Живой Журнал. Публикации 2010

История про Гречку, вражду и разного рода поступки в глазах обывателя

…Тут ещё вот в чём дело — русская история подсовывает современному обывателю удивительный материал, а обыватель вовсе не всегда им рачительно распоряжается.\

Мемуары прошлого века часто заставляют обывателя идти путём примитивных эмоций.

Вот читает он записки какого-то сидельца, что обличает своего товарища всё рассказавшего на следствии сатрапам, и ужасается низости предателя.

Однако какой другой сиделец, в другой книге, брюзжит из тёмного угла.

Другой сиделец сообщает, что если б взялись по настоящему, то любой выдал страшные тайны тоннеля от Бомбея до Лондона, а так же всё что угодно.

Однако ж первый, гордится тем, что не выдал, а потом выясняется, что его и вовсе ни о чём не спрашивали.

А люди вполне мирные говорят на манер героя Ильфа и Петрова, что 03 копейки они израсходовали на пользу государства, хоть и проиграли какие-то бешеные тысячи в польский банчок. Великий поэт оказывается дурным семьянином (впрочем, к этому любитель мемуаров уже приучен — в моей жизни был чудесный разговор в пивном баре "Гульбарий" близ Белорусского вокзала.

Там, за круглым столиком я стоял с людьми, что были старше меня. Разговор их, тлевший вначале, вдруг стал разгораться, шипя и брызгаясь.

Так шипит мангал, в который стекает бараний жир с шашлыка.

Наконец, один из моих соседей схватил другого за ворот капроновой куртки и заорал:

— А сам Пушкин?! Сам Пушкин? Жене — верен был? Скажешь, не ебался? Ни с кем не ебался, при живой-то жене? Утверждаешь? А за это хуй под трамвай положишь?

И правда, рядом звенел по рельсам трамвай номер 5.

— А как на Воронцова эпиграммы писать, так можно и тут же к жене его подкатываться можно? — не унимался тот худой и быстрый человек. — А Воронцов из своих за наших объедал в Париже заплатил! Из своих!.. И тут этот… И ты мне ещё выкатываешь претензии? мне?!

Ещё дрожали на столе высокие картонные пакеты из-под молока, ещё текло по нему пузырчатое пиво, но было видно, что градус напряжения спал.

Снова прошёл трамвай, а когда грохот утих, соседи мои забурчали что-то и утонули в своих свитерах и шарфах.

Вот оно, умелое использование биографического жанра, подумал я, и до сих пор пребываю в этом мнении).

Итак, перед обывателем нестройный хор мемуаристов, выносящих нравственные вердикты, причём у каждого из них, на случай неудачи в споре, есть в кармане кастет.

Когда их припёрли к стене, и обнаружили за кумиром странный поступок, они выхватывают его, выкрикнув: "Не так как вы, подлецы! он — иначе!".

А, в общем, не иначе.

Извините, если кого обидел.

24 августа 2010