Моруроа, любовь моя

О БЕНГТЕ И МАРИ-ТЕРЕЗЕ ДАНИЕЛЬССОН И ИХ КНИГЕ

1947 год. Перуанская осень в полном разгаре. Безвестный еще в ту пору норвежец Тур Хейердал в последний раз прикидывал, что не сделано и чего недостает к предстоящему дрейфу на бальсовом плоту через Тихий океан. Финансовые трудности, впрочем как и технические, по постройке плота, были преодолены. Неприятнее выдерживать уговоры и насмешки скептиков, окрестивших самоубийцами готовящихся к выходу в открытый океан пятерых норвежцев. Среди скептиков — военно-морской министр Перу, от которого зависело благополучное завершение строительства самого плота в военном порту Кальяо.

Скрипнула дверь, и норвежец напрягся: «Опять кого-то несет?!» Вошел высокий мужчина в изрядно потрепанной и выцветшей одежде. По громадной лысине и окладистой бороде можно было подумать, что это старик. Но молодые, искристые глаза и совершенно гладкая кожа лица и рук говорили об обратном. «Я где-то видел его, — подумал Тур. — Ах, да, вчера в газете был его портрет. Это шведский этнограф Бенгт Даниельссон…»

— Бенгт Даниельссон, — четко произнес вошедший, протягивая руку для знакомства.

«Сейчас он будет уговаривать меня не плыть на плоту», — размышлял Тур, пожимая руку.

— Я только что освободился после этнографической экспедиции, которая преодолела сельву Бразилии от Атлантического до Тихого океана. Нельзя ли мне присоединиться к вашей команде и плыть вместе с вами? — сказал Даниельссон.

Удивленный Тур сначала недоверчиво посмотрел на шведа и поджал губы — он всегда поджимал их, когда ожидал подвоха или удара, — затем подумал: «А смелый же этот швед!»

— Да. Нас пятеро. А для удобства несения вахты нужен шестой. Он был, этот шестой, выехал из Норвегии, но в Нью-Йорке вдруг влюбился в девушку и остался там. А время не ждет…

Кто бы мог подумать, что именно с этого момента начнется путь из мглы безвестности под яркие лучи всемирной славы двух выдающихся современных ученых Скандинавии и мировой науки — Тура Хейердала и Бенгта Даниельссона. 101 сутки дрейфа восьми тысяч километров через водные просторы отнюдь не всегда Тихого океана были маршрутом к небывалой популярности обоих и четырех спутников.

И это был не только путь шведа к славе, но и неожиданный для него самого переход к изучению этнографии народов Океании — области науки о культуре и быте океанийцев, которой с тех пор и на всю жизнь захвачен этот не по-северному темпераментный человек.

Я познакомился с ним и с его супругой в Москве — у известного советского переводчика-скандинависта Льва Львовича Жданова, когда эта иностранная чета в период с 21 по 30 октября 1965 г. впервые посетила нашу страну. Швед строен, крепок физически, очень моложав, и его лучистые, улыбчивые глаза и изумительно красивые зубы — белоснежные, ровные и крупные — как бы лишний раз подчеркивают его здоровье, закаленное многими сотнями дней, проведенными под открытым небом, в туристских походах и научных экспедициях.

Его всегда тянуло в дальние странствия. И когда он был мальчишкой, и когда стал студентом, и когда приобрел после плавания на бальсовом плоту «Кон-Тики» всемирную славу и ученую степень доктора наук, обрел материальное благополучие и семейный уют.

Бенгт Эммерик Даниельссон родился 6 июля 1921 г. в состоятельной семье в местечке Крокек в озерно-лесной провинции Эстеръётланд в Швеции. Говорят, что скандинавы рождаются прямо с лыжами. Этим образно хотят сказать, что, когда годовалый младенец учится ходить, он это делает на лыжах.

И до школы, и в средней школе в городе Норрчёпинге Бенгт был незаурядным лыжником и, как все его сверстники, заядлым бойскаутом. С компасом и без него, с палаткой и просто в надежде на лесные избы и укрытие под кронами густых елей он исходил пешком и на лыжах лесо-озерное царство Средней Швеции. Вы не знаете, что это за царство? Почти волшебное!

Стоит выйти из населенного пункта — и турист оказывается в необъятном хаосе скал, могучего леса и непролазной травы. Мох и травы, папоротники и кустарники покрывают пересеченную местность густым ковром, и лишь кое-где выглядывает отвес еще не заросшего шершавого гранита или испещренного волнистыми светлыми линиями гнейса. А над всем сомкнулся густой лес.

