Моруроа, любовь моя

17. СЛОНОВАЯ БОЛЕЗНЬ ПОЛИНЕЗИИ

Одновременно с вторжением на Таити 7 тысяч военных началась массовая иммиграция полинезийцев на этот остров с далеких островов — Маркизских, Туамоту и Тубуаи, размах и пагубные последствия которой возрастали с каждым днем. Главными виновниками этого нашествия были все те же военные и обслуживавшие их строительные фирмы, нуждавшиеся в дешевой рабочей силе безотлагательно и в крупных масштабах.

До вторжения военных население Французской Полинезии составляло 85 тысяч человек. 45 тысяч жили на Таити, и две трети из них были сосредоточены в орбите Папеэте, единственного города и порта на острове. Из горожан не меньше 6 тысяч приходилось на китайских ремесленников, предпринимателей, уличных торговцев и рестораторов. Остальные 20 тысяч — полинезийцы; женщины сидели дома, занимаясь детьми и хозяйством, а мужчины служили в правительственных учреждениях, строили дороги и дома, работали в порту, водили автобусы и такси, ловили рыбу. Доходы у них были весьма скромные, но ведь квартирная плата и цены на продукты тоже были невысокие.

Таким образом, единственный свободный «резерв рабочей силы» (термин, который мы теперь впервые услышали) находился в сельской местности Таити и на островах упомянутых архипелагов, где население жило безбедно, само обеспечивая себя всем необходимым и выручая на продаже копры вполне достаточно денег, чтобы покупать велосипеды, шкафы, зеркала, патефоны, спиртные напитки и табак. Духовные запросы, как и в прошлом, удовлетворялись религией, с той маленькой разницей, что с приходом» европейцев появились новые боги и священники.

Тысячи таитян потянулись в город уже в 1964 году, как только прошел слух, что есть возможность хорошо заработать, строя конторы и казармы для «французского государства». Однако гигантское строительство полигонов на островах Туамоту требовало неизмеримо больше рабочих рук. И военные корабли направились во все концы, чтобы завербовать чернорабочих. Услышав, что от них требуется только умение копать, долбить, плотничать и класть кирпич и что они будут получать за это 10, 15 даже 20 тысяч таитянских франков в месяц, островитяне не раздумывая подписывали контракты и садились на корабль. За каких-нибудь полгода на французскую службу поступило 5 тысяч полинезийцев. Рабочих и работодателей вполне устраивало, что каждый контракт был рассчитан всего на шесть месяцев.

Получившие работу в Папеэте могли захватить с собой семьи, в отличие от тех, кого направляли на полигоны Туамоту. Но так как последние зарабатывали столько же, если не больше, их семьи тоже обосновывались в Папеэте, где было чем заполнить время в ожидании главы семейства. Когда мужчины наконец возвращались, после трудов под жгучим солнцем на уединенных островах Моруроа, Фангатауфа и Хао, им, естественно, хотелось отвести душу. Прокутят денежки — выход один: вербоваться еще на шесть месяцев и снова ехать на полигоны. Некоторые грамотеи обнаружили, что контракт предусматривает бесплатный проезд на родные острова после окончания срока. А начальство нисколько и не спорило, только выражало сожаление, что как раз сейчас все суда заняты более важными военными заданиями.

Так вышло, что кроме 7 тысяч военных за два года в маленьком городишке Папеэте добавилось не меньше 15 тысяч полинезийцев. Казалось, колонию поразила слоновая болезнь. Речь идет о весьма распространенном в Полинезии недуге, который возникает оттого, что комариные личинки закупоривают лимфатические сосуды, отчего некоторые части тела распухают до чудовищных размеров.

Миллиардный бюджет позволял ЦТИ снимать сколько угодно домов и арендовать практически всю пригодную для застройки землю. На жилье для полинезийских рабочих денег не находили, но военные власти охотно одалживали им палатки, которые ставились на пыльной набережной, на самом солнцепеке. Невыносимые жилищные условия побуждали большинство семей строить себе лачуги из фанеры и рифленого железа на горных склонах за городом. Но у этих неудобных, заросших кустарником земель тоже были владельцы, в основном из числа метисов, а они требовали арендную плату — 2–3 тысячи франков в месяц даже за самый жалкий клочок. Хуже всего для столь чистоплотных людей, как полинезийцы, было полное отсутствие воды. Само собой, за исключением дождевого сезона, когда обильные ливни обеспечивали обитателям лачуг грязевые ванны на дому. Один французский социолог, единственный человек, проявивший какой-то интерес к жителям этих трущоб, установил, что через два года после начала новой эпохи военного величия в Папеэте и его окрестностях было сооружено 3988 фанерных и железных лачуг, в которых обитало 22 474 человека — почти половина всего населения острова.

