Из Тьмы (Арка 5)

Глава 6 Звериный оскал капитализма

Замаскировавшись под мальчишку-посыльного, я лёгкой трусцой бежала по улицам Столицы. Маскировка, учитывая метаморфизм — пусть и слабый, но достаточный для временного изменения структуры кожи на лице и руках — а также скромные, легко скрываемые (тем более зимой) девичьи стати — никаких затруднений не вызвала.

Даже грим не понадобился!

Почему именно пешком и в таком облике? Ну а почему бы нет? Захотелось прогуляться и заодно посмотреть на контролируемые Синдикатом территории — вот и побежал «мальчишка» с посланием к Счетоводу, сейчас находящемуся на очередной инспекции одного из подшефных предприятий.

Что можно сказать? Особо большого количества прохожих мне не встретилось: в это время львиная доля местных занята работой, а праздные гуляки в подобные районы не заглядывают. Но и по тем мужчинам и женщинам, которые всё же попались на глаза, можно заключить, что обстановка стала… не радостной, отнюдь нет — но менее депрессивной. Хватает угрюмых, сосредоточенных или усталых лиц, но вот тех, чьи пустые взгляды выражают одну лишь безнадёгу; людей, тоскливо осознающих полную беспросветность будущего и своё бессилие что-то изменить — таких мне всё же не встретилось. Да и явно загибающихся от голода и болезней тоже не видно, что радует.

Конечно, тут отчасти виновата зима, которая из года в год ещё в своём начале вымаривает всех, кого безразличное плечо жизни задело слишком сильно, чтобы они успели встать на ноги перед холодами, но… В иных кварталах всё много печальней. Я видела, как оно бывает. Видела и помню, хотя порой хотела бы забыть.

Тем не менее, как бы ни стало лучше в зоне влияния Синдиката — здесь, в одном из контролируемых нашими силами промышленных кварталов, далеко не рай с дружелюбными праведниками, что доказали донёсшиеся до меня злые голоса.

Хм, посмотрим, что интересного в том шумном переулке.

Стоило приблизиться, и спор стал четче.

— Я тебе реку еще один раз, Фрид: я уплачу через неделю, — хмуро набычившись, цедил невысокий плечистый мужчина неопределённо-молодого возраста: лет от восемнадцати и до двадцати пяти. Судя по одежде и внешности, целью троицы вымогателей — или кредиторов? — выступал один из местных работяг.

— О, дорогой мой Ганс, я и не против! — глумливо улыбнулся один из его собеседников — сытых и наглых — очевидно, из околокриминальной публики. — Но ты же помнишь?

— Помню что? — сжав кулаки, зло спросил тот.

— Что чем дольше задерживаешь выплату, тем больше проценты. Ты же знаешь, что такое проценты? За каждый день просрочки к долгу добавляется десять медных монет.

— Что?! Фрид, ты охренел? — лицо должника побагровело. — Я так никогда не смогу расплатиться! Вы меня просто грабите! Где это видано?! Я взял у вас всего десять серебрух, а не продал себя в рабство! Мы договорились, что я отдам одиннадцать! Одиннадцать, а не весь долг и ещё три белых каждый месяц! — задыхающемуся от избытка чувств человеку явно не хватало слов, чтобы выразить все обуявшие его эмоции.

«М-да, кое-кто перехвалил своих бандитов», — сидя на крыше одного из домов, поморщилась я.

Счетовод хвастал, что у них есть льготные кредиты для простых горожан, которых не обдирают по-жёсткому, а наоборот — трудоустраивают неспособных расплатиться. Причём не на потогонную работу с «оплатой» в виде куска гнилого хлеба в сутки, а вполне приемлемую, с относительно нормальным столом, кровом и даже какими-то деньгами, остающимися после списания части долга. И что мы видим? Тех же самых коллекторов-беспредельщиков, что и раньше.

Ох и получит он у меня втык! Ох и получит!

