История про то, что два раза не вставать (2012-10-12)

Я давно обнаружил, что бытовое сознание любит иметь дело с парными персонажами.

К примеру, я видел массу обсуждений, построенных на детском вопросе — кто участникам более люб — Толстой или Достоевский.

Такой парой в русской литературе прошлого века стали Бабель и Платонов.

Недавно я наблюдал разговор, в котором, в частности, говорили, что Бабель имморален, а вот Платонов — морален, и, дескать, в этом-то вся и штука.

Парадоксально в этом разговоре было то, что все (понемногу) оказывались правы.

Я это говорю как сторонний наблюдатель, как катерпиллер с трубкой, засевший в кустах, при этом понимающий, что Бабель сформировал меня как писателя, а Платонов — тот человек, после которого русская литература кончилась.

Итак, правда и то, что Бабель вне морали. Это настоящий художник, которого за рамки морали выводит не буржуазное по сути желание получить статус беженца или там какой грант, а влекомого своим предназначением. При этом он понимает, что за свои опыты он получит от мироздания пиздюлей по полной. При этом он бредёт навстречу гибели, но это его беспокоит мало. Но при этом этот путь оказывается чрезвычайно плодотворным.

Правда и в том, что Платонов выстроивший очень своеобразную систему морали, действительно образует пару к Бабелю.


Чтобы два раза не вставать, в этом разговоре люди повторяли очень важный постулат русской интеллигенции, всё время пытавшейся привнести критерий морали в искусство. Вот, говорили они, аморальный человек не может написать хороший текст — и тут же вспоминали не только советских чиновников-графоманов, но и стихи Сталина. Я стихи Сталина читал (разумеется, в русском переводе — вернее, в пересказе. Их давали на перевод нескольким поэтам, например, Тарковскому потому что хотели сделать подарок вождю в 1949 году, да издание не состоялось). Стихи неинтересные, что называется, гимназические — хотя понятно, что Тарковский из этого мог бы сделать удивительный текст (Как он сделал его из песни "Тост"). Но у нормального интеллигента есть порог сопротивления, и он проходил именно здесь — не может тиран написать хороших стихов, не может, а если и написал — то в топку их, ибо рушится картина мира.

И тут наступает Бабель, наступает как закат солнца — неотвратимо. Он говорит: всё может быть. И народ, о котром печётся интеллигент, оказывается совсем не тем выдуманным народом. И революция убивает своих детей, и тиран может создать стиль, на который всякий интиллегент будет в тайне дрочить, и, одновременно, в самом отвратительном человеке может возникнуть искра доброты.

То есть, Бабель превращается в Достоевского, а Платонов оборачивается Толстым — но это сравнение ничего не объясняет, кроме как интеллигентского механизма ожиданий от писателя.


Извините, если кого обидел.


12 октября 2012

Загрузка...