Для огородов в районах трущоб места не было. До лагуны далеко, к тому же без лодки рыбной ловлей не займешься. Приходилось покупать все продукты в магазинах или на рынке, цены росли с ужасающей быстротой. Самым дорогим и дефицитным товаром оказались такие местные продукты, как батат, плоды хлебного дерева, таро, ямс, рыба и куры, поскольку производители переехали в города и превратились в потребителей. А потому все питались наиболее дешевыми продуктами — хлебом, рисом, макаронами, сахаром и консервами. Голод-то они утоляли, но в еде не хватало витаминов, железа и кальция. На беду цены и на эти товары тоже начали стремительно расти неизвестно по какой причине. Хотя губернатор, как уже говорилось, двумя годами раньше торжественно обещал принять все необходимые меры, чтобы предотвратить инфляцию, в начале 1966 года в одном официальном документе признавалось, что «за прошедший год цены продолжали расти с фантастической быстротой. Так, рыба подорожала на 35 процентов, овощи — на 84 процента, фрукты — на 57 процентов». Откуда власти получали такие точные цифры, остается загадкой. Ибо на самом деле в каждой китайской лавке были свои цены, и власти палец о палец не ударили, чтобы их хоть ^как-то регулировать. Зато политику цен военного командования можно было назвать образцовой: в огромных универсамах, построенных в жилых кварталах ЦТИ, все товары продавались строго по себестоимости. К великому огорчению полинезийцев, в эти магазины имели доступ только военнослужащие, техники и члены их семей.

Цитированный выше социолог интересовался также доходами и семейным бюджетом полинезийских рабочих. Он выяснил, что 15 процентов зарабатывали в месяц меньше 7500 таитянских франков, 30 процентов меньше 10 тысяч франков, 50 процентов меньше 15 тысяч франков и лишь 5 процентов — больше 25 тысяч франков. Для сравнения скажем, что приличное жилье обходилось в 20–30 тысяч франков в месяц, скромный обед для одного человека в ресторане стоил 300–500 франков. Однако для полноты картины надо еще учитывать, сколько иждивенцев содержал каждый работник. Приведем данные по жилому кварталу, где было учтено количество членов семей: в среднем семь человек. Среднемесячный доход каждой семьи составлял 13 тысяч франков. В другом квартале, в западном предместье, 59 семей насчитывали 350 человек; среднемесячный доход на семью— 11 200 франков.

Даже если все деньги тратить только на еду и одежду, при таких условиях долго не протянешь. А ведь сверх того деньги уходили на всякую всячину. Папеэте изобиловал кинотеатрами, барами, кафе, бильярдными и дансингами, которые неудержимо влекли к себе бывших сельских жителей. Всего труднее было им соблюдать меру в потреблении спиртного и, поскольку они с традиционной полинезийской щедростью приглашали всех друзей и соседей, пирушки, как правило, прекращались лишь после того, как кончались все деньги.

Хуже всего приходилось детям. Посещение школы на Таити обязательно. Но следить за тем, чтобы дети всех иммигрантов и впрямь ходили в школу, было трудно, а то и вовсе невозможно. Никто и не брался за это дело. Родители же детей сами чувствовали себя совершенно потерянными в новом, незнакомом мире. Подростки намного быстрее приспосабливались к необычной среде. По хорошо известному примеру нашего цивилизованного общества, они сколачивали шайки, занятые преимущественно добыванием еды, спиртного и денег посредством кражи. Девочки, естественно, рано или поздно поддавались на соблазнительные предложения, которые им на каждом углу делали молодые военные.

Да и те, кого посылали в школу, быстро оказывались на улице. Обязательное обучение кончалось в 14 лет, причем подростки не получали никакой специальности. Мощный приток крепких взрослых мужчин с других островов, понятно, не оставлял подросткам никаких шансов на бирже труда, их не брали даже на черную работу.

Врач Марсель Бонно, изучавший эти проблемы по поручению Всемирной организации здравоохранения, публиковал отчет, у которого был один-единственный недостаток: его размножили вручную таким малым тиражом, что добыть экземпляр было почти невозможно. В отчете говорилось, в частности, следующее:

«Из 100 опрошенных жителей трущоб Папеэте 80 процентов производили впечатление потерянных людей и сетовали на то, что о них никто не заботится, 10 процентов впали в апатию, 5 — держались агрессивно, а оставшимся 5 процентам жителей жизнь в трущобах нравилась».

Подводя итог тому, что происходило в Папеэте в 1964–1966 годах, можно прибегнуть к классическому термину и сказать, что впервые в истории острова возник общественный класс пролетариев.