Моруроа, любовь моя

13. ТАИТЯНСКАЯ ГАРДЕНИЯ

Члены Территориальной ассамблеи трудились напрасно. Приблизительно в то время, когда они принимали свои резолюции, рейсовые самолеты доставили на Таити первых легионеров. Поскольку самолеты совершали промежуточную посадку в Лос-Анджелесе, а правительство США не давало разрешения на подобные транзитные переброски (скорее всего, разрешения и не запрашивали), легионеров наскоро облачили в гражданскую одежду, которую некогда было подгонять, и мешковатые костюмы сразу выдавали их по прибытии на место.

Одновременно новый аэродром вблизи Папеэте принял настоящее гражданское лицо в элегантном костюме, а именно французского министра заморских территорий Луи Жакино, который всего восемью месяцами раньше клялся в Национальном собрании, что Франция никогда не будет испытывать ядерное оружие в Океании. Территориальная ассамблея не замедлила пригласить его для обсуждения «актуальных проблем». Жакино передал, что, к сожалению, будет очень занят, в лучшем случае выступит с речью, но об участии в дебатах говорить не приходится. Возмущенные депутаты решили: пусть явится хоть на этих условиях. Тогда ему придется выслушать председателя ассамблеи, долгом которого было приветствовать высокопоставленного гостя.

Председатель ассамблеи Жак Таураа неплохо справился с французским текстом, поскольку подготовленная группой большинства приветственная речь отличалась краткостью и деловитостью. Суть ее составляли два вон роса.

Первый вопрос: «Шестого июня мы единогласно приняли резолюцию, призывающую к коренной реформе системы управления колонией. Как относится французское правительство к этому призыву?» Второй вопрос: «Мы просили, чтобы правительство в Париже не размещало без нашего согласия атомных полигонов во Французской Полинезии, и нам обещали считаться с нашим пожеланием. Можете ли вы гарантировать, что обещание будет выполнено?»

Министр Жакино с решительным видом поднялся на трибуну и принялся монотонным голосом приводить множество цифр, показывающих, какие большие деньги заработает население Французской Полинезии… на атомных полигонах! Так что хотя ответ на последний вопрос оказался косвенным, он был достаточно ясным. Восхваление великих благ, ожидающих в будущем весь полинезийский народ, затянулось, и слушатели Жакино уже начали терять надежду на то, что он успеет ответить на первый вопрос — о конституционной реформе. И в самом деле, Жакино закончил свое выступление словами, которые трудно было считать толковым ответом:

«Все более тесно объединяемые нашей солидарностью и общими интересами, воодушевляемые незабываемым актом присоединения Французской Полинезии к «Свободной Франции», явившимся вашим ответом на исторический призыв великого героя, который впоследствии вернул отечеству его былую славу и мощь, мы вместе продолжаем идти по этому пути, ведущему к новым победам и достижениям, к той свободе, к тому равенству и братству, которые отличают наше французское Сообщество и таким образом обеспечивают ему влияние во всем мире».

Как понимать эти пышные патриотические тирады? Многие не сомневались, что Жакино тем самым отверг призыв Территориальной ассамблеи пересмотреть конституцию. Другие же ссылались на четкие положения французской конституции, гарантирующие всем заморским областям автономию и даже независимость, если они того пожелают.

А Теарики и Серан спокойно продолжали дорабатывать свой подробный проект новой конституции, призванной заменить устаревшую колониальную систему правления, недостатки которой так отчетливо проявились в действиях де Голля, губернатора и, наконец, министра по делам заморских территорий Жакино. Главный вопрос заключался в том, настаивать ли на полной независимости или ограничиться автономией. Решили посоветоваться с партийными руководителями, а те, в свою очередь, не хотели ничего решать без консультации с Пуванаа. Но как связаться с ним, заточенным в «пансионате» во Франции без права переписки? Тюремный устав допускал лишь одно исключение: близким родственникам дозволялось в особо важных случаях посещать заключенного. Никто из родных не виделся с Пуванаа со времени его ареста в 1958 году; теперь, пять лет спустя, они могли рассчитывать на свидание.

РДПТ постановила оплатить поездку в Париж племяннику и невестке Пуванаа, и в конце августа 1963 года они наконец увидели его. Здоровье Пуванаа было подорвано, но он не пал духом. Он внимательно выслушал их, после чего заявил, что события минувших пяти лет, к сожалению, показывают, что на французское правительство нельзя положиться. Есть лишь один способ избежать страшной судьбы, уготованной им, полинезийцам: добиться независимости. Как скорее и лучше достичь этой цели, Пуванаа предоставлял решать партийным лидерам; сам он так долго отсутствовал, что недостаточно хорошо знал создавшееся на островах положение.

Получив послание Пуванаа, руководство РДПТ тотчас созвало внеочередной конгресс. Единственным средством связаться с руководителями ячеек на других островах был телеграф. При этом в телеграммах открыто говорилось, что главней вопрос повестки дня — предложение Пуванаа учредить независимое государство. Французская разведка тотчас донесла начальнику в Париже о том, что назревает, и контрход де Голля не заставил себя ждать. 5 ноября 1963 года президент, не консультируясь с Национальным собранием, издал указ о роспуске двух партий, стоявших за независимость, — РДПТ и Таитянской партии независимости, руководимой Сераном. В указе была ссылка на положения закона от 10 января 1936 года, запрещающего организацию «частной милиции и боевых групп»; закон этот был принят тогдашним Национальным собранием для защиты республики и демократии от военных путчей.

Распущенная партия, само собой, лишается права посылать телеграммы, что и было принято к исполнению телеграфом. Почта также отказалась рассылать циркуляры и письма РДПТ и партии Серана. Одновременно полиция совершила налет на конторы обеих партий и захватила адресную картотеку, переписку и прочие документы, которые можно было использовать как обвинительный материал. Никого не арестовали и не сослали, однако главная цель была достигнута. Послание Пуванаа не дошло до народа, и намечавшийся съезд не состоялся.

Объяснение, которое дал случившемуся губернатор, было в высшей степени своеобразным как по содержанию, так и по форме. Хотя после высылки издателя «Деба» на всю колонию оставался один-единственный журналист, губернатор устроил «пресс-конференцию», чтобы прокомментировать решение де Голля. И упомянутому журналисту не надо было опасаться немилости властей, поскольку на другой день он, как и предполагалось, поместил в своей газете «Депеш» пламенную патриотическую статью, в которой с применением самых цветистых оборотов рисовались следующие заманчивые перспективы: «Таким образом генерал де Голль наметил для полинезийского народа политическую линию, соответствующую известным ему чаяниям большинства. Другими словами, полинезийская гардения будет и впредь цвести на французской клумбе».

Разумеется, писания местной газетки не играли никакой роли, так как ее читало лишь несколько сот французских поселенцев. Куда тревожнее было то, что министр обороны Месмер вскоре сделал не менее цветистое и криводушное заявление, которое было воспроизведено мировой прессой без всяких комментариев. Произошло это в январе 1964 года, когда он в сопровождении множества радио- и газетных репортеров совершил первую инспекционную поездку по военным базам во Французской Полинезии. Один ехидный австралийский репортер спросил министра, что думает французское правительство о местной оппозиции ядерным испытаниям. Месмер преспокойно ответил: «Во всех демократических странах, где царит неограниченная свобода слова, мнения расходятся по многим важным вопросам. На Таити существует расхождение во мнениях относительно проектируемых атомных полигонов, однако они вряд ли серьезнее тех расхождений, какие возникают в Англии или Америке, когда заходит речь о строительстве атомной электростанции».