФ называют "пиаром", были выбраны идеально. Время поджимало, а адресатом стали имевшиеся на тот момент и будущие интеллектуалы. По причине объёма информации изложить всё, что связано с феноменом, вошедшим в историю как "план Маршалла", не представляется возможным, поэтому нам придётся разбираться с ним схематически. Нарисованная Маршаллом картина выглядела так: раскочегаренная Второй Мировой американская экономика составляла на 1947 год примерно половину экономики мира и более половины промышленной продукции мира производилось там же, в США. Для Америки это было хорошо, если не сказать прекрасно, но на горизонте вставало грозовое облако - половину того, что производилось в мире, США требовалось продавать другой половине, а у этой другой половины не было денег. Не было тугриков, не было пошлых денежных знаков. Не было золота.

Не было долларов.

Так вот Маршалл предложил простое, а всё гениальное просто, решение. Он сказал: "А давайте мы дадим им денег. Просто - дадим. Подарим. Требование только одно - то, что им нужно, на эти деньги они будут покупать у нас же. На наши деньги - у нас. Парадокс? Может быть. Но гений парадоксов друг, не может быть, чтобы он нам не помог."

В Гарвард идут люди, любящие думать, и, услышав Маршалла, люди эти, а были они людьми молодыми, взволнованно зашумели, и шум этот производился главным образом закрутившимися в их головах шариками.

Сама по себе идея была выработана в глубинах аппарата Госдепартамента, там не сомневались в её действенности, задача была в том, чтобы донести идею не так до "избирателя", как до тех, кто "принимает решения". И не так в Америке, как "на местах". В Америке выступление Маршалла было отодвинуто в тень (наверняка сознательно) выступлением Трумана по поводу "коммунистического переворота в Венгрии". Однако "под столом" были предприняты кое-какие усилия. За день до гарвардской речи Маршалла, 4 июня 1947 года, Дин Ачесон, в то время заместитель Маршалла в Госдепе (поскольку Маршалл был человеком военным, то Ачесона, при том, что он был человеком сугубо гражданским, называли маршалловским "начальником штаба") пригласил в ресторан трёх аккредитованных в Вашингтоне британских корреспондентов и предупредил их, что на следующий день будет сделано очень важное для их страны заявление и что он надеется на их содействие по донесению выступления Маршалла до ушей Эрнста Бевина "as soon as possible, whatever the time of day or night.").

Вот он Ачесон, один из архитекторов Холодной Войны:

Труман ценил его чрезвычайно. И не только потому, что Ачесон был очень успешным дипломатом. Гарри Труман был американцем-южанином, то-есть человеком, приверженным традиционным ценностям, а это помимо прочего означало ещё и то, что он, по его собственным словам, предпочитал опираться на людей, исходя не из их личной лояльности, а из их откровенности, "правдивости". Ачесон (притом, что он был дипломатом!) говорил "начальнику" Труману не то, что тому было приятно услышать, а то, "что есть". Отсюда понятно, каким образом Труман, окружавший себя людьми, подобными Ачесону, стал одним из самых успешных в истории США президентов.

Предусмотрительность американцев в донесении своей идеи до ушей заинтересованных лиц была похвальна, но она оказалась излишней. В Европе "инициатива" была встречена на ура. Тот же Бевин заявил, что он чувствует себя как утопающий, которому бросили в воду конец. Бевин озвучивал не своё мнение, а Бевином озвучивало мнение государство, которое на спасение уже не рассчитывало.

Европа немедленно засуетилась, засобиралась. Европа - ожила. Ещё бы ей не ожить.

"Не было гроша, да вдруг алтын!"

Загрузка...