Живой Журнал. Публикации 2010

История про дорогу на Астапово

Маковицкий записывает в своём дневнике: "2 ноября. (Это, конечно, старый стиль- В. Б.)В ночь с 1 на 2 ноября к учащению дыхания прибавились еще боль в левом боку и кашель. Тут стало воспаление уже очень правдоподобным, но аускультацией и перкуссией ещё нельзя было его определить. В 2 ч. ночи — 39,2, пульс 96 и такая же t° до утра. (Пульс с перебоями.) Ночью Л. Н. держал руки сложенными, как на молитву. Очень мало говорил. Температуру мерить, пульс щупать охотно давал. Согласился на прослушивание, также на компресс. Дремал, но легко просыпался. Надо было проветривать комнату. Принесли ширмы, обставили ими кровать Л. Н. и открыли форточку в той же комнате, в которой лежал. Вечером опять нашел дым в комнату. Дело было не в щелях, которые печник замазал, а в неумелой топке. Мы вентилятор не закрывали, а надо было его закрывать на время, пока не перегорели дрова; девушка недостаточно перемешивала уголь перед тем, как закрыть трубу; дымилось и из третьей комнаты, где девушка положила дрова так, что они торчали из дверец, и из этих торчащих концов пламя и дым валили в комнату. Печник починил печь на второй или третий день, но еще день прошел, пока выучились закрывать вентилятор на печи в то время, пока топили. Ночью тараканы и мыши шумели. Есть и клопы — я снял с рубашки Л. Н.

Утром в 9 ч. дыхание 38, t° 39,2. Дыхание пустое, вся грудь подымалась. Голос у Л. Н. ослабел и получил звук грудной, слышно было, сколько усилий и болей стоило ему говорить.

Допустили ошибку, что с самого начала не пригласили сиделку к Л. Н. и что мы сами не упорядочили свое дежурство, а иногда все трое толпились, входили часто, мешали Л. Н. спать, и что не наняли прислуги. Л. Н. был нужен отдых, а приехали В. Г. Чертков с А. П. Сергеенко. Л. Н. был сосредоточен, озабочен, молчалив и слаб. Когда первое свидание и беседа с Чертковым кончились, Владимир Григорьевич вышел. Л. Н. хотел уснуть и скоро стал равномерно дышать. Сон его был прерван падением мешка с горячей водой, который был положен на стул, близ кровати. Были два маленьких стола в комнате, но они были завалены вещами, так что приходилось занимать стулья. Часто Л. Н. будила длинная процедура мытья полов, открывание двери без ручки, которая с трудом отворялась и со щелчком: так как все были невыспавшиеся, то лишний раз ходили и болтались, а нам приходилось выходить и входить постоянно: за водой для питья, за теплой водой. Был на всю семью и для нас всего-навсего один самовар; одно ведро на весь дом; не было посуды, не сразу в первые же дни обзавелись всем своим, а постепенно. Сначала не догадались, да и было неловко покупать новое, т. к. хозяева любезно предлагали — у них охота была делиться, но вещей никак не хватало для удовлетворения обеих сторон. Дня три-четыре не было у нас посыльного, не распорядились насчет дежурства, чтобы, кроме дежурного, никто не входил. Доходили тревожные слухи, что полиция высылает всех, кто……

Первый вечер и следующие два дня вся семья начальника (пять детей) и нас четверо и прислуга продолжали жить в его доме; а на третий день прибавились еще Чертков с Сергеенко. Ночевало нас с ночи со 2 на 3 ноября 14 человек да, кроме того, еще постоянно бывал кто-то из сыновей Л. Н., или врачи, или из друзей. Во временной столовой была устроена канцелярия. Туда получалась огромная корреспонденция. Какая там шла работа, видно из того, что на телеграммы и почтовые марки тратилось по 20 р. в день. Там была и трапезная и ночлежная. Туда весь день и ночь стучали в форточку и подавали почту, и спрашивали известия. Сергеенко был секретарем, экономом, привратником. Постоянно приходили справляться о состоянии здоровья. Л. Н., поговорив перед полуднем с Владимиром Григорьевичем, приехавшим в 9 ч., вздремнул.

В 12.30 дня в мокроте — кровь. Воспаление легких стало несомненным.

Когда Л. Н. был один, все время дремал, легко просыпался, в доброй памяти. Сегодня, как и вчера, немного диктовал: мысли о Боге и письма. Около Л. Н. дежурили, чередуясь, Александра Львовна, Варвара Михайловна и я, теперь и Владимир Григорьевич. Приходил Стоковский. Приезд Черткова внес успокоение, он твердо убежден, что у Л. Н. хватит сил перенести эту болезнь. Александра Львовна не теряется.

Л. Н. серьезен и, наверно, понимает опасность, сознает, насколько ослаб, насколько болезнь серьезна. Он нежен, смирен, старается угождать всем во всем, хоть и с напряжением сил, но не показывая этого, соблюдает душевное спокойствие. Очень благодарен за всякое внимание, услугу. Температура между 2 и 5 ч. пополудни — 39,5, после упала до 38,8.

Пожелал градусник и прочесть газеты… Л. Н. еще просил — не о себе, а «что попадется» политического.

Сзади, ниже лопатки влево, звук глуше, грохот крупных и малых пузырей. Вправо, под лопаткой, звук тоже немного глухой, хрипы. В этом же (правом) боку стал чувствовать легкую боль. Второй фокус воспаления.

В 6.30 вечера t° 38,8, дыхание 38. Я проветривал в это время, виню себя. Потом в 7 ч. заснул. Слышно охал: «Боже мой, боже мой». Я в первый раз слышал от стонущего Л. Н. эти слова.

Александра Львовна: Не вызвать ли Никитина? В 7 ч. вечера приехал Сергей Львович и привез другую, более просторную кровать. Несколько часов не входил к отцу, потом вошел, когда он дремал, не показываясь ему, чтобы новой встречей не утомлять его и, главное, чтобы щадить его, чтобы думал, что не знают, где находится. Только где-то после полуночи, когда Л. Н. была нужна помощь, Сергей Львович приблизился, и Л. Н. узнал его, обрадовался его приезду и разговорился с ним.

— Как ты меня нашел? — спросил его Л. Н.

Сергей Львович поцеловал его; этим Л. Н. был очень тронут.

Получили два извещения: Озолин — что ночью приедет экстренный поезд, а я (от Куприянова) — что приедут Софья Андреевна с врачом-психиатром и фельдшерицей, с Андреем, Михаилом, Татьяной Львовной и В. Н. Философовым.

Решили Л. Н. об их приезде не говорить и Софью Андреевну не допускать к нему. Но мы еще боялись ее, не решались загородить ей дорогу. Тут Озолин, полюбивший Л. Н., вызвался не пускать ее в квартиру.

В 7.45 Л. Н. проснулся, t° 38,5. Впадал в забытье.

В 9.40 t° 39,2, пульс 114. Томился, изжога. Пульс — каждый третий перебой. Принял четыре капли строфантовой настойки. Через 7 мин. — 110, перебоев менее. В 10 ч. ночи — 140.

Когда Л. Н. спросил меня, какой пульс, и я сказал, что 110, попросил часы и сам стал считать, насчитал 80 (перебои не дали ему правильно сосчитать пульс).

В 10.20 предложили кофе. Л. Н. не хотел пить, боясь усиления изжоги. По той же причине сегодня не пил молока и ничего не ел. Хотя ободряем друг друга, особенно Владимир Григорьевич, сегодня все мы, окружавшие Л. Н., скрываясь один от другого, исплакались".

Извините, если кого обидел.

15 ноября 2010