Моруроа, любовь моя

45. ВЯЛАЯ ПОПЫТКА ПРЕКРАТИТЬ РАЗДОРЫ

Итак, похоже было, что Моуди и Мактэггерт проиграли морской бой за Моруроа. На самом же деле им удалось добиться того, чего тщетно добивались десять лет полинезийские лидеры: Франция оказалась вынужденной обратить внимание на оправданную тревогу тихоокеанских народов за свою безопасность и свое здоровье. Конечно, Помпиду, Дебре и Месмер и не помышляли о прекращении ядерных экспериментов. Но они впервые предприняли серьезную попытку перейти от атмосферных испытаний к подземным.

Еще летом 1972 года, когда торговый обмен Франции с Австралией и Новой Зеландией заметно пострадал от бойкота французских товаров, судов и самолетов, Помпиду отдал распоряжение военным поискать подходящее место для подземных испытаний и провести разведочное бурение. Официально об этом не сообщалось, но всем таитянам, проходившим мимо гавани Папеэте в августе 1972 года, сразу было ясно, что военные приготовились оккупировать еще один остров. На огромных ящиках, которые грузили на военный корабль, крупными буквами значилось «Эиао». Так называется уединенный скалистый островок Маркизского архипелага шириной всего 8 и длиной 13 километров.

Малые размеры и уединенность острова не располагали людей селиться на нем, а потому, в отличие от других островов, природа здесь не пострадала. В 1971 году Территориальная ассамблея объявила Эиао заповедником и доверила сотрудникам французского Национального музея естественной истории интереснейшую задачу — всесторонне изучить этот самый девственный уголок всей Французской Полинезии. И вот теперь военные без зазрения совести и в нарушение всех законов вознамерились расправиться с заповедником. Судя по тому что в некоторых ящиках были упакованы бильярдные столы и кинопроекторы, они собирались надолго обосноваться на Эиао.

С присущей им недооценкой психологии людей и реального положения вещей военные пытались внушить свидетелям готовящейся экспедиции, а таковыми были 50 процентов жителей Полинезии, будто речь идет о чисто научных исследованиях, призванных выяснить целесообразность проведения на Эиао горных работ. Дескать, каменное основание острова богато титаном. Откуда они могли это знать еще до начала разведочного бурения, оставалось неясным. Еще труднее было понять, почему французским «геологам» вдруг приспичило отправляться на другой конец земного шара за металлом, которого и и Европе предостаточно.

Лишь после того как министра обороны Дебре сменил Робер Галле, мы услышали сравнительно правдоподобную версию о том, что произошло на Эиао. Случилось это 30 августа 1973 года на пресс-конференции в Папеэте, устроенной Галле для умиротворения общественности стран Тихоокеанского региона, все еще взбудораженной тем, как обошлись с экипажем «Фри». Вот суть выступления Галле: французское правительство искренне стремится устранить недоразумения и недовольство, возникшие в некоторых районах Океании, а потому распорядилось провести разведочное бурение на острове Эиао, чтобы выяснить, нельзя ли там производить подземные взрывы. К сожалению, остров Эиао, сложенный из базальтовых пород, как и все острова вулканического происхождения, оказался настолько непрочным, что рассыпался бы от первого же взрыва. По этой причине план использования Эиао был отвергнут. С довольной улыбкой Галле добавил, что во Французской Полинезии, к счастью, нашелся другой остров, отлично подходящий для подземных экспериментов. А потому вся группа геологов, техников и легионеров, работавших на Эиао, уже несколько месяцев назад переброшена на новый объект. С удивлением мы узнали, что новый, идеальный для испытаний остров — Фангатауфа, тот самый атолл в 40 километрах к югу от Моруроа, которого все боялись, как чумы, после проведенного там в 1968 году взрыва водородной бомбы мощностью 2,5 мегатонны. Но почему военное командование сразу не остановило на нем свой выбор, а потратило кучу денег на исследование непригодного для экспериментов Эиао? Галле не смог удовлетворительно ответить на этот вопрос, только заявил, что вскоре группа журналистов сможет посетить Фангатауфу и своими глазами убедиться, сколь удачен выбор. Франции нечего скрывать, она за политику открытых дверей.

Разрекламированная поездка журналистов состоялась двумя месяцами позже, в октябре 1973 года. Из 11 приглашенных французских репортеров один представлял официальное французское агентство Франс Пресс, двое — государственную радио- и телевизионную компанию ОРТФ, а все остальные обслуживали благонадежные правые газеты, поддерживающие голлистский режим. Ни один из членов журналистской бригады основательно не разбирался в вопросах ядерного оружия и радиации. Представитель единственной французской га зеты, серьезно занимавшейся этими проблемами, — «Экс пресс» Серван-Шрейбера — не был приглашен. После пирушек на Таити допущенные к посещению корреспонденты вылетели на Фангатауфу. Здесь их принял руководитель экспериментов Клод Эйсоберри и гордо пока зал гостям вышку вроде тех, какие во всем мире применяются для поисков нефти. Тут же, с интересом глядя на гостей, стояли сами бурильщики. Они еще не прошли «ноздреватый, как швейцарский сыр» (выражение Эйсоберри), коралловый пласт 500-метровой толщины, но под «коралловым сыром» залегала твердая порода. Один из журналистов догадался спросить, какая именно порода. Базальт, конечно, ответили ему. Как и на Эиао, где бурение, по признанию Галле, прекратили, потому что базальт оказался слишком хрупким. Но Эйсоберри надеялся, что на Фангатауфе он окажется прочнее.