Эту непролазную чащу со скалами и разнотравьем называют скугом. Не верьте глазам своим, если в словаре против этого слова вы прочтете только одно слово «лес». Скуг так же, а может быть в большей степени, отличается от леса, как тайга от городского парка. И такой скуг в Швеции, начинаясь в какой-нибудь сотне метров от шоссейных и железных дорог, покрывает всю страну от волнистой равнины Шонена на юге до тундровых пустошей Лапландии на севере. Скуг изрезан реками и речушками, усыпан бесчисленными озерами и болотами.

Число озер в Швеции велико (в основном как раз в Средней Швеции), и только Финляндия может превзойти ее в этом отношении. Недаром здесь в шутку говорят: «Когда бог отделял сушу от воды, он забыл о Средней Швеции — так все и осталось вперемежку!»

Мелкие и мельчайшие озера в скуге нанесены лишь на самых крупномасштабных картах. Но озера так похожи друг на друга, как и сам скуг в любом месте, что нужны незаурядная наблюдательность и немалая практика пользования компасом и картой, чтобы летом и зимой, днем и ночью уметь выбираться из этого лабиринта зарослей и озер. Недаром именно Швеция, как грибами после теплого дождя, усеяна отделениями Союза ориентирования, и именно в Швеции ориентирование на местности поставлено лучше, чем где бы то ни было. А Даниельссон как раз был в числе лучших — и в туристском путешествии, и в индивидуальных способностях по ориентированию.

Время шло. Мир охватила вторая мировая война. Нейтральная Швеция оказалась в кольце оккупированных немецкими фашистами или сражающихся на стороне фашистов держав. Бенгт учился в университете в Упсале, готовясь стать этнографом. Его влекли дальние страны, неведомые племена и народы.

Однако только после войны молодой этнограф мог посвятить себя науке. В 1946 г. Бенгт смог наконец отправиться в Бразилию в составе смешанной финско-шведской экспедиции под руководством известного финского ученого Рафаэля Карстена.

— Двадцать пять лет я видел лишь снег и испытывал нехватку тепла, — говорил он мне в Москве, не то в шутку, не то всерьез. — Ты спрашиваешь, почему нас, скандинавов, можно встретить повсеместно в зоне экватора в несравненно больших количествах, чем еще каких-либо европейцев или вообще белокожих? Да все потому же: осточертел снег, тянет к экзотике тропиков, к вечному лету…

Итак, сельва! Бескрайняя многоводная Амазонка с сотнями впадающих в нее рек. Пароход, катер, наконец, пешая экспедиция с вьючными лошадьми. Тысячи квадратных километров дремучих, труднопроходимых зарослей тропического леса — почти шведского скуга, такого же сырого и темного, взъерошенного и таинственного. Но зато теплого, даже душного, хотя и населенного на каждом километре хищными четвероногими, ядовитыми или гигантскими пресмыкающимися, насекомыми, а также изумительно чувствительными и осторожными аборигенами чащ — индейцами Бразилии, в каждый миг готовыми пустить отравленную стрелу в причинивших им немало бед белокожих пришельцев.

Экспедиция поселяется у самого, по рассказам, свирепого и кровожадного племени индейцев — хиваро. Это они, убив врага, отрезают у него голову и высушивают ее в горячем песке до тех пор, пока она не уменьшается до размера кулака или яблока. И носят ее, подвесив за волосы, на своей груди. Кровожадны? Страшны?

— Нет, — отвечал Даниельссон на встрече в редакции газеты «Комсомольская правда» в Москве. — Мы жили среди них, изучая их быт и нравы. Когда царил мир, они были простодушны и приветливы, трудолюбивы и человечны не меньше, чем самые мирные европейцы. А засушенные головы? Это то же, что боевые ордена и медали у солдат цивилизованных народов, не больше!

Шли месяцы, прежде чем ученые пробились сквозь сельву, достигли Анд, перевалили через их горные хребты и спустились в Перу. Вся Южная Америка была пройдена с востока на запад в самом широком месте материка. Затем, предоставленный самому себе, Бенгт обратился к норвежцам. Последовал дрейф с пятью коллегами на плоту «Кон-Тики». Правда, швед оказался единственным из экипажа, имеющим специальную подготовку этнографа и владеющим, кроме того, испанским языком.

