Сирнан или Сир (как его чаще звали и в банде, и сейчас, в камере) мирно лежал на своей козырной шконке и занимался делом, необычным для людей его происхождения и положения.
Он читал.
Был в его жизни эпизод, когда юный Сирнан работал разносчиком газет; тогда-то он и выучился грамоте, попутно пристрастившись к печатному слову. Восьмилетний сирота при живых родителях — еды на ребёнка не хватало, да и в жилище, представлявшем собой огороженную тряпкой четвертушку комнатки в дешёвом доходном доме, для такого здорового лба места не нашлось, — сумевший пристроиться на улице, имел достаточно веры в светлое будущее. Он даже познакомился с одним старым букинистом, который за регулярную уборку его жилья, стирку одежды и чистку обуви позволил новообретённому бесплатному слуге читать потрёпанные временем и небрежным отношением гимназические учебники.
Смышлёный и усердный паренёк, несмотря на усталость после не такой уж и лёгкой работы на улице и не менее тяжёлого для ребёнка труда по натаскиванию воды, стирке, мытью полов и прочей уборке, упорно постигал азы грамоты, счёта и иных наук, в будущем надеясь хорошо пристроиться, как самостоятельно выучившийся.
Но жизнь, как водится, макнула маленького мечтателя в своё говно.
Конфликт с другими мальчишками-газетчиками, поножовщина (дети бедноты никогда не являлись нежными цветочками, каждый уважающий себя пацан имел при себе хотя бы свинчатку или длинный заточенный гвоздь). Заметивший потасовку полицейский, что, схватив Сирнана, сам получил удар ножом от перепуганного ребёнка… Бегство, навсегда брошенное рабочее место. Затем голод, воровство, банда таких же беспризорников. Переход под крыло взрослых бандитов, заметивших хваткого мальца, взросление и продвижение в иерархии банды…
Грязь, кровь, подлость и жестокость, которых стало ещё больше.
Со временем стало больше и денег, коих стало хватать не только на выживание, но и на разгульный образ жизни. Чем Сир, впрочем, не злоупотреблял, ведь расслабиться — означало потерять хватку и умереть от клыков «молодых волков», которые только того и ждут.
А потом жизнь макнула в говно и его банду. Насколько знал Сирнан, из руководящего состава удачно сдаться полиции и пересидеть поднявшуюся волну в тюрьме — имевшиеся накопления и связи практически гарантировали скорое освобождение — повезло только ему. Может, кто-то сумел залечь на дно, оставшись на воле, но вряд ли. Занявшие их место конкуренты позаботятся о недобитках — слишком влиятельных и потому опасных, буйных или просто не желающих устраиваться под крылом нового босса.
Теперь этот человек, ослабив давно приросшую к лицу маску коварного, жестокого и безжалостного преступника, под светом пробивающихся из-за решётки солнечных лучей, читал свежую — всего недельной давности — газету. И найдя статью с литографией пляшущего мальчонки — такого же, как и он когда-то, беспризорника, но сумевшего выжить и пристроиться в этом пожирающем надежды городе — Сир ненадолго вспомнил и своё детство. Жёсткое, изрезанное шрамами лицо немного смягчилось.
Жалел ли он о прошлом? Иногда.
С высоты нынешнего опыта мужчина видел, как мог бы устроиться даже лучше нынешнего и при этом не стать бандитом. Но также он понимал, что ему грех жаловаться. Лишь примерно треть сумевших пережить младенческий и ползунковый возраст детей бедняков дотягивает до шестнадцати, остальные умирают от голода, болезней, поганой еды, сомнительной выпивки, чужих кулаков, вредной или опасной работы, вроде чистки работающих станков, нормально подлезть под которые способен только ребёнок, и много от чего ещё — всего и не перечислишь.
И это если говорить о мальчиках. Девочкам, на взгляд Сира, труднее и безнадёжнее: или сноси колотушки мужа — по факту твоего полноправного хозяина — или становись шалавой и получай по мордам от пьяных клиентов и сутенёров. Исключения исчезающе редки.
Злое в трущобах и рабочих кварталах бытие, безрадостное.
