Моруроа, любовь моя

14. КИТАЙСКИЙ ТЕАТР ТЕНЕЙ

Распущенные партии остались под запретом. Но как ни рьяно искала полиция, она не могла найти достаточно компрометирующих действий и документов, чтобы бросить в застенок преданных анафеме пуванистов. Не было также возможности объявить недействительными выборы, сделавшие их депутатами Территориальной ассамблеи. И когда в октябре 1963 года начался новый бюджетный год, депутаты в полном составе явились на сессию и переизбрали председателя Ассамблеи и бывших представителей РДПТ в различных комиссиях.

Первым вопросом на повестке дня оказалась проблема китайцев. Это было несколько неожиданно, потому что проблема существовала сто лет, и ни один министр или губернатор не желал ею заниматься. Единственное, на что правительство Франции в конце концов пошло в 1930 году, было запрещение дальнейшей иммиграции из Китая. Но к тому времени во Французской Полинезии находилось уже более 4 тысяч китайцев. Отправлять их домой сочли негуманным, тем более что большинство из них родилось на островах и другой родины не знало. К тому же это обошлось бы французскому правительству в немалую сумму. О том, чтобы предоставить им французское гражданство, не могло быть и речи. Даже имея статус иностранцев, что принуждало их платить значительный налог и лишало права на землевладение, они были опасными конкурентами для французских предпринимателей в Папеэте. Дозволь им конкурировать наравне — дело кончится катастрофой.

Перед лицом воздвигнутых со всех сторон барьеров китайцы всячески оберегали собственную культуру и самобытность. Собирались они исключительно за закрытыми дверями своих клубов. Детей посылали в частные школы, где все преподавание велось на китайском языке. Газеты и книги ввозили из Китая. Большую часть сделок совершали с Гонконгом и Шанхаем. Для таитян и французских поселенцев живущие рядом с ними китайцы оставались неизвестными, анонимными, безликими индивидами, совсем как бесплотные фигуры в китайском теневом театре. И еще одно сходство: всем на Таити было известно, что фигуры в лавках и конторах управляются невидимыми нитями, которые держат в руках подлинные хозяева, находящиеся за кулисами.

Пуванаа первым открыто упрекнул французское правительство в нежелании смотреть в лицо неприятным фактам и призвал его решить наконец серьезную проблему, которую оно само и создало. Оптимистический климат первых послевоенных лет даже побудил Париж предпринять смелую инициативу в 1948 году. Правительство вызвалось оплатить всем китайцам во Французской Полинезии, пожелавшим уехать на родину, проезд на пароходе. Восемьсот человек приняли это предложение и погрузились на две дряхлые посудины, которые со скрипом ухитрились добраться до Гонконга. Да только время было выбрано весьма неудачно: победа Мао Цзэдуна отбила у всех этих мелких капиталистов и свободных предпринимателей охоту жить в Китае. Но въезд во Французскую Полинезию уже был для них закрыт. В итоге они осели в трущобах Гонконга. Предусмотрительно воздержавшиеся от переселения китайцы обратились за покровительством к правительству Чан Кайши на Тайване, которое не замедлило учредить консульство в Папеэте и снабдить их паспортами.

Поскольку путь на «родину» был закрыт, 7 тысяч китайцев, оставшихся во Французской Полинезии, постепенно изменили свою позицию и стали сами сносить культурные, религиозные и языковые барьеры, делавшие их чужаками. К 1956 году уже 60 процентов из них, то есть вся молодежь и дети, говорили по-французски. Одна треть стала исповедовать католическую веру — религию правящих французов. Все больше китайцев добивались французского гражданства, но встречали мощный отпор. Ибо тут, в виде исключения, среди французской администрации, французских предпринимателей, метисов и таитян царило полное единство мнений: стоит только предоставить китайцам права и привилегии, сопутствующие французскому гражданству, как они сразу возьмут верх.

Когда де Голль в 1958 году пришел к власти, все усмотрели в его лице сильного, смелого и искусного деятеля, который окончательно решит китайскую проблему. Но так как у него хватало непредвиденных хлопот с арабами в Алжире, полинезийская Территориальная ассамблея тактично выжидала год с лишним, прежде чем единогласно принять резолюцию, призывающую всесторонне рассмотреть китайскую проблему. Губернатор ответил с быстротой, не предвещавшей ничего хорошего. Когда был зачитан его ответ, оказалось, что на сей раз он не запрещал депутатам обсуждать поднятую проблему, а вполне благожелательно доводил до их сведения, что «власти неоднократно и тщательно изучали проблему иностранцев, особенно в налоговом и социальном аспектах, и даже принимали соответствующие административные меры, которые, однако, были недостаточными». Сказано очень учтиво и позитивно. Одно только огорчало депутатов: из послания губернатора никак не явствовало, что именно он предпринимал или собирался предпринять.

Мало-помалу выяснилось, что ответ на сей вопрос предельно прост: ничего. Через полтора года, 5 декабря 1961 года, Ассамблея повторила свой призыв. Снова безрезультатно. Когда 5 июля 1962 года была принята третья резолюция по тому же вопросу, она, понятно, была сформулирована намного категоричнее: губернатору предлагалось без промедления изложить «конкретные предложения, как он собирается решить проблему». Сама Территориальная ассамблея не выдвигала конкретных предложений по той простой причине, что не располагала полномочиями для этого. Право решать вопросы, касающиеся иностранцев и гражданства, всецело принадлежало правительству в Париже.

