В ноябре 1924 года Хо Ши Мин покинул пределы первого в мире государства трудящихся и отправился в Китай. В СССР он пробыл около года, примерно столько же, сколько и в СаСШ, и, так же, как и в Америке, в России Хо Ши Мин времени зря не терял.
Он прошёл не курсы молодого бойца, как кто-то может подумать, а курс ускоренного обучения в так называемой "Сталинской школе", как в просторечии назывался Коммунистический Университет Трудящихся Востока, организованный при Народном Комиссариате По Делам Национальностей, возглавлявшимся Сталиным. Позже Хо вспоминал это время с ностальгией, в Сталинской школе ему очень понравилось, не в последнюю очередь потому, что из достаточно умелого пропагандиста, которым он сделал себя сам, в школе из него сделали ещё и достаточно умелого организатора.
Из того, что вы успели о нём до сих пор узнать, ясно, что человеком Хо был энергичным, на месте ему не сиделось и, ознакомившись с теорией, он захотел применить её на практике. Не откладывая дел в долгий ящик, он сел и написал очередное письмо, на этот раз Генеральному Секретарю Коминтерна, которым тогда был товарищ Зиновьев. Зиновьев ему не ответил. Неунывающий Хо сел и настрочил второе. Занятый важными делами Зиновьев проигнорировал его просьбу вторично и Нгуен Патриот был вынужден спуститься коминтерновским уровнем пониже и связаться с человеком, который его "нашёл", с Дмитрием Мануильским, но тот мало чем мог ему помочь, так как решением Коминтерна был переброшен на балканское направление и к Азии отношения не имел.
Но остановить Хо было уже невозможно, выяснилось, что он человек не только энергичный, но ещё и честолюбивый. Честолюбие же заставило его измыслить себе миссию и наш Патриот решил, что его жизненное предназначение состоит в создании партии. Партия, что понятно, должна была быть вьетнамской, а поскольку там, где он побывал, а побывал он в Америке, во Франции и в России, слово "национализм" было не в чести, то он решил строить партию, пользуясь тем, что есть под рукой, а под рукой у него был Коминтерн. И если он хотел создавать партию, пользуясь коминтерновскими идеологическими наработками и коминтерновскими же ресурсами, то понятно, что создаваемая партия могла быть только коммунистической. "Why not?" - подумал, наверное, по-вьетнамски Хо Ши Мин и посмотрел на себя в зеркало. "Бельмондо так Бельмондо."
Математиком Хо не был, но дальнейшее подтвердило, что он был незаурядным политиком, а у любого незаурядного политика всегда не очень хорошо с принципами, но зато очень хорошо с логикой.
В создавшихся "исторических условиях" Хо решил начать строительство партии не в самом Индокитае. С одной стороны там уже шебуршились конкуренты, а с другой там же имелись суровые колониальные власти, с лёгкостью необыкновенной рубившие гильотиной тонкие вьетнамские шеи, начинать же строительство вьетнамской партии в Москве или Нью-Йорке было попросту смешно и Хо нашёл географический компромисс - партия должна была быть создана не во Вьетнаме, но при этом ко Вьетнаму как можно ближе, а именно в Южном Китае.
С точки зрения дальнейшей карьеры Хо это решение оказалось судьбоносным. Он, что называется, "угадал".
Ну, а пока (он ведь всё ещё находился в Москве) Хо принялся "бомбить" все инстанции подряд, предлагая свои услуги по работе в Китае. Довольно долго на его инициативы не откликались и не в последнюю очередь потому, что Советская Россия начала 20-х была государством откровенно бедным, а новоявленный партстроитель в письмах неукоснительно указывал сумму в $100, необходимую ему ежемесячно на "пропитание". "Экий ты прожорливый, - думали инстанции, - а с виду не скажешь", и, от греха, отмалчивались.
Но Хо был не только хорошим стратегом, но и неплохим тактиком и он тактику сменил. Он снял своё стодолларовое требование и заявил, что готов работать забесплатно, пусть только ему оплатят дорогу. "В один конец." "Так это же совсем другое дело, - подумала по-государственному мыслящая инстанция, которой было Дальбюро, - давно бы так." И Хо тут же вручили билет на поезд, отправляющийся с Ярославского вокзала во Владивосток.
Хо попил водички, собрал чемодан, и, прекрасно понимая, что он находится под колпаком отнюдь не одного только ГПУ, сделал хитрый вьетнамский финт, отправив письмо французскому "другу". В письме он извещал, что Коминтерн не нашёл возможности использовать его в Индокитае и он, "печали полон", возвращается в милую его сердцу Францию. Письмо ожидаемо было перехвачено Sûreté и подшито в досье, а усатые флики приготовились Патриота "принять", не подозревая, что он в это время катит где-то по сибирским просторам в противоположную Парижу сторону.
11 ноября 1924 года Хо Ши Мин на борту советского судна прибыл в Гуанчжоу, более известный миру как Кантон.
В Кантоне Хо занялся тем, чем и хотел заниматься, а именно партстроительством, используя в качестве строительного материала изобильно имевшихся в Кантоне вьетнамцев, главным образом студентов. Партия получила название Революционная Молодёжная Лига, Тань Ниен Ка Мань Донг Чи Хой. Но партия партией, а за оказанное доверие следовало чем-то платить и Хо платил тем, что подвизался как переводчик при Михаиле Бородине, агенте Коминтерна, прикомандированном в качестве советского советника к Чан Кай-ши. Бородин не так давал Чану советы, как занимался поставками оружия, напомню, что до 1927 года СССР тесно сотрудничал с Гоминьданом, менее понятно другое, Хо Ши Мин по прибытии в Китай умел по-китайски читать и писать, однако совершенно не мог по-китайски говорить, так что одному только Бородину известно какой там из него был переводчик, но, как бы то ни было, а Хо Ши Мин какое-то время при Бородине "состоял", причём за переводничество ему не платили, так как на хлеб насущный он зарабатывал перепродажей сигарет, а также нерегулярным писанием статей для советских газет.
Интересно то, что, находясь в Китае на нелегальном положении, Хо кантонским иностранцам, не видевшим разницы между вьетнамцем и китайцем, представлялся как Ванг (изменённое вьетнамское Вуонг), однако самим китайцам, отлично видевшим, что никакой он не Ванг, Хо скромно сообщал, что его имя Ниловский.
Так оно всё и шло.
До поры, до времени.