Живой Журнал. Публикации 2012

История про то, что два раза не вставать

Сегодня в Москве был первый по-настоящему жаркий день. То есть, это не летняя жара, не жара вообще, а особая весенняя жара, когда можно ходить в майке. В майке я не ходил, зато зашёл в "Новый мир" и удачно забрал свой авторский экземпляр.

Отчего-то сегодня весь день вертелся вокруг фильма "Шпион" и вообще темы советской цивилизации — такое впечатление, что какой-то загадочный Устроитель Бесед передавал меня из одних рук в другие, чтобы я продолжал этот разговор, не повторяясь.

Кстати, чтобы два раза не вставать, есть особая связь фильма "Шпион" с особой культурой романа о шпионах предвоенного времени.

По разным изданиям кочует цитата из Шкловского о майоре Пронине и его авторе: " "Советский детектив у нас долго не удавался потому, что люди, которые хотели его создать, шли по пути Конан Доила. Они копировали занимательность сюжета. Между тем можно идти по линии Вольтера и еще больше — по линии Пушкина. Надо было внести в произведение моральный элемент… Л.Овалов напечатал повесть "Рассказы майора Пронина". Ему удалось создать образ терпеливого, смелого, изобретательного майора государственной безопасности Ивана Николаевича Пронина… Жанр создается у нас на глазах."

Я не могу проверить, но судя по всему, это статья «Рассказы майора Пронина». [Повесть Л. Овалова]. — «Огонек», 1941, № 18, с. 15. Шкловский пишет: " "Советский детектив у нас долго не удавался потому, что люди, которые хотели его создать, шли по пути Конан Доила. Они копировали занимательность сюжета. Между тем можно идти по линии Вольтера и еще больше — по линии Пушкина. Надо было внести в произведение моральный элемент… Л.Овалов напечатал повесть "Рассказы майора Пронина". Ему удалось создать образ терпеливого, смелого, изобретательного майора государственной безопасности Ивана Николаевича Пронина. Книга призывает советских людей быть бдительными. Она учит хранить военную тайну, быть всегда начеку… Жанр создается у нас на глазах."

Тут всё неправда — потому что в лучших своих вещах Овалов использовал совершенно классические схемы, причём именно от Конан Дойла. Впрочем, в детективном повествовании очень давно научились, и с тех пор не прекращали использовать парных героев. Хомс и доктор Ватсон, Ниро Вульф и Арчи Гудвин, да и в половине советских детективов ум и сила разнесены. Ум и сила, мудрость и молодость, размышление и драка.

Так и у Овалова.

Но Шкловский заметил главное — рассказы и романы Овалова имели своё лицо, хоть и черты этого лица были взяты из класстческой детективной литературы. При этом, Овалов, арестованный сразу поле начала Отечественной войны, сильно изменился, хотя его чекист Пронин дожил до начала шестидесятых годов.

В фильме "Шпион" тоже присутствует пара — один майор, хоть и старший, и молодой чекист, глуповатый, но искренний.

Но тут и заключается очень интересная разница — скажем "Голубой ангел" Овалова — почти роман "нуар", в нём много сумрака, да и просто темноты.

"Шпион" — это такая светлая Москва, Москва Большого Стиля.

В вечной грызне иня и яня, и зажёвывания парных хвостов нет ничего нового. То китяка поборет слоняку, то китяка, наоборот, одолеет слоняку. То выплывет на поверхность культура-1, то её сменит культура-2.

Сейчас как раз происходит возврат к ценностям структуры, поскольку ценность разнообразия и неупорядоченности несколько обесценилась в общественном сознании. Одним из первых в этом был известный фильм Дыховичного «Прорва» в 1993-ем. Культура-new начинает эксплуатировать и стиль культуры-old, питаться им и зарабатывать на нём. В фильме Дыховичного, кстати, бело-золотой имперский стиль сороковых годов мешался с серо-зелёным стилем лет Большого Террора. Это очень интересные фазы эстетики — «до войны» и «после войны».

Понятно, что в прошлом веке все эти переходы тщательно фиксировались в литературе. Помимо страшного гениального рассказа Аркадия Гайдара про девочку Марусю, существовал целый корпус историй о пограничниках. Среди них было довольно известное стихотворение Сергея Михалкова. И написанная по его мотивам «Коричневая пуговка» — это как раз вариант того, как совмещается Гайдар с его Марусей и Барабанщиком и Михалков с групповым детским героизмом.

Это особое время, что называется «до войны». Про иные времена, «Медную пуговицу» и «Секретное оружие» нам расскажут в следующий раз. А "до" были «Рассказы майора Пронина» и «Голубой ангел» — путь чекиста от первых заданий во время Гражданской войны, затем ловля саботажников на Урале, поиск вредителя отравившего кур холерой (замени слово — и рассказ будет про птичий грипп) и поиски таинственного документа. «Голубой ангел» же — куда более поздняя история с граммофоном, секретные чертежи в нём и вереница персонажей-символов, что почти архетипы советского шпионского романа. «До войны» и «после» как бы два разных Пронина — до отсидки его автора и после.

Тут интересно, как Шкловский пишет, и что он мог думать о стиле нового шпионского романа, он, который, будучи на "Беломоранале", отвечал на вопрос о впечатлении — "Чувствую себя как чернобурая лиса в пушном магазине".