Мальчикам, а потом и мужчинам, как упоминалось, легче, но не так чтоб намного: ведь после шестнадцати, с полноправным вхождением во взрослую жизнь, битва за выживание проще не становится. В свои тридцать семь Сирнан пусть и начал чувствовать некоторые отголоски неспокойной молодости, но всё равно оставался полным сил крепким мужчиной, а какой-нибудь портовый грузчик и в двадцать семь мог стать еле живой развалиной с напрочь убитым позвоночником.
Нет, не стоит жалеть. Бандиты всегда были и будут, а он, по своему собственному мнению, не самый худший из них.
В этот момент на фоне шума переполненной камеры, гула мужских и женских голосов — да-да: из-за недостатка мест после очередной волны арестов умники из тюремного начальства не только решили уплотнить камеры, но и наплевали на половое разделение заключённых — уши Сирнана уловили лязг замков.
Неужели их наконец-то начнут расселять? Пусть Сирнан, на правах смотрящего, и устроился с воистину Императорским комфортом, но вынужденные спать по очереди сидельцы дышали, потели и пердели, что сильно влияло на качество воздуха даже вблизи благословенного всеми богами зарешеченного проёма, который служил источником свежего воздуха свободы. Да и конфликты, постоянно возникающие на почве скученности и интереса к противоположному полу, уже успели изрядно достать бандитского бригадира, который по мере сил старался держать этот бурлящий котёл, постоянно готовый выплеснуться кровавой пеной, хоть под каким-то минимальным контролем.
Увы, Сир ошибся. В их переполненную камеру решили запихать нового постояльца, вернее постоялицу.
Сощурив утратившие часть былой зоркости глаза, Сирнан присмотрелся к маячащей в проёме невысокой тоненькой фигурке.
«Они там что, совсем ебанулись?! — со вспышкой недовольства промелькнуло в сознании почуявшего неприятности бандита. — С каких пор в камеру к взрослым уголовникам суют детишек из «чистой публики»?!»
Мыслям смотрящего вторил голосок самой девчонки:
— Вы уверены, что хотите оставить меня здесь? — спросила она у толпящейся сзади — чего это их, кстати, в коридоре целый десяток? — тюремной охраны.
— Ничего, потерпишь, — мерзко усмехнувшись, ответил ей старший из тюремщиков, которого зеки за глаза заслуженно звали Пидором. — Заходи. Не леди, отдельных апартаментов не заслужила.
Та хмыкнула:
— Уговорил, хех. Не всегда же мне проводить время в роскошных палатах и павильонах? Разнообразим опыт.
Сир, поневоле хорошо разбирающийся в людях и тюремных порядках, сразу подметил несообразность. Начиная от количества охраны, которая вместо того, чтобы огреть вздумавшую пререкаться девчонку прикладом, вступила с ней в разговор. И заканчивая тем, что её уговаривают — и для тюремщиков охренеть как вежливо! — войти в камеру.
Сирнан готов конкретно ответить, что это не натянувшая на себя господские тряпки наводчица или промышляющая мошенничеством и воровством уличная хабалка. И не изнеженный маменькин цветочек, который просто не понимает, куда попал. Спокойное выражение лица и чуточку раздражённый голос говорили не о растерянности или непонимании, а о любопытстве, лёгком удивлении и, может быть, брезгливости. Что опять же не вписывается в подтип «гимназистки» или «хабалки».
Первая не сможет перенести ударившую в нос крепкую вонь переполненной камеры и будет шугаться охраны и зеков. Вторая же, если и попытается косить под «чистую публику», будет говорить, смотреть и двигаться совершенно по-иному, чем сразу себя выдаст. По крайней мере, обычная ряженая девка. Те, что работают на более высоком уровне, вроде клановых убийц и шпионов или агентов разведок различных организаций, с такими, как Сир, практически не пересекаются.
Непонятно, а всё непонятное сулит неприятности.
— Заходи не бойся, выходи не плачь, господиночка! — с легко читаемым злорадством вякнула какая-то шалава из бабского угла.
— Начальник, что за дела?! — вторил ей сиплый мужской голос. — Мы и так тут как рыба в бочке, сук!
