Моруроа, любовь моя

31. ПОРА НАДЕЖД

Вскоре после освобождения Пуванаа французское правительство приняло еще одно, почти такое же радостное для полинезийцев, решение. Спасая Францию от угрозы банкротства, оно отменило назначенные на 1969 год ядерные испытания. И несмотря на то что речь шла всего только о временной и вынужденной паузе, хотелось надеяться, что ответственные лица за это время всесторонне продумают проблему и поймут в конечном счете, что для такой страны, как Франция, тягаться в гонке вооружений с великими державами — чистое безумие.

Во всяком случае, теперь из трех первоначальных требований автономистов оставалось одно — скорейшая и коренная реформа устарелой колониальной системы правления. К их великому удивлению и удовлетворению, местные газеты и радио сразу по возвращении Пуванаа принялись восхвалять смелые планы генерала де Голля по децентрализации и демократизации всей французской администрации. Суть так называемой региональной реформы[46], намеченной президентом, сводилась к тому, чтобы передать значительную часть власти из рук технократов парижских министерств в руки местным выборным органам. Сэнфорд и Теарики проявили тут полное единодушие с генералом де Голлем и при каждом удобном случае официально заявляли, что полинезийские автономисты двадцать лет как раз и добивались такого самоуправления. Еще больше они возликовали, когда генерал де Голль возвестил, что весной (ибо весна — пора надежд) намеревается провести референдум по поводу намеченной реформы. Сколько раз они сами настаивали, чтобы именно этот прекрасный метод был использован для выявления чаяний полинезийского народа!

Правда, Территориальную ассамблею официально проинформировали об этом только 4 февраля 1969 года. Было получено нижеследующее письмо, подписанное секретарем губернатора:

«Господин председатель!

Ввиду намечаемой региональной реформы прошу вас не позднее 14 февраля сообщить мне ответ Ассамблеи на следующий вопрос: какая форма участия местных экономических и социальных групп в общественной жизни, на ваш взгляд, лучше всего могла бы отвечать духу региональной реформы?»

Сам губернатор Сикурани не подписал письма по той причине, что уже несколько недель находился в Париже. Официально было объявлено, что он вызван для консультации, но ходили упорные слухи, что его сменит новый губернатор. Поэтому в том, что к Ассамблее обратился секретарь, не было ничего особенного. Но вот туманные формулировки заставили депутатов основательно поломать голову. Им не стало легче оттого, что секретарь губернатора на другой день прислал брошюру с бездной цитат из выступлений министров на тему о срочности и необходимости реформы. Текст самого законопроекта — вот что им требовалось. Тем не менее они постановили ответить на письмо: ведь это был самый подходящий случай подробнее изложить свой взгляд на то, какая реформа нужна Французской Полинезии. Составить требуемый доклад поручили двум наиболее мозговитым депутатам Ассамблеи, Анри Бувье и Даниэлю Милло.

Засучив рукава, они взялись за дело и сумели уложиться в срок. Доклад начинался следующими, вполне оправданными вопросами:

«Для начала нам хотелось бы знать, кто ответствен за форму, избранную для консультации с нами, — секретарь губернатора или французское правительство?

Хотелось бы также знать, что подразумевается под выражением «местные экономические и социальные группы»?

И наконец, нам непонятно, почему секретарь губернатора просит нас ответить, ориентируясь на «дух региональной реформы». Предположим, что мы не одобряем реформу. Как можем мы в таком случае представить доклад, отвечающий духу реформы, не поступаясь при этом нашими убеждениями? Или дело к тому и идет, чтобы принудить нас согласиться с реформой?»

Несмотря на столь запальчивое начало, Милло и Бувье в целом придерживались позитивного подхода. Они тщательно изучили текст брошюры, пытаясь выяснить, как же должна выглядеть региональная реформа во Французской Полинезии. И нашли только такие маловразумительные слова: «Точно так же в отношении заморских территорий следует разработать аналогичные, по применимые к местным условиям решения».

Исходя из этого, депутаты предположили, что французские островные владения в Тихом океане, то есть Французская Полинезия, Новая Каледония и острова Уоллис и Футуна, составят, так сказать, единый департамент со своим генеральным советом, наделенным значительными полномочиями. Но почему тогда секретарь губернатора ограничился словами об участии в общественной жизни местных экономических и социальных групп? Вопрос был чисто риторический, поскольку из разных источников они уже знали, что секретарь одновременно обратился к торговой палате, союзу работодателей и другим организациям предпринимателей. Иными словами, к тем категориям местного населения, которые в начале 1968 года недвусмысленно показали, как они представляют себе участие в общественной жизни, забросав камнями Территориальную ассамблею в ответ на предложение ввести однопроцентный налог с оборота. Самое поразительное заключалось в том, что упомянутые организации истолковали письмо секретаря по-своему: отныне они будут заседать в Территориальной ассамблее в качестве назначенных ее членов, не тратя времени попусту на выборы. Милло и Бувье удалось ознакомиться с копиями их ответных писем секретарю, из которых следовало, что предпринимателям, импортерам, пекарям и рестораторам будет отведено столько мест в Территориальной ассамблее, что они будут намного превосходить число народных избранников.