При этом Лев Овалов был настоящим советским писателем. У него была настоящая биография советского писателя — писателя-ударника, рабочего-литкружковца, с правильной карьерой с успехами, с таинственным лязгом костей в шкафу, с подлинной фамилией Шаповалов и происхождением «из бывших». Овалов совершил над собой обряд превращения в бастарды — он отсёк от своего исконного имени первую часть (Так, кстати, поступали часто — но, в отличие от него, не по собственному желанию — Трубецкой давал жизнь Бецкому). Написано было много, но дело в том, что из всего корпуса правильных, вполне советско-литературных книг он вошёл в историю только своим майором Прониным. Так и писали другие персонажи на окошечках первых отделов:

А теперь уже никто не помнит, что такое «первый отдел», что за окошечко там было, и что через него выдавали, что за мистическая «форма», да ещё и «первая» имелась в виду. А вот майор Пронин остался — навечно зачислен в списки части.

Кстати, оказалось, что бы не делал Овалов, писал ли о двадцатых годах или о партийных работниках, но читатель, тряся своё сито, обнаруживал на дне лишь чекиста с повадками Ниро Вульфа.

Упоминание Ниро Вульфа не случайно. Часто истории с майором Прониным сравнивают с придуманной Конан-Дойлем парой Шерлок Холмс — доктор Ватсон. У Овалова, кстати, на заднем плане болтается домработница Агаша, никакой функциональной роли не играющая, в отличии от такого системного персонажа, как миссис Хадсон. Но главное разница не в этом — майор Пронин и его воспитанник Железнов суть пара «Ниро Вульф — Арчи Гудвин». Рассказчик выведен Оваловым за границы повествования — он лишь хронограф, слушающий рассказы Железнова и Пронина. При этом характер совместного существования майора и его напарника точно такой же, как у персонажей Стаута.

Структура схожа: вот мозговые центры коллективов — жизнелюб, любитель армянского коньяка майор и гурман Вульф — с одной стороны, вот боевые машины — Гудвин, работающий кулаками особо не раздумывая, и Железнов, что носится по улицам как сумасшедший колобок — с другой.

Тут нет нужды подозревать Овалова в заимствовании — доказательств тому не наблюдается, но, главное — это не интересно. Лучше считать, что Овалов и Стаут похожи на Попова и Маркони.

Впрочем, в двух книгах про «довоенного» Пронина есть и чёткий след рассказов Конан Дойла. Это чёткие, почти фотографические отражения. Вот, пропадает из сейфа важный документ, и вокруг его поисков та же пляска, как вокруг морского договора, любовных писем и прочих бумаг, что ищет Холмс. Вот майор Пронин оставляет на минуту своего помощника, а потом возвращается, ведя на поводке собаку — и обманутый читатель готов поверить, что сейчас он поёдёт по креозотному следу в поисках одноного моряка и туземца-карлика. А в «Рассказах о майоре Пронине» равновеликий Пронину враг — майор Роджерс всё время ускользает от него — будто профессор Мориарти. Кажется, что сознательно играет Овалов в эту игру-угадайку.

С другой стороны, время от времени глаз современного читателя цепляется за «Знойкий декабрьский мороз» и «Разнузданных лошадей, привязанных к изгороди» — обороты необычны, так же, как и слова «жировка» и «пятидневка» — реалии той довоенной жизни. Надо сказать, что в книгах есть и опечатки, возникшие, видимо, из-за лихого сканирования.

С течением времени соотношение качеств в паре майор Пронин — Виктор Железнов меняется. Сначала Железнов — мальчик, сметливый не по годам, превращается в честного, но немного туповатого капитана. Мальчик, идущий дорогой отцов, это вообще очень интересный архетип советской культуры. Есть знаменитое стихотворение Михалкова:

Позже этот сюжет превратился в знаменитую «Коричневую пуговку» —

История про пуговку с не нашими буковками, история про то как, Алёшка нашёл, товарищи отнесли и донесли — на самом деле блестящий пример отражения эстетики довоенного времени.

Первые повести и рассказы о майоре Пронине объединили в себе судьбу этих двух стихотворений — когда в апреле 1941 «Голубой ангел» печатался в журнале «Знамя» он был предельно серьёзен, а он же, когда читается сейчас, то понимаешь, что выглядит это как история про то, как

Кстати, чтобы два раза не вставать — в фильме "Шпион" у лысого Октябрьского звание "старший майор". Звание же «майор», приросло к Ивану Николаевичу Пронину, и даже заменило ему имя и отчество, и тут есть некоторые простые обстоятельства. Пронин — майор государственной безопасности. А ЦИК и СНК СССР от 26.12.1935 были введены специальные звания для Главного управления ГБ НКВД. Согласно им майор госбезопасности соответствовал общевойсковому званию «комбриг», а, скажем, капитан — званию «полковник», и, наоборот, воинскому майору соответствовал всего лишь старший лейтенант государственной безопасности.

Эта система ещё несколько раз корректировалась, но исчезла лишь после войны. Причём система как кислота, растворила не только экзотические звания, но и всех трёх генеральных комиссаров госбезопасности — Ягода, Ежова и Берия. Но это, как говорится, совсем другая история.

Действие в эпопее Овалова неконкретно, оно происходит в особом мире, параллельном не только реальности, но и советской действительности — там, где настоящие мужчины затянуты широкими ремнями, на петлицах кубари, шпалы и ромбы, погоны — только на фотографиях главных мерзавцев, улицы чисты, под Дворец Советов уже выкопали котлован, но ещё не выстроили, как в фильме "Шпион". Помыслы чисты, ничего, что немцы в Польше, но страна сильна. Только месяц — и не больше — кончится война.

Извините, если кого обидел.

23 апреля 2012