— А бабы, как селёдки, гы-гы, — сам пошутил и сам посмеялся ещё один.
— Не ной, Сиплый, вишь, фифочка маленькая и славная, — вылез третий. — Если тебе не надо, я её на своей шконке поселю!
Сам Сир, блюдя положение, молчал. А вот командиру тюремщиков поведение сидельцев не понравилось, что он не замедлил высказать. Человеком он являлся не самым хорошим даже на взгляд Сирнана — и уж точно не самым профессиональным, умным или тем более вежливым; зато имел достаточно высокопоставленных родственников, отчего мог не опасаться, что за слова и дела придётся ответить.
То есть посадить на нож его, конечно, могли, но после этакого фортеля всех прямо или косвенно причастных ждали такие проблемы, что знающие о них главари справедливо предпочитали не трогать это говно в сапогах, а также придерживали своих не таких умных, но не по чину резких «быков». Поэтому исторгнутому изо рта дворянского высера потоку доселе сдерживаемых ругательств и оскорблений никто не удивился.
— Пасти захлопнули, суки! Вы что, охуели здесь все?! Забыли, блядь, чем хуй хозяина пахнет?! Хотите, чтоб вам, пидорасам, нахуй, как в соседнюю камеру дымовуху забросили?!
— Я бы не советовала бросать дымовую шашку в мою камеру, — оборвал его словоизвержение уверенный в себе и чуточку насмешливый голосок. — Или вы передумали и найдёте мне место получше?
Старший десятка перевёл бешеный взгляд своих маленьких глазок на посмевшую его перебивать девицу, но как-то сразу сдулся.
Кого же к ним запихали, раз даже этот садист и пидорас — во всех смыслах данного слова — язык в жопу заткнул? Уровень предполагаемых Сирнаном проблем резко скакнул на новую планку.
— Карцер — твоё место, — буркнул тюремщик. — Но мне приказали вести сюда. И, значит, прекращай выёживаться и шуруй к своим новым дружкам!
Негромко вздохнув и пробормотав под нос что-то нелицеприятное в адрес чьего-то командования, невысокая брюнетка всё же направилась вглубь камеры. Дверь за её спиной тут же закрылась с оглушительным ударом. Видимо у десятника не выдержали нервы, и он решил сорвать злость хотя бы на безответной конструкции.
Сирнан подал знак одному из своих подчинённых и тот стал проталкиваться через толпу, навстречу к девчонке.
Он познакомился с этими людьми только после попадания в камеру, но подобный типаж громил нижнего звена и сам всегда тянется к лидеру, словно малое дитя к матери. Достаточно продемонстрировать силу, жестокость и уверенность в своём праве командовать, и они станут подчиняться.
Пока не дашь слабину.
Вот и сейчас звероватый громила, обросший густыми волосами по всему телу, молча устремился вперёд, дабы перехватить и оградить новую сиделицу от дебилов, вечно создающих неприятности себе и другим. Ведь если проблему нельзя устранить, её можно уменьшить, заранее оградив от источников потенциальных казусов.
К сожалению, он опоздал. В тюрьме немного развлечений, и всяческие проверки новичков — одно из немногих исключений, которое оставалось популярным и в нормальные времена, а уж когда в камеру начали пихать женщин, то шуточки и поддёвки обрели новое дыхание. Совсем не удивительно, что нашёлся кретин с гнилыми мозгами, который решил, что хлопнуть по заднице мутную девчонку, которую опасается тюремная охрана и лично Пидор — отличная идея. Может, он даже полагал, что цель его «искромётной шутки», подобно очередной проститутке, начнёт хихикать или, в крайнем случае, обложит любителя распускать руки по матери. Перебранка с новым человеком тоже ведь развлечение.
Но тупица, в отличие от почуявшего неприятности Сирнана, оказался неправ.
Шаг в сторону и растопыренная грязная пятерня пролетает мимо прикрытых тёмными брюками нижних округлостей. Ленивое движение руки, будто отмахивающейся от надоедливой мухи, и горе-озорник — не самый крупный, но всё же заметно превосходящий девчонку своими габаритами — с треском, грохотом и возмущённым воплем хозяина койки влетает в стену между ярусами, будто его приложило не тонкой ладошкой, а бревном.