— Нет, Ганс, это ты охренел не платить в срок, — с притворным дружелюбием улыбнулся лидер троицы. — Оговорили, что возьмёшь десятку аргов и отдашь через месяц одиннадцать? Оговорили! Отдал ты? Не отдал! А для неплательщиков у нас совсем другая матметатика, э-э, — строящий из себя интеллектуала бандит запнулся, — мате-матика то есть! Я понимаю, что ты туговат на голову, а теперь ещё и калека, но деньги вернуть все же нужно. Понимаешь меня, деревня?

Калека? Я удивлённо взглянула на должника. Руки на месте, ноги вроде бы тоже, хотя… стоит он как-то неловко, да и валяющаяся в углу палка больно уж напоминает отброшенную в сторону незамысловатую трость.

— Займи у кого-нибудь, — продолжал говорить выбиватель долгов. — Я слышал, тутошние бандиты одалживают мастеровщине с покрываемых ими фабрик. Или иди, торгуй телом по ночам. Вдруг кто позарится на твою волосатую деревенскую жопу? — парочка подпевал послушно заржали над грубоватой шуткой. — Мне все равно. Через декаду мы вернёмся. И к твоему долгу добавится ещё серебруха. Пожалуй, даже две. Не бить же нам с парнями ноги забесплатно?

— Умерь аппетит, жадоба! — зло выплюнул Ганс. — Я сам приду и сам всё верну. Но не с твоими бесовыми прохцентами!

— Раньше надо было возвращать, — безразлично ответили ему. — Хотя… есть и другой вариант! — сделав вид, будто его осенила гениальнейшая идея, воскликнул Фрид. — Давай мы с парнями заберём твоих драгоценных братика и сестренку? Научим их попрошайничать или воровать. Поработают на босса, и твой долг будет… уменьшен. Или лучше сдать их в дом услад? А что? Девочка почти вошла в пору. Да и на пацана найдутся охотники, особо если помыть и приодеть. По рукам?

— Не смей. Трогать. Их. — Ганс неловко шагнул вперёд и попытался схватить коллектора за грудки, но один из сообщников бандита ударил должника в правое бедро, и он с криком упал на землю.

Какая бы травма ни сделала молодого рабочего хромым, она все ещё оставалась очень болезненной. А представители кредитора меж тем не собирались останавливаться на одном ударе, намереваясь хорошенько проучить «лоха», вздумавшего брыкаться. Я совсем уже было собралась прекратить это безобразие, но целенаправленно приближающиеся к переулку грузные шаги нескольких пар ног заставили повременить с вмешательством.

— Кого я вижу! — радостно пробасил здоровенный двухметровый детина, чьи мускулы заметно перекатывались даже под зимней одеждой. — Фрид, дружище! Решился наконец?! — громила дружелюбно улыбался — словно волк ягнёнку, ага — и предвкушающе потирал лопатообразные ладони.

— Э-э, спокойней, Костоправ! Это чмо само на нас кинулось! Гадом буду! — Напарники недавно смелого бандита тоже забухтели что-то испуганно-оправдательное, словно кучка малолетних хулиганов, застигнутая исписанным шрамами и тюремными наколками хозяином дома, под дверями которого решили «смешно» оставить пахучую кучу экскрементов.

— Будешь, — кивнул лидер четвёрки новых действующих лиц. — Куда же ты денешься? Тебя предупреждали, что если станешь беспределить на нашей земле — поправим ваши кости?

«О, так значит, вымогатели — залётные, а вот эти бугаи — из Синдиката? — чуть более благодушно подумала я, отменив выволочку криминального миньона. — И чем их так, интересно, раскормили? — мелькнула вторая мысль насчёт новых действующих лиц, особенно главного — бандита, хех, бодибилдера, который — в отличие от плечистых, но толстых коллег — выделялся мощной фигурой с относительно стройной талией. — Неужели Счетовод раскрутил Пауля на стероиды?»

— Он не ваш! — ещё сильнее задёргался коллектор, понявший, чем для него пахнет сложившаяся ситуация. — Ганс, сука, скажи, что ты недавно здесь! Скажи или… ык-кхе!