На парусе плота норвежцем Эриком Хессельбергом был нарисован бородатый бог «Кон-Тики», и именно Даниельссону впервые было присвоено почтительное имя «сеньор Кон-Тики», когда плот финишировал на архипелаге Туамоту, на востоке Французской Полинезии. Лишь позже, во время археологических работ Хейердала на острове Пасхи и Маркизских островах, этот титул перекочевал к капитану легендарного плота — к самому Туру Хейердалу.

Даниельссона так увлекла экзотика Южных морей, что он после плавания на плоту вновь вернулся туда, поселился на архипелаге Туамоту и стал изучать культуру и быт островитян. Здесь ему в работе помогала жена — француженка Мари-Тереза. Нужно же было так сложиться, что именно в Перу определился путь Даниельссона в этнографию полинезийцев и именно в Перу он познакомился с девушкой из французского посольства и после плавания женился на ней!..

— Я потому и вышла замуж за Бенгта, что мне нравятся его занятия, путешествия, экспедиции, вообще жизнь странника, — сказала Мари-Тереза в Институте этнографии Академии наук СССР на встрече с советскими учеными-этнографами, — Он даже хотел взять меня с собой на плот. Но и норвежцы хотели взять своих невест. А шесть женщин на плоту — слишком много!

Мари-Тереза, став женой, оказалась незаменимой помощницей в работе Даниельссона на острове Рароиа в архипелаге Туамоту.

— Я помогала Бенгту в его работе этнографа, когда был необходим сбор научной информации среди женщин, — говорила Мари-Тереза. — Ибо женщине легче, а порой только ей и возможно найти общий язык с ними.

Благодаря женитьбе на французской подданной, Даниельссон получил право постоянного жительства во Французской Полинезии. Поселившись сначала на архипелаге Туамоту, Бенгт написал ряд научных статей и диссертацию на тему о культуре и быте аборигенов острова Рароиа. Защитив диссертацию и получив степень доктора философских наук, шведский ученый опубликовал отдельной монографией этот свой труд, а также популярное изложение диссертации под названием «Счастливый остров». Вообще он ярый сторонник того, чтобы труды ученого становились достоянием всех читающих, чтобы наряду с чисто научными исследованиями ученый издавал научно-популярные и научно-художественные книги.

«Счастливый остров» был переведен на многие языки, в том числе и на русский, и издан в СССР большим тиражом. В 1963 г. эта книга вышла в Швеции новым массовым изданием, дополненным главой о китайских поселенцах, влияние которых в повседневном общественном быту в последние годы резко возросло.

Начиная с 1950 г. Бенгт и Мари-Тереза побывали на многих архипелагах Полинезии и исколесили на поезде и своей автомашине бескрайние просторы Австралии. Бенгт изучил жизнь аборигенов Океании и Австралии, и эти наблюдения ученого-путешественника изложил еще в тринадцати научно-популярных, научно-художественных и просто художественных книгах. Пять из них изданы в СССР в переводе со шведского: «Большой риск», «Бумеранг», «Позабытые острова» — о Маркизских островах и их обитателях, среди которых жил с семьей Даниельссон; «На «Баунти» в Южные моря» — о мятежном экипаже корабля Блая и судьбе восставших моряков и их потомков, населении острова Питкерн; «Гоген в Полинезии» — о последних годах жизни в Полинезии знаменитого французского художника.

Еще три книги, полностью неизвестные советскому читателю, ибо издавались они у нас лишь фрагментарно в виде отдельных брошюр или же входили в состав сборников, тематически охватывают ту же громадную географическую область от Южной Америки до западных окраин Океании. Это — сборник путевых очерков «Путешествие сквозь джунгли и под парусами через океан», где автор описывает свое участие в экспедициях в эти места. О путевых приключениях Даниельссона в Южной и Северной Америке повествует сборник: «Алоха — рассказы о путешествиях Бенгта». Научно-популярная книга «Любовь в Южных морях» освещает проблему сексуальных и семейных отношений на островах Полинезии. Ввиду большой популярности она уже вышла в Швеции тремя изданиями. Кроме того, Даниельссоном написаны специально для детей три художественные приключенческие книги, географически также привязанные к району Тихого океана, и одна из них — «Капитан Суматоха» издана в СССР в переводе со шведского.