— Следующему идиоту я сломаю руки, — не повышая тона, без какого-либо надрыва или угрозы, словно констатируя факт, проговорила несостоявшаяся жертва грубоватых домогательств. — А того, что будет за ним — убью, — ощущение странного пронизанного холодом давления, опустившегося на плечи всем присутствующим, добавляло словам веса.
— Ты чё, сука, попутала?! Ты кем себя возомнила?! — зыркнул со второго яруса дружок похабника, выплёскивая свой страх в агрессию, в руке его блеснуло лезвие. — Да мы…
— Завали хлебальник, Щера, — веско припечатал протолкавшийся к месту событий подручный Сира. И уже к девушке, оказавшейся даже более жёсткой, чем ожидал смотрящий:
— Ты. Топай за мной. Сир зовёт.
— Раз приглашают, почему бы и не прийти? — хмыкнула та. — Всё равно хотела устроиться ближе к свежему воздуху. Душно здесь. И да, — она повернулась к вору, который, оправдывая своё прозвище, зло щерился на неприятную ему особу. — Я не люблю, когда меня оскорбляют, поэтому следующему говоруну сломаю челюсть, а тому, что за ним — её вырву, — с всё той же небрежной уверенностью закончила наглухо отмороженная брюнетка.
Развернулась и двинулась, куда пригласили, провожаемая плотным, злым, боязливым молчанием.
— Я Сир, — приветственно кивнул спустившийся на первый ярус мужчина, — старший здесь, — он повёл рукой, обозначая камеру.
— Куроме.
— Чьих будешь, Куроме? — спросил смотрящий, окидывая приблизившуюся девушку внимательным взглядом.
Если судить лишь по одежде, чистой коже лица и рук, то перед ним находилась изнеженная дочка богачей, что в своей жизни не держала ничего тяжелее и опаснее перьевой ручки. Но вот взгляд и манера держаться утверждали совершенно иное. Даже не будь эпизода с впечатанным в стену кретином, Сир счёл бы девчонку опасной. Явно кто-то из иной лиги.
Вряд ли клановая убийца, но, вероятно, кто-то близкий.
— Тебе лучше этого не знать, Сир. Как говорится в одной из религиозных книг: «многие знания — многие печали». Да и не задержусь я здесь. Максимум — несколько дней, — не услышать в этом пожелании не лезть в свои дела не слишком тонкого намёка на предупреждение не смог бы лишь дурак.
— Фильтруй базар, девка! — процедил решивший вступиться за «честь босса» Шрам — слишком отбитый, чтобы бояться… или слишком тупой.
Заткнув подчинённого единственным взглядом, Сирнан продолжил:
— Я тебя понял. И хочу сказать, что мне не нужны здесь лишние беспорядки, понимаешь меня, Куроме?
Пусть Сирнан и не желал связываться с этой опасной и непонятной особой, которая явно ни разу не попадала в камеру, но при том вела себя так, словно оказалась просто в гостях у неприятного соседа. Однако же положение обязывало сохранить лицо, хотя бы формально заставив ту сделать какую-либо уступку.
Брюнетка кивнула.
— Я тоже не люблю лишний шум и стараюсь избегать ненужных конфликтов. Обещаю, что не стану задираться первой.
Мужчина внутренне выдохнул — адекватная и понимает что к чему. Он до последнего сомневался. Эта Куроме по виду всё ж таки малолетка, а сопляки и соплюхи часто склонны к выбрыкам. Особенно когда чуют за собой силу.
— И у меня есть просьба: я хочу получить место рядом с окном, но не хочу поднимать хлопотную шумиху. Это можно как-то решить?
— Всё можно, — хитро усмехнулся Сир. — Но в этом проклятом городе чудеса бесплатно не появляются.