Здоровяк на удивление стремительно, особенно для неодарённого его комплекции, сделал шаг вперёд и, завершив текучее движение, коротко двинул Фриду под дых. Боксёр, однако.

— Завались, пока не спросят. Теперь ты, — бандит повернулся к кряхтящему работяге. — Зачем к нам приехал и сколько должен?

— Восемь монет, господин, — глядя исподлобья, ответил кое-как поднявшийся на ноги молодой рабочий. — Было десяток и ещё одна белая, но я три отдал. Здесь чтоб работать. Слесарь я. Люди гутарили, что у вас на каретной фабрике рукастые рабочие нужны. И что платят по-божески. И что даже комнатушку дать могут, если кто семейный аль с малыми. Хотел с местными мужиками поговорить — как оно на деле-то, не врёт молва? А тут эти ухари караулят.

— Ясно, — здоровяк дружелюбно кивнул. — Рукастые нужны. У нас рады нормальным людям. И отношение хорошее — с осени не бастовали ни разу. Не потому, что не пускаем — сами не идут. Хотя приходили тут, «правдоборцы», чтоб их, соседней фабрикой купленные. Мол: «Давай пошумим, солидарность, общее движение, тыры-пыры-растопыры, а ваши авось ещё чего отсыплют, раз хорошие и щедрые такие». Шкуры продажные!

Амбал сплюнул — и зло растёр слюну по грязному льду.

— Чёт на соседних душегубных фабриках за солидарность не шумят, — продолжил он свою просветительскую речь. — А чуть появилось место, где к людям как к людям относятся, так в момент явились — не запылились, с-суки! Сразу надо говнищем измазать и разорить! И через кого? Через этих шакалов, что типа за простой народ выступают! У меня отец из заводских был и дядька сейчас работает. Я врать не стану. И сам я после шестнадцати несколько лет на заводе спину гнул. Знаю, как оно бывает. Знаю, отчего ты простым словам не веришь, — Костоправ приподнял шапку и в раздумьях почесал затылок.

Да ну, он ещё и блондин? В сочетании с правильными, волевыми чертами лица и могучей фигурой этому персонажу скорее место на плакатах, изображающих образцового имперца, а не посреди переулка в промзоне. В одном из заведений для состоятельных леди такой накачанный красавчик — я не очень-то разбираюсь в мужской красоте, но вроде женщины подобных любят — тоже не потеряется.

Хотя работать стриптизёром и жиголо он точно не пойдёт. Эмпатия и наблюдаемая манера поведения в один голос утверждали, что у данного блондинистого здоровяка совершенно не тот склад характера.

Но оставлять обладателя такой фактурной внешности, умеющего и любящего (иначе не распинался бы) так складно излагать свои мысли, на должности звеньевого в патруле — это, бесспорно, нерациональное использование кадрового ресурса.

— Обычно оно как? — вернув шапку на место и прочистив горло, продолжил молодой мужчина, и не подозревающий о тех мыслях, что сейчас промелькнули у представительницы высочайшего начальства. — Работать — так с утра до ночи! А как платить — нате в зубы талоны для заводской лавки. Или вообще шиш! Фондов нету! Что живот к спине липнет — это не их дело. А если выяснять пойдёшь, ещё и в рожу ткнуть норовят. Потом ты и виноватый ещё, что помял «учителей». Буйный, типа. Ни с того ни с сего напал, понимаешь! — мужчина зло скривился, что при его телосложении выглядело весьма угрожающе, даже если игнорировать обстановку. — Но у нас туточа теперь по-другому всё. По-честному. Как работал, так и заработал! Сдельная плата называется. И смены короткие, даже малые раньше дольше впахивали. У кого здоровье есть и денег хочется, можно полторы или сразу две брать! Ты не тушуйся, мы не бандиты или заводская охрана. Мы, почитай, дружина здешняя. Народная! — важно подчеркнул здоровяк и удивительно светло улыбнулся.

Способность ощущать чужие эмоции подсказывала, что говоривший верил в свои слова. Этот Костоправ испытывал настоящую гордость за свой труд по охране порядка в своём квартале.