Заодно Эйсоберри поведал журналистам, что, честно говоря, не стоило тратить столько труда и денег лишь для того, чтобы утихомирить каких-то полоумных пацифистов. Тем более что подземные испытания вообще связаны с большими техническими трудностями. Наблюдать и измерять параметры взрыва, произведенного в 600 метрах ниже уровня моря, несравненно сложнее, чем на таком же расстоянии над землей. Хотя бы потому, что после каждого испытания надо бурить новые скважины, чтобы взять пробы из «тигля». Правда, продолжал Эйсоберри, быть пионерами в этом деле чрезвычайно увлекательно. Ибо еще никто в мире не пытался решить такую трудную задачу, как подводные ящерные испытания в толще узкого цоколя кораллового островка.

Многие лояльные газеты поместили не только доброжелательные репортажи, но и передовицы, в которых поздравляли правительство с тонким решением всех технических проблем, что позволит скоро положить ко-под нелепым дипломатическим конфликтам со странами Тихоокеанского региона. Помпиду и его министры явно ожидали, что полинезийские лидеры тоже угомонятся, услышав столь добрые новости. Однако их так часто и бессовестно обманывали, что они не могли избавиться от подозрений и отнеслись безучастно к новым заверениям и обещаниям. Пусть даже военные на этот раз говорят чистую правду, все равно полинезийцы требуют немедленного предоставления им автономии, говорили они тем немногим репортерам, которые во время своей приятной экскурсии в Океанию не поленились обратиться к ним за интервью.

Даже Гастон Флосс, руководитель местного отделения голлистской партии, неожиданно присоединился к хору недовольных: «Уже целый год я занимаю пост председателя Территориальной ассамблеи и смог лично убедиться, что нынешняя система никуда не годна. Вот почему мы хотим впредь сами ведать своими делами».

Флосс выразил смиренное пожелание, чтобы его добрые друзья и товарищи по партии, управляющие Францией, незамедлительно провели необходимые реформы. Четыре «независимых» депутата Территориальной ассамблеи подготовили куда более хитроумное предложение, о котором доложил их руководитель, профсоюзный деятель Шарль Тауфа. Сами того не подозревая, они задумали применить хорошо известную, старую тактику «пятой колонны», а именно проникнуть во все звенья администрации и постепенно взять в свои руки власть в рамках существующих учреждений. Одно было неясно: как они собирались проделать этот трюк незаметно для губернатора и министра по делам заморских территорий. Французов в столь единодушной поддержке давнего требования автономистов не устраивало лишь одно: теперь уже нельзя было с негодованием называть гнусными изменниками родины всех полинезийцев, недовольных закостенелым колониальным режимом.

Итак, положение оставалось неизменным. В январе 1974 года прибыл с инспекционным визитом Бернар Стази — новый (12-й по счету за 12 лет) министр по делам заморских департаментов и территорий. Может быть, вернее будет назвать этот визит учебным, если учесть, что Стази впервые прилетел в Океанию и знал о местных проблемах так же мало, как поначалу все его предшественники. Примечательно, что Стази не был голлистом, он принадлежал к партии «Центр демократии и прогресса», которая, несмотря на громкое название, представляла умеренно правые круги. Ко всеобщему удивлению, оказалось, что министр принимает почти всерьез довольно расплывчатую программу реформ, выдвинутую его партией. Но о каких-либо встречах с единственными подлинными выразителями интересов полинезийского народа — Пуванаа, Теарики и Сэнфордом, — разумеется, не могло быть и речи. Это вызвало бы в Париже такое недовольство, что ему пришлось бы расстаться с министерским портфелем. Тем не менее Стази, вместо того чтобы по давно заведенному порядку докладывать только о написанных по заказу приветственных речах и оплаченных овациях, включил, например, в одно из сообщений для печати досадную информацию о том, что три названных лидера сумели без труда собрать на митинг в Папеэте 4 тысячи полинезийцев, которые громкими аплодисментами и криками «ура» откликались на страстные призывы своих вождей добиваться автономии. Стази даже официально выразил свое удивление тем, что губернатору можно бесцеремонно высылать неугодных лиц и запрещать полинезийцам издавать газеты на своем языке. И он пообещал в ближайшее время аннулировать эти диктаторские полномочия, наследие давно минувших времен. Правда, выполнить это опрометчивое обещание мог только премьер-министр Месмер, а он, конечно же, отправил непродуманное предложение Стази в самый долгий ящик своего письменного стола.

Еще до того Стази совершил куда большую глупость: посетив далекий вулканический остров Реюньон в Индийском океане, числящийся вопреки здравому смыслу департаментом Франции, он обещал положить конец распространенным там выборным махинациям. Естественно, это привело в ярость могущественного голлистского деятеля Мишеля Дебре, который именно на этом острове прошел в депутаты после провала на выборах во Франции. Вскоре затем Стази допустил новый промах, официально осудив военный путч в Чили, за что Помпиду сделал ему публичный выговор. Нетрудно понять, что объективный отчет Стази по возвращении в Париж в начале февраля 1974 года, когда он доложил о настойчивых требованиях радикальных реформ со стороны полинезийцев, был последней каплей, переполнившей чашу терпения Помпиду.

Никто на Таити не был удивлен тем, что Стази был смещен с поста министра, когда 1 марта (в третий раз за два года) Месмер провел реорганизацию своего кабинета. Исчезновение Стази особенно бросалось в глаза, потому что все прежние министры сохранили свои посты в «новом» правительстве. Только Стази не был назначен! Вместо этого премьер-министр Месмер учредил по соседству со своей канцелярией специальный отдел и в дальнейшем сам занимался делами заморских территорий с помощью своего ближайшего помощника Комити[58], никогда ранее не занимавшегося колониальными проблемами.

В телевизионном интервью Месмер с невозмутимым видом так объяснил своеобразное решение: «Это означает, как, наверное, всякому понятно, что в дальнейшем все проблемы заморских территорий будут предметом самого пристального внимания».