Незаурядные знания, авторитет ученого с мировым именем, организаторский талант и отмеченная еще Хейердалом большая смелость Даниельссона побудили шведское правительство пригласить его на должность директора Шведского государственного этнографического музея в Стокгольме. Того самого музея, в фондах которого содержится самое большое в мире число вещевых этнографических экспонатов, которые хранятся в помещениях бывших солдатских казарм в ящиках, так как в Швеции нет таких помещений, где можно было бы надлежащим образом экспонировать все вещи или хотя бы часть из них.

Шведские государственные деятели рассчитывали, что смелому, одаренному ученому и организатору удастся расшевелить их самих, заставить выделить такие суммы, которые обеспечили бы постройку здания, по емкости и техническому оснащению отвечающего требованиям современного этнографического музея. Может быть, это было единственное в жизни Даниельссона мероприятие, которое ему не удалось осуществить. Ибо пригласившее его правительство не поддалось никаким уговорам и не выделило необходимых ассигнований. После шести лет безуспешных усилий в 1971 г. Бенгт покинул должность директора музея. В это время на него и на Мари-Терезу обрушивается страшное горе: их единственная дочь Маруиа, обучавшаяся в балетной школе в Лондоне, сначала неизлечимо заболевает, а затем умирает в Стокгольме.

«Последние месяцы она лежала в Каролинской больнице в Стокгольме, а мы с Мари-Терезой жили в ее квартире на улице Маэстро Микаэля, рядом с церковью Катарины, — писал 10 января 1979 г. Бенгт переводчику этой книги Льву Жданову. — Все, что было связано с нею и со Швецией тех лет, стало таким болезненным для нас, что мы отвернулись от всего былого и ограничили круг наших интересов только Таити. Наша жизнь стала совершенно иной с тех пор, как мы покинули Швецию, и прежде всего после того, как наша дорогая Маруиа ушла из жизни…»

И Бенгт Даниельссон вернулся с супругой в свою усадьбу в Паеа, возле столицы Французской Полинезии — Папеэте на острове Таити. Здесь они похоронили Маруиа.

Супруги живут в том же доме, который построили, когда впервые поселились здесь, и в котором родилась Маруиа. Это жилой, или спальный, дом. Рядом еще несколько: кухня, дом для работы Бенгта и Мари-Терезы (библиотека с читальным залом), гостиный дом.

У приветливых, улыбчивых, доброжелательных супругов много друзей во всем мире. Особенно в Полинезии. На каждом острове, начиная с Рароиа — первого места жительства их в Океании.

Прошло четверть века, с тех пор как Даниельссоны живут на Таити. Ни одно событие ни на одном из островов Французской Полинезии не укрылось от их взоров. Ни одна проблема, волнующая аборигенов этой французской территории, не была для них чужой. И освобождение из французской тюрьмы таитянина Пуванаа а Оопа, и получение народами Французской Полинезии автономии, и общечеловеческая проблема: запрет ядерных испытаний сначала в атмосфере над островами Моруроа и Фангатауфой, грозящих здоровью и жизни людей как Тихоокеанского региона, так и всего земного шара, а затем и испытаний в цоколе атоллов, не менее опасных для народов бассейна Тихого океана, так как через трещины после взрывов в воды океана просачиваются радиоактивные частицы.

Бенгт, имея право на жительство во Французской Полинезии, как супруг французской подданной, не был абсолютно частным лицом. Поскольку в этом обширном владении Франции Швеция не имела своего консула, Даниельссон согласился на общественных началах быть почетным консулом.

Решаясь посвятить свою новую книгу проблеме ядерных испытаний, Бенгт как иностранный подданный ставил себя под угрозу выселения из этой французской территории. Поэтому, чтобы обезопасить себя, он принял несколько профилактических мер: одна из них — он взял себе в соавторы жену и друга жизни Мари-Терезу, французскую подданную. Другая — рукопись была передана депутату Национального собрания Франции Жан-Жаку Серван-Шрейберу — единомышленнику Даниельссонов, который и опубликовал ее во Франции. Третья — эта документальная повесть построена на максимально научном аргументировании, когда в текст вводятся источники, подтверждающие выводы авторов. Однако авторы обращаются не только к ученым и общественным деятелям, но и к самому широкому кругу читателей. В первом, французском издании (1574 г.) — ко всему населению метрополии, в шведском (1977 г.) — ко всем скандинавам, в английском (1978 г.) — по существу, ко всему миру. И это не сухое исследование, а от первой и до последней страницы пронизанное горькой иронией и полное полемического задора произведение. На отвороте обложки шведского издания Даниельссон призывает: «Читайте! И размышляйте!» А в своем послесловии к этому же изданию он называет свое произведение «книгой протеста».