— Столица — не самое плохое место из тех, что я видела, — отзеркалила улыбку новая постоялица Центральной Имперской Тюрьмы. — По крайней мере, здесь есть место надежде, которую, она, по поверьям, пожирает. Что до платных чудес… как насчёт пятнадцати аргов в сутки? Двухъярусная тюремная койка по цене не самого плохого гостиничного номера. Предоплата на трое суток, — в девичьих пальцах блеснул жёлтым отсветом непонятно откуда материализовавшийся золотой аурей.
— Как джентльмен может отказать юной леди? — проявил нарочито неуклюжую галантность Сирнан.
— Шрам, Шило, организуйте выселение, — Сир кивнул в сторону второго зарешеченного проёма, где тоже располагались спальные места.
— Не желаете погостить в моих владениях, — взмах рукой обозначил застеленный относительно чистым покрывалом лежак, — и, пока мои люди всё подготовят, выпить стаканчик чаю?
— Почему бы и нет? — приняла его игру девушка. — Никогда не пивала чай в таком месте. Я вижу, вы не чужды печатных новостей. Не подскажите что интересного происходило в Столице за последние пару месяцев моего отсутствия?
— Отчего не подсказать?
Битый жизнью бандитский бригадир и юная государственная убийца вели свою почти светскую беседу, не обращая внимания на обстановку, взгляды, возмущённые вопли выселяемых, а затем и звуки короткой схватки.
* * *
— Сир, гадом буду, эта мелкая сука из имперских! Подстилка прогнившей верхушки! — тем же вечером, тихо (не дай боги, обсуждаемая услышит!), но экспрессивно шептал ему Мэтт, который возглавлял фракцию политических. — Мне записку передали. Тот человек лажи гнать не будет. Ты же сам видел, как Пидор с подпидорками перед ней чуть не на задних лапках танцевали! Кончать её надо, пока не перевели! — с огнём в глазах горячечно шептал революционер. — Это наш шанс отомстить имперской гадине!
— Это ваш шанс сдохнуть, — сквозь зубы сплюнул Сирнан. — Вы видели, как она двигается? Она порвёт вас, как гончая выводок котят. И что-то я не слыхал о таких легавых малявках. Уж не гонишь ли ты мне, Мэтти, фуфло? Под молотки, сучара, подвести захотел? — обманчиво ласково поинтересовался Сир.
На самом деле мужчина допускал, что его собеседник говорит правду. Но это ничего не меняло. Связываться с мутной малолетней воительницей не хотелось. И не только из-за возможных потерь.
Просто если слова Мэтта — лажа, то Сир ни за что — то есть даром, материально его заинтересовать никто не пытался — положит своих бойцов. А если революционер прав, то Сир опять же положит своих, а «в награду» получит большую вонючую кучу проблем с мстительными держимордами начальника всея столичной полиции. Демон Огр если чем и славился, то отнюдь не всепрощением.
Или, если это шпионка, смотрящего возьмёт за жопу разведка.
На что этот идиот вообще рассчитывал, подходя с такими предложениями? На то, что жёсткое сердце старого циничного бандита вспыхнет революционным, блядь, огнём жертвенности?!
Тем временем собеседник, витая в своих фантазиях, продолжал молоть языком. И как его такого раньше не прихватили? Или с воли передали не только письмецо, и правдоборец успел закинуться? Сир пригляделся к физиономии Мэтта. Слишком темно, чтобы сказать точно. Но раньше он за метлой следил значительно тщательнее.
Нет, с этими Сиру точно не по пути.
— Ткнуть ножичком снизу между досок, пока спит — и нет человечка, — тем временем продолжал страдать словесным недержанием неприятный ему сокамерник. — Есть у меня умельцы. Баба, мужик, воитель или кто там ещё — ножичку без разницы, — оскалился Мэтт. — Если робеешь, бандит, тогда не мешай. Мои сами всё спроворят. Постой в сторонке и других придержи, чтоб не лезли, значит.
— Ты меня на понт не бери, революционная харя, — нащупав спрятанное в рукаве лезвие и недобро прищурив глаза, зло ответил Сир. — Свою шоблу брать будешь!