Собеседник — или скорее невольный слушатель — ораторствующего лидера «дружинников» недоверчиво оглядел здоровяков, но вслух выражать сомнения не рискнул.

— Спасибо, добрый человек. Буду рад, ежели не шутишь и всё впрямь, как говоришь. Могу я ступать?

— Иди, — пожал могучими плечами Костоправ. — Хотя знаешь, друг, давай-ка мы тебя проводим, как с Фридом разберёмся. И что с ногой твоей? Эти отшибли?

— Да эта сука сама колченог… А-а-а!!! — под хруст сломанной кости заорал влезший в разговор коллектор. — А-а-а-а!

— Нормальным людям мы рады, а вот всякой гнуси — нет. И если по-людски она не понимает, то и учить будем по гнусьи. — глядя на орущего Фрида, резко похолодевшим тоном сказал светловолосый детина. — Заткнись, паскуда. Иначе ещё и челюсть сворочу.

— А-а! М-м-м! — ответил ему прикусивший рукав коллектор.

Довольно кивнув на резко снизившийся уровень шума, Костоправ, повернувшись к троице подчинённых, продолжил: — Дайте этому мусору восемь аргов, хорошего подсрачника и пусть убираются. — И уже к хромому, то есть к тому, который и раньше был таковым, а не к новообразовавшемуся страдальцу:

— Так чего с ногой у тебя? Я до шестнадцати у лекаря в подмастерьях ходил. Вывихи ставил, да кости собирал, оттого и Костоправ, а не потому, что морды с удара ломаю. Не помогу, так присоветую. Не за деньгу, от души.

«Ну и ну! — мысленно хмыкнула я, глядя на неожиданный финал разворачивающейся внизу драмы. — Редкий вид — добрый бандит. Хватай, а не то убежит, хе-хе. И пропагандист неплохой. Будто не сросшийся с криминалом крупный бизнес рекламирует, а кусочек невиданного в Империи социализма. Да, определённо стоит сказать Счетоводу, чтобы дал ему премию. О столь исключительных особях хомо бандитус нужно заботиться... И пристраивать их в более подходящие проявленным талантам места».

Впрочем, называя четвёрку патрулирующих улицы здоровяков бандитами, я выражалась не совсем верно. Нет, формально всё правильно: Костоправ и его подручные состоят в ОПГ «Синдикат» (скорее в одной из дочерних организаций). Хотя, полагаю, если бы не мы, с такими речами здоровяк рано или поздно прибился бы к революционерам. Но вот реально — они действительно выполняют скорее обязанности стражи. То есть следят за тем, чтобы в подотчётном районе не шалили залётные преступники и местные забияки, а также поддерживают порядок в целом.

Собственно, в утверждениях Костоправа о «народной дружине» как бы не больше истины, чем в моих. Между крупной, хорошо структурированной бандой и государством не так уж много различий, просто одни «взимают законные налоги», а другие «занимаются преступным крышеванием». Теория оседлого бандита это вроде называлось... на Земле.

И глядя с такого ракурса, одна некроманси, как истинная владелица всей этой неслабо разросшейся и успешно интегрировавшийся в имперскую экономику структуры, тоже не совсем магнат. Просто потому, что лично мне не особенно нужны всякие там замки, яхты, балы и прочая статусная накипь (или на что там ещё тратят золото другие миллионеры?), так же, как не нужны они и моим миньонам. Тем же, кто и не прочь присосаться к потокам золота, не даём этого сделать уже мы. Таким образом получается, что львиная доля прибыли не уходит вовне, а остаётся внутри предприятий, распределяясь в виде средств на модернизацию оборудования, улучшения зарплат, условий труда и инфраструктуры.

Вот и получается, что буржуа из меня такой же неправильный, как и бандиты из местных патрульных. Я бы даже сказала — подозрительно неправильный, похожий на борцов за народное благо больше, чем сами эти, хех, борцуны. Палач режима, массовая убийца и коррупционерка, угу. Даже как-то неудобно.

