А., сидя на дачной веранде рассказывала, что исчезло умение носить длинные юбки.
Она делала в ответ на мои разглагольствования о том, что профессиональные литераторы провалились туда, где, уже сгнили избыточно многочисленные учителя фехтования и выездки.
— Сейчас лето, — говорила она. — посмотри, как молодые девушки носят юбки. Ну, да — шаг не тот. Но дело ещё в том, что они не умеют их приподнимать, переходя через невысокое препятствие или поднимаясь на ступеньку. Они делают вот так (А. с двух сторон подхватила то, что на ней было надето).
Я вспомнил старинные гравюры, которыми А. занималась — и как раз на них точно было показано, как приподнимать юбки. Впрочем, говорили мы о Канторе и Петрове-Водкине.
И, чтобы два раза не вставать, я напомню, как я люблю летние дачи.
Гости, соответственно, съезжались на дачу. Кто-то приехал загодя, а кто-то зацепился в городе и никак не мог доехать. А ведь только на дачу и нужно ездить летом, дальше дачи — никуда.
Это уж ясное дело, что нормальный человек, когда полетит тополиный пух, норовит потеть в чужом неприкаянном месте, где квакает и клацает иностранная речь, где песок желтее и в море тонуть приятно — оттого что приобщаешься к интересному заграничному миру и помираешь как настоящий иностранец.
А в отличие от нормального умный человек сидит летом в городе. Ходит на работу в шлёпанцах, галстуков не носит, а если пойдёт дождь, то умного человека он застигает в гостях у красивой женщины с печальными глазами. Они сидят на широком подоконнике и смотрят, как снаружи коммунальной квартиры дождь моет узкий переулок. Жить им в тот момент хорошо, потому как соседи уехали на дачу, и можно стать печальными несколько раз, пока умному человеку снова придётся надеть шлёпанцы и отправиться домой к своему семейству. Там тепло и влажно после дождя, а из-под раковины пахнет мёртвой крысой.
Летом в городе хорошо.
А путешествовать можно зимой — зимой на путешественника смотрят жалостно, ему открывают дверь и как куль его суют на полати, накормив предварительно мясной похлёбкой. Ишь, думают хозяева, нелёгкая выгнала человека из дома — вона как жизнь его обернулась. И ставят бережно его обледенелые шлёпанцы под лавку.
Летом же — шаг вправо, шаг влево — только на дачу.
У меня есть довольно много хороших друзей, что время от времени зовут меня на дачи.
Для этого надо встать с рассветом, потому что они заезжают за мной ранним утром.
— Пробки, сам знаешь, — говорят они, и я понимающе киваю. Я поутру всегда понимающе киваю, потому что спросонья не могу говорить. Про себя я думаю — кто едет на дачу в полдень или около того? Когда мои друзья и знакомые, друзья друзей и знакомые знакомых и все их родственники едут на дачи в восемь утра? Кто они эти люди, что едут на дачу, выспавшись? Кто в пробке, кто — Пушкин с Натальей Николавной?
Но мы давно едем на дачу, и я сплю в машине, потом я сплю в каком-нибудь дальнем уголке, чтобы никому не мешать. Однажды я уснул в маленьком загончике для механических тяпок, рыхлителей и газонокосилок. Я ворочался, нажал куда-то затылком — одна косилка внезапно заработала, вырвалась на волю, и её два часа ловили все соседи.
Мне уже можно не тыкать на чужом участке лопатой — я тут просто так, для мебели. Да и мои друзья горазды засадить участок не клубникой, а деревьями и задумчиво приобщаться к высокому. Слушать, например, «Владимирский централ», что завели соседи.
Обычно я просыпаюсь ночью — и вижу вокруг сонное царство. Одни присвистывают, другие причмокивают, третьи всхрапывают. Не в силах найти обувь, я ступаю с крыльца босиком и брожу вокруг потухшего костра. Там я дятлом клюю недоеденный лук от шашлыка и писаю под соседский забор.
Ночью на дачах — особая жизнь. Я слышал, как звучит гармошка, которую волочит по тропинке, взяв за один конец, одинокий гармонист.
Мне внятен тонкий посвист ночных птиц и сумрачных лягушек тени. Я видел крота — от кончика носа и до хвоста ему грациозная стройность и нега дана, и бег его — медленный камня полёт, когда в темноте он падает в вырытый ход.
Я слыхал, поют коты, нет, не те коты, не полевые, а обрезанные и хмельные, о чём поёт ночная птица, повесив стул на спинку пиджака, когда ей не к чему стремиться, и как туман трещит как будто рэп, попав на линии высоковольтной ЛЭП, — трещит, будто тонкий звук путеводной ноты.
Но чу! Пьяные дачники угнали КамАЗ с кирпичом и перекидывают груз через забор. Наутро их осталось восемь.
Утром меня будят.
— Если ты хочешь ехать с нами, то пора собираться. Сам понимаешь…
Я понимаю и киваю головой. Друзья везут меня улыбаясь — в голове у них мягко распускается анекдот «купи козла — продай козла». Они спрашивают меня что-то, и я утвердительно трясу головой. Обычно голова перестаёт качаться, когда я вижу над головой сплетения транспортных развязок Кольцевой дороги.
Я люблю ездить на чужие дачи.
Извините, если кого обидел.
09 августа 2012