Книга представляет значительный интерес для советского читателя, мало осведомленного о нынешней гражданской и политической жизни Французской Полинезии, ибо книга — это не только узкополитический протест против испытаний ядерного оружия, но и широкое историко-этнографическое социологическое и публицистическое произведение, написанное со знанием дела и с широким использованием документальных источников.

В 1978 г. супруги Даниельссон написали президенту Франции Жискар д’Эстену письмо, в котором выразили свое критическое отношение к продолжению Францией ядерных испытаний в Полинезии. Реакция последовала незамедлительно. 8 ноября 1978 г. шведский посол в Париже был приглашен в МИД Франции, и ему заявили, что Бенгт Даниельссон, консул Швеции во Французской Полинезии, нарушил статью Венской конвенции (которая говорит, что консулы обязаны не вмешиваться во внутренние дела страны-хозяйки), поэтому он объявлен «persona non grata» как дипломат, ибо он «продолжал и усиливал свою личную кампанию против политики и присутствия Франции в Океании». Мид Швеции принял к сведению это заявление, выразил сожаление по поводу того, что французское правительство вынуждено отстранить Даниельссона от занимаемого поста консула Швеции, но подтвердил, что его точка зрения на испытания ядерного оружия Францией в Тихом океане совпадает с точкой зрения Даниельссона, и… закрыл консульство Швеции на Таити.

Таким образом, Бенгт Даниельссон остался лишь частным лицом и на какое-то время находился под угрозой выселения из Французской Полинезии. Его спасло только то, что он — муж французской подданной, живущей там же.

К тому же он с Мари-Терезой после смерти Маруиа усыновил полинезийского мальчика и тем самым стал отцом французского подданного и родственником полинезийской семьи.

Произошло это так. У Даниельссона нередко гостят полинезийцы, особенно с Рароиа. Именно оттуда сначала со своими родителями, а шесть лет спустя, после возвращения Даниельссонов из Швеции, самостоятельно их посещал двенадцатилетний школьник Роберт. Мальчик жил в семье Даниельссонов во время долгих каникул. Они привыкли друг к другу, и Роберт с согласия, по совету своих биологических родителей сказал:

— Я останусь у вас, вы будете моими папой и мамой!

Этот обычай передачи ребенка в дружескую, но не обязательно биологически родственную семью и усыновления его ею широко известен у многих народов и описан этнографической наукой под названием «аталычество» (от «аталык», тюрк. — воспитатель), подробнее всего для кавказских и скандинавских народов и как раз полинезийцев.

Даниельссоны обеспечили Роберту хорошее образование: он окончил школу в Новой Зеландии, курс социологии при Кентерберийском университете. Юноша вернулся к приемным родителям. Его совершенное знание языков — французского и английского, помимо полинезийского, — дали ему хорошо оплачиваемую и интересную, по меркам Французской Полинезии, работу — в центральном отеле Папеэте. В 1983- году ему исполнилось 23 года.

Роберт не единственное, но самое убедительное для полинезийцев свидетельство родства Даниельссонов с аборигенами — кровного и духовного. Даниельссоны искренне считают себя таитянами, живут у моря, одеваются и питаются как таитяне. Во время частых ливней и штормов они углубляются в изучение письменных источников, которые межбиблиотечный абонемент обеспечивает их с помощью рейсового самолета.

Даниельссоны уже с 1948 г. собирали для своих научных изысканий полевой, источниковедческий и историографический материал и к моменту издания книги протеста «Моруроа, любовь моя» оказались обладателями такого количества сведений о Полинезии, что создание многотомной хроники Полинезии стало неизбежным делом.

Именно так и произошло.

— Тридцать лет я мечтал о том, чтобы написать историю Таити, — сказал Бенгт в интервью корреспонденту шведской газеты «Skanska dagbladet» в июле 1980 г., когда вместе с супругой приехал на родину, чтобы отметить девяностолетний юбилей своей матери. — Теперь верю, что я выполнил это. Мы оба, Мари-Тереза и я, с семьдесят шестого года были заняты написанием большого труда в шести томах, по пятьсот страниц, который называется «Mémorial Polynésien». Это история аборигенов островов начиная с открытия европейцами этих земель, сделанного Магелланом в 1521 году, и вплоть до нашего времени. Полинезийский народ должен получить представление о том, как много он потерял от контактов с европейцами в течение кто двух, а кто и трех или четырех столетий. Отрадно, что это произведение очень ценится именно полинезийцами.