Однако юмор юмором, а совсем уж выставлять такое напоказ не стоит. Прямые взятки и завуалированные «подарки» полиции, государственной администрации различных уровней и прочей жадной властно-чиновничьей сволочи, конечно, замылили их взгляд достаточно, чтобы Империя не увидела в нашем небольшом образовании подрастающего конкурента. Но лозунгов и призывов перекроить по нашему примеру всех остальных — не надо.

По крайней мере, пока.

Тем временем четвёрка бандитов, что на деле походила на правоохранителей больше, чем многие среди самих полицейских, вернули пострадавшему рабочему трость и, придерживая за плечо, повели вон из переулка. Посрамлённые и побитые коллекторы тоже двигались прочь, утаскивая под руки своего совершенно не обрадованного возвращённым долгом лидера. Всё же десять серебрушек — серьёзная сумма лишь для фабричного трудяги, никак не стоящая того, чтобы получать за неё переломы. Теперь любителю шантажировать должников угрозами родственникам придётся тратиться на лечение и долго восстанавливаться.

И поделом злобному крохобору!

* * *

Сухопарый мужчина в прямоугольных очках без диоптрий — госпожа исправила данный недостаток своего верного слуги, но он слишком привык к этому аксессуару, придающему внешней солидности — одетый в шикарный тёмно-фиолетовый костюм-тройку, сидел за директорским столом и лениво листал документацию. Вернее, так могло показаться со стороны; однако наблюдатель в лице директора каретной фабрики, скромно стоящего рядом со своим собственным столом, знал, что этот человек — вызывающий как страх, так и восхищение, что по каким-то своим причинам, вместо того чтобы посылать подчинённых, решил провести инспекцию лично — именно читал.

Да притом не просто пробегал взглядом, а запоминал, анализировал и сопоставлял с уже имеющейся у него информацией.

Собственно, нынешний директор как раз-таки и занял свой пост благодаря этой удивительной способности господина главного инспектора, который сходу выловил нестыковки в отчётах прошлого начальника фабрики. Куда делся глупец, вздумавший пытаться надуть таких страшных людей, нынешний глава старался не думать.

Ему больше нравилось размышлять о перспективах.

Когда в конце осени фабрика перешла в руки новых хозяев и на территорию пожаловала целая команда наблюдателей, что стали совать свой нос везде и всюду — как в бухгалтерию, так и под руку рабочим — никто не ожидал от этого ничего хорошего. После того, как начались увольнения, это ожидание неприятностей лишь усилилось, причём на всех уровнях. Ведь если уж начальников одного за другим на холод выкидывают, то чего ждать простому мастеровому? Но… людской состав финансовых и контролирующих отделов сократился почти вдвое, а вразнос в механизме предприятия ничего не пошло. Более того: означенные отделы (так же, как и подконтрольные им цеха производственников) стали работать лучше, а прибыль фабрики выросла.

Чудеса!

Однако после того, как инспекционная группа опубликовала отчёт, в голове новоиспечённого директора всё встало на свои места. Он и раньше понимал, что родственники, знакомые и дети знакомых бывшего хозяина фабрики или сколь-нибудь важного начальства отъедали заметную часть зарплатного фонда. Притом данные псевдоруководители — в лучшем случае! — ничего не делали, милостиво предоставляя возможность своим заместителям выполнять их обязанности, работая за двоих и получая в два раза меньше. Уж нынешний директор об этом знал лучше многих. На своей шкуре прочувствовал.

Но они ведь не только не работали, они вредили! Воровали, заключали заведомо невыгодные сделки ради откатов, покупали негодные комплектующие, урезали зарплатные фонды мастеровщине, которая и так получала в основном талоны для фабричной лавки с отвратными продуктами по высокой цене… Да чего только не делали! Открывшийся масштаб прямых и косвенных хищений поразил даже его — человека, годами крутившегося в этой системе! И как фабрика не разорилась в подобных условиях?

