Живой Журнал. Публикации 2010

История про ответы на вопросы

http://www.formspring.me/berezin

— Что за набор иероглифов в разделе "Библиография" на Википедии?

— Поставьте китайский драйвер и узрите. Просто это книга, изданная в Китае.

— Вы говорите и пишете на китайском?

— Ничуть. Я знаю, как сказать: "Здравствуй, товарищ!". Этим и ограничивается моё знание.

— Что сейчас модно читать? Кого сейчас модно читать?

— Вообще-то сейчас модно читать non-fiction. К примеру, книги, наставляющие в смысле жизни и успешности — вон, как-нибудь Нассиб Талеб. А у нас, я думаю, что модной литературой в глазах общества сейчас является проблемный роман с реальными персонажами, которые должны угадываться или почти угадываться читателем.

Скажем светский или политический роман, в котором узнают медийных персон.

Вариантом такой образовательной беллетристики является этнографический роман. Роман, написанный каким-нибудь папуасом, книга, в которой сюжет и стиль слеплены редакторами, а книга интересна тем, что про папуасов. Или про нищих афганцев. Или про эскимоса с каким-нибудь чувством снега.

Прекрасно, если автор в такой книге пишет собой и себя…

Но это "внешняя мода", незатейливая. Более интересная мода на роман-притчу — текст, который может и не содержать прямую мораль, но при этом иметь парадоксальный сюжет. Вот как "Парфюмер" Зюскинда. Сделаешь шаг вправо от этого канона — попадёшь в что-то заумное. Сделаешь шаг влево, наступишь в какого-нибудь пошлого Коэльо. Но с модой всегда так — по подиуму надо ходить прямо.

— А где у Талеба про успешность? У него больше про непредсказуемость, шарлатанство финансовых аналитиков, про кризисы и прочие реалии жесткого и несправедливого мира, что "успешные и позитивно-мыслящие" предпочитают не замечать.

— Ну, конечно, не про успешность в смысле "Как заработать миллион". Но стоит пояснить — вокруг этой книги странное облако. Дело в том, что бывают такие книги, которые тебе хвалят заведомо странные люди. Например, так мне хвалили Ричарда Баха — то есть, вот книга, что объяснит тебе всё. И не то, чтобы я не верил в то, что бывают книги, объясняющие всё, но как-то велик риск нарваться на сектантов. Я сектантов не люблю, потому что у них чуда не бывает — тебе говорят, что это небо в алмазах. А ты видишь нейлоновый полог и сплющенных комаров на нём.

И я понимаю, что просто так уже я этот текст не могу читать, а мне нужно его читать с таким внутренним арбитром, чтобы и внутренний сектант высказался, и внутренний экзорцист. А арбитр их должен рассуживать.

Но разбираться с этими деталями — труд, труд тяжелый — ну его.

У этих книжек-объясняющих-жизнь-как-она-есть наличествует такая особенность — пройдёт волна ажитации, и все начинают говорить "Эко мы повелись, это же не кровь, а клюквенный сок". И все говорят, что давным-давно подозревали, что это смесь Коэльо с Карнеги, а хвалили из вежливости.

Кстати, Карнеги действительно учит жить — и советы его толковы — включая запомнившийся мне — "поздравляйте людей с днём рождения, потому что вы можете оказаться единственным человеком, что поздравил кого-то, кто в этот день оказался одинок". Мне безо всякой прагматики это показалось верным.

Так и с прочими такими книжками — я всё время рядом с ними чувствую себя в магазине на диване.

— Дочитываете ли вы все книги до конца, или можете забросить какую-то не понравившуюся?

— Как правило, дочитываю. Другое дело, что книгу, которая мне кажется халтурной, я быстро перелистываю — для проверки. Вдруг всё же что-то интересное там есть.

— Читали книги Макаревича? Стоит ли приступать к ним, и если да, то кому?

— Это смотря какие книги Макаревича имеются в виду — я читал его книгу про дайвинг, и одну из книг про публичную кулинарию. Кулинарную книжку я помню плохо, и она мне не понравилась. Книжка про дайвинг была познавательная, но я её кому-то подарил.

— Читали интервью Михаила Шишкина в "Афише"? Как вам шишкинское определение местечковости современной русской литературы?

— Если это "Новый русский роман найдет читателя в мире, только если русские писатели перестанут писать о России и начнут писать о человеке", то это правда. Я согласен с тем, что современная русская литература — неважнец. Для меня русская литература кончилась шестьдесят лет назад, со смертью Платонова.

Другое дело, что Шишкин, а он мой друг, я кажется иногда, просто в силу того, что с ним говорю в частном порядке, лучше понимаю короткие ответы в интервью — так вот, другое дело, что я в Западной литературе не вижу уж таких сияющих фигур, к которым я хотел бы приехать в их замок д'Ивуар, как в Ясную Поляну.

То есть, очень наблюдаю очень сильный "средний класс", но так чтобы уж такой какой гений, пишущий о человек обнаружился… Нет, не вижу.

Просто в XIX и начале XX века литература была главным коммуникационным искусством, а нынче вовсе нет.

— Гений — не гений, а приехать к кому-то западному мне б хотелось, но имени не назову — чтоб вдруг не потерять анонимность. А вот с кем вы из этого сильного среднего класса хотели бы посидеть в баре?

— Ну список был бы странный — просто есть писатели, которых я сейчас готов что-то спросить, а есть те, с которыми, наверное, полезно было бы поговорить, но надо придумывать вопросы как для интервью.

Я как-то ехал на велосипеде по Тверскому бульвару и увидел Орхана Памука. Хороший такой Памук, когда я ему сказал, что пишу повесть про Стамбул, он мне, кажется, не поверил.

Так вот, о чём говорить с Памуком, я знаю. А вот нужно ли мне говорить с Нилом Гейманом — не уверен.

С Павичем я говорил, и это было правильно.

У Перес-Реверте есть что спросить, а на Бегбедера я как-то поглядел, да и решил не спрашивать ничего. В голодный год я бы подумал — ему хлебушка-то дать или подожать.

— А о чем вы беседовали с Павичем?

— О курительных трубках.

— Сколько у вас курительных трубок, и каким сортом/маркой табака заправляете?

— Около тридцати — но счёт этот неточен, потому что некоторые неисправны. Что до табака, то пользовал разнообразный MacBaren.

Извините, если кого обидел.

16 сентября 2010