Развивать конфликт он, впрочем, не стал. Пускай революционеров и меньше, но их костяк являлся достаточно сплочённым образованием напрочь отмороженных и довольно умелых в своём деле головорезов. Задавить-то он их задавит, но вот удержать власть с хорошо если ополовиненным числом собственных шестёрок… Нет.
Раз такие идейные — пусть сами убиваются об девчонку, неважно, из клановых она или из имперцев.
— Я тебе не сопливый молокосос с пропагандонским говном в стухшей от наркоты башке, — продолжил окончательно утвердившийся в своей позиции криминальный авторитет. — Я — деловой человек, и за красивые слова вписываться в блудняк не стану. Столько золота, чтоб я со своими передумал, у вас, голозадых горлопанов, нет и не будет. А теперь — проваливай. Считай, что я тебя не слышал.
Пытаться осуществить свои планы той же ночью борцы с режимом не стали. Может, они и отбитые — но на то, чтобы потратить время на оценку привычек будущей жертвы, их соображалки хватило. И не удивительно: богатый опыт. Сир считал, что если на его руках крови и больше, чем у «правдоборца» Мэтта, то совсем ненамного. Как и грязи, которую революционер за таковую, естественно, не считал.
«Мы же хорошие, блядь, нам всё можно! Ради светлой цели-то!» — мысленно передразнил их бандит и вновь сплюнул на покрытый грязной коркой пол.
Сама «имперская подстилка» продолжала вести себя, будто гимназистка на экскурсии. Она с интересом пробовала баланду — после чего долго ворчала на «осквернителей продуктов», для которых положена отдельная яма в Пекле. Разговаривала с расположенными к этому заключёнными, в том числе и с самим Сирнаном. Что-то черкала у себя в блокноте. Скажи ему, что девчонка ведёт этнографические записи — да, он знал, что это такое и вообще обладал достаточно широким для бандита кругозором — мужчина бы совсем не удивился.
Спала девчонка тоже крепко, словно человек, которому совсем нечего бояться и не о чем сожалеть. Та ещё соня, что не брезговала подремать и утром, и в середине дня, и в его конце.
Видя такую легкомысленность, душегубы от народовольчества лишь довольно переглядывались и предвкушающе ухмылялись. А вот Сир, привыкший всегда и во всём подозревать второе дно — потому и жив до сих — предчувствовал неприятный для идейных головорезов сюрприз.
Слишком не вязались холодные тёмные глаза, которые запомнились ему по первой встрече, с образом, разыгрываемым сейчас. Поэтому он счёл за лучшее подстраховаться и аккуратно предупредить будущую «жертву». На чужую жизнь ему плевать, однако немолодому бандиту совсем не хотелось, чтобы в финале оказалось так, что воительница — неважно чья — решив, будто Сирнан с Мэттом заодно, за компанию прикончила и его.
А в случае удачи с неё ещё можно чего-нибудь поиметь. Клан, дворянский род, крупная финансово-промышленная структура или Империя — это вам не нищая революционная банда!
Примечания:
Автор и Куроме выражают признательность тем, кто поддерживает текст на Бусти или делает пожертвования на Тёмный Алтарь Печенек.
Товарищи, желающие поддержать автора и прочесть больше, но по какой-то причине этого не сделавшие, могут заглянуть в комментарии.
А.Н. — бечено.
На этот раз ошибок, считай, почти нет. И приятно, и настораживает: а ну как это не ошибок мало, а внимание у меня ещё сильнее упало?
По тексту: никак из Куроме хотят "лишний" тейгу выбить? Ну так она же наверняка сказала, что лишних тейгу у неё нет. А раз так сказала, то — и тут к гадалке не ходи — не отдаст! :)
И в целом ситуация ппц тупая. Признанного Мастера Боя пихать в общую камеру обычной тюряги? Какое "компетентное" начальство...
*Добродел* Никогда не недооценивайте мощь идиотов.)
А.Н. — да я недооценкой идиотии вроде не страдаю. Но всё равно шибко внезапно всё: вот в конце арки ГГ победительно торжествует, а вот в начале новой личным примером доказывает, что от тюрьмы в Империи лучше не зарекаться. Стрёмные качели.
Но для сюжета оно даже хорошо :)