Впрочем, толком развиваться тоже не получалось: по словам старожилов, как перешла фабрика наследнику прошлого хозяина, что в отличие от отца не слишком стремился вникать в дела, так всё и застыло в стабильной неподвижности болота, постепенно начинающего пованивать разложением. Ещё и образовавшийся в последние годы госконцерн давить начал.

В таком ракурсе разве странно, что, лишившись накопившейся массы захребетников, которые не только тянули средства, не делая ничего полезного, но и мешали — их компания воспряла?

Нет, на самом деле, будь новый владелец прекраснодушным одиночкой, такие изменения похоронили бы его вместе с предприятием. Многие из выкинутых начальничков являлись родственниками или знакомыми «полезных людей», которые обиделись на такое отношение к кровиночкам. Но многочисленные проверки как начались, так и закончились, остановленные недовольным окликом сверху. Разорванные цепочки поставок комплектующих и сбыта готовой продукции — так вовсе оказались заранее распланированным шагом. На место старых партнёров пришли новые: те, что по большей части находились под рукой новых хозяев или плотно с ними сотрудничали. То есть контролировались не менее качественно, чем новое приобретение. Издержки, сниженные за счёт устранения посредников, вместе с эффектом масштаба* и отсутствием необходимости искать рынки сбыта — и инвестиции от новых хозяев, конечно — позволили не только начать расширение производства и подготовку к выпуску новой продукции, но и относительно безболезненно проводить странные эксперименты и заигрывания с рабочей массой.

/* — Если коротко и без нюансов, то чем масштабнее производство, тем ниже себестоимость продукции, что закономерно влияет на её конкурентоспособность и получаемую предприятием прибыль. Также сюда можно добавить эффект от централизации закупок, сбыта, управления и т.д./

О противоестественных опытах с чернью директор думать не слишком хотел. Зато размышлять о новом изобретении и перспективах одной из первых фабрик, коя начнёт его изготовлять — вернее, производить финальную сборку произведённых на других предприятиях деталей — ему нравилось.

Удивительный, одновременно простой и вместе с тем гениальный двухколёсный механизм позволял человеку передвигаться со скоростью рысящей лошади. При этом он не требовал ни стойла, ни овса, ни налоговых взносов за загрязнение столичных улиц! Учитывая относительно небольшую планируемую стоимость, а также компактность конструкции, которую вполне можно просто занести в квартиру, многие прогрессивные представители среднего класса предпочтут не ловить извозчиков, а передвигаться самостоятельно, на собственном «железном коне». Если это происходит не зимой, конечно. По снегу и льду двухколёсная новинка ездит не очень хорошо.

Хотя если говорить о центральных, традиционно хорошо убираемых улицах…

Сам директор уже воспользовался служебными полномочиями и намотал несколько кругов на защищённой от снега территории фабрики. И впечатления мог изложить в двух словах.

Феноменальная вещица!

Кроме простых одноместных велосипедов для господ и дам — название образовано от корней слов мёртвого языка velox (быстрый) и pede (нога), что должно привлечь внимание падкой на древности публики — они станут производить и специальные, пассажирские. Эта трёхколёсная помесь велосипеда и конной коляски за счёт своей устойчивости вполне могла работать и летом, и зимой... и обещала владельцам транспортных компаний значительную экономию на лошадях, «конских налогах» и овсе.

Безусловно, полностью вытеснить конную тягу никак не получится: один мужик не сумеет тянуть многих пассажиров на своей лёгкой коляске. Это не говоря о том, что тяжёлые, комфортабельные кареты и без груза весят столько, что человек не вдруг сдвинет такую тяжесть. Но нижний и средний сегмент извоза — это рынок объёмом в тысячи… нет: скорее, десятки и сотни тысяч изделий в одной только Столице!

Интересное грядёт время!

Впрочем, совсем не думать об иных, уже не столь радующих сердце изменениях, которые приходится видеть, каждый раз возвращаясь на фабрику, у мужчины всё же не получалось. Новый директор, пусть являлся либералом и, кроме того, считал себя весьма прогрессивным человеком, однако на некоторые из нововведений не мог не смотреть косо.