Шли месяцы, и наступил новый год, неся с собой новые грозные покушения на свободу и здоровье полинезийцев, связанные с честолюбивыми военными замыслами Франции. Вполне понятно и простительно, что и губернатор, и Территориальная ассамблея совершенно забыли про китайскую проблему. Велико же было удивление слушателей, когда таитянское радио в январе 1964 года стало передавать одно за другим сообщения о затруднениях де Голля в связи с китайским вопросом. Правда, речь шла исключительно о его тщетных попытках признать правительство Мао, не порвав при этом с Чан Кайши на Тайване…

Понятно, что признание коммунистического правительства Китая неизбежно повлекло за собой серьезные последствия для китайцев на Таити. Как ни странно, в Париже никто как будто не отдавал себе в этом отчета. Во всяком случае, народные избранники в Территориальной ассамблее не получали никаких известий или хотя бы намеков относительно намерений правительства. Как раз в это время двое из числа ближайших сотрудников де Голля — военный министр Пьер Месмер и государственный министр, ответственный за научные исследования, атомные и космические вопросы, Гастон Палевски[26] совершали инспекционную поездку по Полинезии. Но и они не могли внести ясность, поскольку были уполномочены заниматься только вопросами, касающимися испытания бомб. Тогда депутаты насели на губернатора, которому пришлось сознаться, что он сам знает лишь то, что слышал по радио.

Оставалось последовать примеру губернатора и в дальнейшем внимательно слушать новости по радио. Что и принесло свои плоды. 27 января диктор прочитал сообщение, восхваляющее государственную мудрость де Голля, каковая выразилась в том, что ему пришлось наконец уступить требованиям Пекина и окончательно порвать со своим старым другом и союзником Чан Кайши. А что же с китайцами на Таити, получившими тайваньские паспорта? Будут ли они высланы? Или получат вид на жительство? А может быть, даже французское гражданство? Рискуя получить новый выговор за превышение полномочий, депутаты Территориальной ассамблеи постановили провести дебаты по этому вопросу. В ходе дискуссии обнаружилось поразительное единодушие: единственное разумное и гуманное решение в новой ситуации— предоставить всем китайцам французское гражданство. Десять лет назад такое предложение было бы немыслимым: поворот, несомненно, объяснялся прежде всего тем, что за это время сами местные китайцы наконец-то стали почитать своей подлинной родиной Полинезию, а не Китай.

Но поскольку большинство из них по культуре и языку далеко еще не стали «полноценными французами», Территориальная ассамблея выразила твердые пожелания: во-первых, чтобы гражданство предоставлялось индивидуально и постепенно, а не сразу всем вместе и, во вторых, чтобы новые граждане получали право голоса через пять или десять лет; если на время переходного периода им нельзя сохранять тайваньское гражданство, следует предоставить временное французское, форму которого без труда разработают опытные правительственные юристы.

На всякий случай Территориальная ассамблея послала по телеграфу полный текст принятой резолюции генералу де Голлю. Хотя полномочия формально были превышены, губернатор не стал задерживать телеграмму. Возможно, его возмутило то, что правительство начисто позабыло о нем.

Однако де Голль и его министры продолжали обращаться с оскорбительным пренебрежением как со своими собственными, так и с полинезийскими представителями, и тем оставалось только мириться с этим. Правда, 29 апреля 1964 года депутату Джону Теарики удалось на несколько минут получить слово в Национальном собрании Франции, и он воспользовался случаем напомнить правительству об оставшейся без ответа телеграмме Территориальной ассамблеи от 29 января. 15 июня 1964 года неугомонный Теарики повторил свое справедливое требование в письме на имя де Голля и четырех его министров, приложив выписки из протокола Территориальной ассамблеи от 29 января и текст своего выступления в Национальном собрании 29 апреля. Парижское правительство продолжало игнорировать эти обращения; тогда Территориальная ассамблея 7 июля 1964 года пошла в новое наступление и направила в Париж полное досье.

Через несколько недель на Таити прибыл премьер-министр Жорж Помпиду. Впервые Французская Полинезия принимала столь высокопоставленного гостя, а причиной визита, разумеемся, было военное значение, которое приобрела эта колония. Выступая в Территориальной ассамблее, Помпиду напирал на то, какими богатыми и счастливыми станут все на Таити, работая на военных и продавая им всевозможные товары. Правда, под конец он коснулся и проблемы китайцев — «сложного и щекотливого вопроса, потребовавшего основательного изучения и нового смелого подхода». Когда же представил результаты размышлений, на которые правительству потребовалось полгода, они вылились в следующее краткое заявление:

«Прежде всего нам в этой связи не следует забывать, сколь почетно быть французом. Французское гражданство, естественно, принадлежит нам, французам по рождению, все прочие должны его заслужить. Но ведь всем нам известно, что в Полинезии много китайцев, которые своим усердием, трудом и разными деяниями вполне заслужили право получить французское гражданство. А потому правительство постановило впредь автоматически предоставлять французское гражданство всем желающим из числа китайцев в Полинезии — разумеется, при условии, что каждый отдельный случай будет изучен на месте органом, действующим под наблюдением губернатора Грима. Таким образом, его суждение будет решающим, и, если оно окажется положительным, гражданство будет автоматически предоставлено».

Проще говоря, отсюда вытекало, что отныне губернатор самолично, по своему произволу, не опираясь ни на какие законы или указы, будет решать, кто из китайцев достоин быть французским гражданином. Французское правительство еще раз полностью игнорировало мнения и пожелания избранников полинезийского народа.