Весь тираж шеститомника — 4 тысячи экземпляров — самый большой в полиграфической истории этого региона — к 1981 г. был полностью распродан — прежде всего среди 150 тысяч аборигенов и отчасти среди туристов, число которых в последние пять лет держалось во Французской Полинезии на уровне 100 тысяч человек ежегодно. Шведское издательство Бра Бёкера подготовило сокращенный перевод шеститомника с французского на шведский и намерено издать его в 1984 г.

В процессе работы над историей Полинезии супруги Даниельссон коснулись политической символики полинезийцев — красно-бело-красного флага таитян, который был еще во времена королевы Помарэ. Обнаружив, что равноширокие цветные полосы флага случайно совпадали как по ширине, так и по цвету с австрийским государственным флагом, Даниельссоны предложили Территориальной ассамблее в Папеэте официально учредить собственный флаг, где белая полоса имела бы ширину, равную обеим красным. Проект утвердили, а сам Бенгт в числе политически активных полинезийцев носит на пиджаке эмблему этого флага с надписью по его белому полю «Хаере и муа», что означает «Вперед!», как пароль, подразумевающий отклик единомышленников — «К самостоятельности!». В числе этих единомышленников — его супруга, она — депутат Территориальной ассамблеи Французской Полинезии — борется за суверенитет этих островов.

— Они пытаются запугать меня, чтобы я молчал! — говорил Бенгт в 1978 г., когда был отстранен от поста почетного консула.

Несгибаемый Бенгт остался верен своим позициям. Например, когда летом 1981 г. полуфранцуженка-полудатчанка Мартин Петро начала систематический сбор материалов о последствиях французских испытаний в Тихом океане, одним из ее добровольных интервьюеров стал Бенгт Даниельссон. Отец Мартин Петро участвовал в работе французских атомщиков и умер от рака.

— Мы все облучены, — сказал Бенгт Мартин Петро. — Люди же, которые работают на Моруроа, заболевают раком, а те, кто хотя бы случайно имел контакт с радиоактивным материалом, страдают от язв на руках, ногах, на теле…

— Рак крови и щитовидной железы обычны во Французской Полинезии, — обобщила информацию, полученную из Французской Полинезии Мартин Петро в интервью шведской газете «Arbeiderbladed» в октябре 1981 г. Власти молчат об этом. Они засекретили вообще все сведения о состоянии здоровья населения сразу же после первого испытания атомной бомбы в июле 1966 г. Но население свидетельствует, что рыба вокруг Моруроа мертва, а кораллы почернели.

Стараниями таких борцов против ядерных испытаний, как супруги Даниельссон, юная Мартин Петро, француз Брис Лалонд (один из руководителей «Green Peace» — движения за охрану окружающей среды), который пытался на одноименном корабле достигнуть Моруроа, чтобы помешать новым испытаниям, и который после неудачи передавал по своей радиостанции в эфир изобличающие сведения, стал достоянием общественности тот факт, что атолл Фангатауфа почти разорван изнутри взрывами, а на атолле Моруроа взрывы образовали подводную вертикальную трещину «шириной от 15 до 19 дюймов и почти с километр длиной». В любую погоду, а особенно в штормовую, радиоактивный плутоний вытекает из этой гигантской раны атолла и заражает все большие просторы крупнейшего в мире океана. В предвидении предстоящих испытаний в цоколе атолла Моруроа нейтронной бомбы в борьбу против них включились инженеры из французского комиссариата по атомной энергии. Они подготовили секретный доклад, часть информации из которого стала известной по радиостанции Бриса Лалонда: о гибели или облучениях среди персонала при испытаниях, об опускании атолла Моруроа после каждого взрыва на 2 см, а за все время испытаний (с 1966 г.) — на 1,5 м. Авторы доклада положили его на сохранение в сейф швейцарского банка и грозят опубликовать, если их подвергнут аресту.

Среди писем и бандеролей, полученных автором этих строк от скандинавских коллег, есть письмо в конверте с прямо-таки фантастическими семью почтовыми марками, которые я даже не разобрал по клясерам своей коллекции. На марках изображен райский мир: синие лагуны, лодки под косыми парусами и гребные, пышные зеленые пальмы и очаровательные полинезийки в ярких одеждах и с венками на головах. Это письмо — весточка из мира антиподов, где живут вот уже 35 лет супруги Даниельссон!