Радикально снизить продолжительность рабочего дня — до смехотворных восьми часов! — и вместо одной, нормальной четырнадцати или шестнадцатичасовой смены вводить два обрубка. Зачем?! У них же не угольные забои, мужичьё и так не перенапрягается! Да ещё и сохранять оплату труда (а кое-где и повышать)! Чтобы работники, разжившиеся живыми деньгами и свободным временем, вместо того, чтобы трудиться, бездельничали и пьянствовали?!

Нонсенс!

Нет, он видел, как с сокращением длительности смены эффективность отдельного человеко-часа становится выше: возрастает скорость работы, падает доля брака. Понимал, что, создав инфраструктуру, где рабочие самостоятельно тратят заработанное на еду и одежду, произведённую — или закупленную в массовом порядке — а также продающуюся в торговых точках зарождающейся финансово-промышленной империи, хозяева практически не выпускают деньги на сторону. Причём не раздражая людей талонами, не конвертируемыми нигде, кроме скудной фабричной лавки.

Он видел, что получившие свободное время мастеровые вместо того, чтобы естественным для низших сословий образом пьянствовать и создавать беспорядки, аккуратно направляемые людьми хозяев, стали заниматься общественно-полезной деятельностью, вроде возведения школ, где утром учились их дети, а вечером поднимали уровень знаний и сами взрослые, некоторые из которых проявили желание повысить квалификацию. С хозяйского же почина, обещавшего премии за хитрости, позволяющие облегчить и улучшить работу на фабрике или усовершенствовать выпускаемые изделия, мастеровые даже стали выдвигать предложения по оптимизации рабочего процесса. К огромному удивлению, эти косноязычные прожекты не всегда отдавали бредовыми фантазиями полуграмотных дураков. Некоторые действительно оказались полезны. Да и то, что вместо привычного глухого недовольного ропота и плохо скрытых хмурых взглядов работники фабрики стали приветствовать его искренними улыбками и пожеланиями здоровья — трудно не заметить.

Но… директор это видел, отчасти понимал, однако эмоционально не принимал.

Не мог.

Вчера они бастовали за медяк к оплате и сокращение штрафов, сегодня бездельничают по полдня, улыбаются и чуть не лезут обниматься, но завтра… Завтра они начнут требовать ещё! Бесплатную школу, больницу, столовую, дешёвую лавку с качественными товарами, комнатку в новом общежитии… Осыпать дарами тупых и грязных мастеровых — через одного бывших крестьян — это словно кормить пламя! Чем больше бросаешь дров, тем оно жарче и голоднее! И пусть у них теперь нет забастовок, радикально снизилось количество брака и ЧП на производстве, но… Так поддаваться животным хотелкам тёмных масс смердов вместо того, чтобы, как это всегда было — окоротить их господской плетью (или дубинками подкупленных полицейских, это не столь важно) — означает разжигать в них чувство собственной силы и значимости.

И тем самым копать яму, в которую рано или поздно угодишь! Чернь на то и чернь, что её требуется держать в чёрном теле! Это смерды работают на высокородных дворян и достопочтенных буржуа, а не чистая публика трудится ради благополучия плебса!

Но своей волей вернуть привычные, старые порядки директор фабрики не мог. Оставалось лишь копить скрытое раздражение и наблюдать за переменами.

Примечания:

Пункт тапкоприёма открыт)

Автор и Куроме выражают признательность тем, кто поддерживает текст на Бусти или делает пожертвования на Тёмный Алтарь Печенек.

Я тут сейчас читаю Алчные Души за авторством товарища Ипатова. И, несмотря на то, что, на мой взгляд, он несколько затянул с вступлением, что отпугнуло часть читателей, данное произведение имеет незаслуженно малое число лайков. Если вам нравится неспешное тёмное фэнтези (тут без чернухи, просто мрачное), про сидов и прочих представителей мифологии альбиона, то можете вам сюда https://author.today/work/117303

А.Н. — бечено.

Вот за что люблю "Из Тьмы", так это (в том числе) за подобное внимание к деталям миростроя. Респект и уважуха, однозначно!