Территориальная ассамблея сочла всю эту историю настолько темной, что предложила секретарю губернатора незамедлительно прибыть и объяснить, на самом ли деле задумано создать корпоративную ассамблею фашистского толка[47]. К сожалению, секретарь был слишком перегружен работой и никак не мог принять это приглашение. Тогда тандем в составе Милло и Бувье составил дополнительный доклад, подробно излагая, каким образом лучше всего было бы, на их взгляд, осуществить благородные идеи де Голля во Французской Полинезии. Речь шла, по существу, о программе реформ, которая уже была с успехом осуществлена на Коморских островах и во Французском Сомали: за Францией сохранялась ответственность только за оборону, зарубежное представительство и выпуск денежных знаков. Обязанности, выполнявшиеся губернатором, передавались премьер-министру, ответственному перед Территориальной ассамблеей, переименованной в Национальное собрание Полинезии. Доклад на 30 страницах оканчивался следующими многозначительными словами: «Таким образом, мы желаем с помощью французского правительства провести широкую реформу, которая покажет миру, что мы хотим оставаться французскими гражданами и после того, как прекратится колониальный статус территории».

Территориальная ассамблея одобрила доклад 18 голосами против 8.

Две недели спустя прибыл новый губернатор. Им оказался старый знакомый — секретарь генерала Бийота, корсиканец Пьер Анжели, который по поручению своего министра годом раньше принял на себя натиск автономистов в Париже. Референдум о региональной реформе де Голля, которая вызывала растущее недоумение также у большинства французских партийных лидеров, был только что назначен на 27 апреля. По действующим правилам, агитационная кампания могла начаться не раньше 14 апреля. Однако уже 4 апреля новый губернатор произнес по радио и телевидению длинную речь, призывая полинезийцев голосовать за региональную реформу.

Для начала Анжели сообщил, что, хотя он только что прибыл, он успел убедиться, что «никто на здешних островах не желает порвать узы, соединяющие с Францией». А потому вполне естественно, что «метрополия, в свою очередь, видит в дорогой Полинезии любимое детище и с материнской заботой печется о его воспитании, благе и счастье». В качестве примера того, что Франция уже сделала для населения, губернатор особо отметил «важный вклад вооруженных сил — новые аэродромы на Хао и на островах Гамбье». Трудно было выбрать более неудачный пример, ведь названные аэродромы предназначались для ядерных сил и с первого дня были закрыты для гражданского транспорта. Подобно римскому проконсулу, досконально изучившему ораторское искусство Цицерона, Анжели далее задал поистине риторический вопрос: «Но разве может правительство одно совершить что-либо здесь без помощи и содействия народа и его избранников?» Ответ, понятно, был отрицательный: «Без активного содействия граждан власти будут бессильны. Без необходимой поддержки частных групп администрация будет парализована».

Изобразив искреннее удивление по поводу того, какой оборот приняла его тщательно подготовленная и выверенная речь, губернатор сделал эффектную паузу и «признался»: «Ну вот, я невольно произнес это важное слово «содействие». В этом как раз и заключена суть предстоящего референдума. Мы обращаемся за консультацией ко всем гражданам, и я пользуюсь случаем сказать несколько слов о смысле этого референдума в Полинезии. Только не подумайте, что я собираюсь повлиять на вас. Каждый гражданин волен голосовать по своему усмотрению. Тем не менее все должны знать, о чем идет речь».

Почему-то за любезным предложением информировать население последовало разъяснение того, о чем не шла речь: «Что касается заморских территорий, нет необходимости во всем следовать французскому примеру. Так, намечаемая децентрализация администрации, играющая важную роль во Франции, здесь лишена смысла, поскольку заморские территории и без того децентрализованы». Другими словами, губернатор пытался внушить слушателям, будто полинезийцы, сами того не зная, давно получили автономию.

Далее он поведал о единственном положении реформы, применимом на Таити, то есть о более широком участии граждан в управлении территорией. Как и опасались Милло и Бувье, подразумевалось начинить Территориальную ассамблею — выборный орган — многочисленными представителями торговли, ремесел и промышленности, назначаемыми губернатором! Главной целью этой затеи, разумеется, было лишить автономистов всякой возможности принимать одну за другой нехорошие резолюции, требующие немедленного прекращения ядерных испытаний, беспристрастного исследования последствий радиации для здоровья населения, большей автономии для полинезийского народа и т. п.

Конечно, губернатор ни словом не обмолвился об этом неизбежном следствии своеобразного осуществления региональной реформы де Голля во Французской Полинезии, зато последнюю минуту своего радио- и телевизионного выступления он посвятил лирическим излияниям, которых от него никто не ожидал: «На другом конце земного шара наша метрополия выходит из полосы тумана и стужи. Природа возрождается, весна стирает морщины зимы. Мы же здесь окружены щедрой природой, которая непрерывно самовозрождается. Тем не менее труд человека везде есть труд. Чтобы быть плодотворным, он должен опираться на надежду, и эту надежду здесь олицетворяют 50 тысяч детей, которые будут переживать весну, когда для нас уже наступит зима».