Моруроа, любовь моя

39. КИТАЙСКИЕ ЦЕРЕМОНИИ

Всего полгода спустя избирателям представился новый и более удобный случай ясно выразить свое отношение к «сепаратистской» политике Сэнфорда. Не позже марта 1973 года предстояло обновить состав Национального собрания Франции, и Помпиду так опасался за исход выборов, что с назначением даты тянул до последнего. Причиной его пессимизма было множество финансовых скандалов и дел о взятках, в которых были замешаны то один, то другой из его министров.

Помпиду еще до выборов назначил премьер-министром Пьера Месмера, занимавшего пост министра по делам заморских департаментов и территорий.

В таком решении был свой смысл. Месмер являл собой прямую противоположность хватким профессиональным политикам с плохо скрываемыми «левыми» доходами, снискавшим дурную славу партии голлистов. Даже внешние приметы обличали цельность и прямоту натуры Месмера. Так, он всегда смотрел собеседнику прямо в глаза. Просто ходить и прогуливаться Месмер не умел, он мог только маршировать, сохраняя военную выправку. Разумеется, в ногу с Помпиду, когда они где-нибудь появлялись вместе. Его положение «вольно» весьма походило на стойку «смирно». Все это производило прекрасное впечатление. К сожалению, очень скоро выяснилось, что в остальном Месмеру сильно недоставало тех черт характера, без которых невозможно управлять Францией. Хуже всего с точки зрения предстоящих выборов было то, что в речах его не было души, и слова не доходили до сознания слушателей, не запечатлеваясь в их памяти.

Во Французской Полинезии Месмеру, понятно, надо было любой ценой помешать переизбранию антифранцузского подстрекателя Сэнфорда и всячески способствовать победе истинного патриота, голлистского кандидата Гастона Флосса. Задача несомненно труднейшая. На территориальных выборах в сентябре 1972 года 14 949 избирателей отдали свои голоса автономистам; противный лагерь собрал лишь 13 359 голосов, и только искусные маневры помогли его представителям заручиться минимальным большинством в Территориальной ассамблее. Однако многократно выезжавший в Океанию в бытность военным министром и министром по делам заморских территорий Месмер отлично знал, как усилить ряды «правоверных» избирателей.

Три тысячи китайцев, ставших французскими гражданами после того, как де Голль в 1964 году признал коммунистическое правительство Китая, демонстрировали свою благодарность, систематически голосуя на всех выборах за правительственных кандидатов. К сожалению, оставалось еще полторы тысячи китайцев, получивших французское гражданство совсем недавно и поэтому еще не имевших права голоса: закон предписывал пятилетний «проверочный» срок. До той поры никто, и сами китайцы тем более, не возражал против такого порядка. Но в ноябре 1972 года один из голлистских депутатов Национального собрания неожиданно выступил с острой критикой «устарелого и несовершенного законодательства колониальных времен, до сих пор применяемого подчас в некоторых заморских территориях». Дальше из его страстного выступления стало ясно, что негодование борца за справедливость направлено не на множество старых указов, делающих народных избранников бессильными против губернаторского произвола, а на то, что целая категория французских граждан еще лишена права голоса.

Сэнфорд и другие депутаты из оппозиционного лагеря выступили против этой неуклюжей попытки срочно предоставить право голоса остающимся полутора тысячам китайцев, чтобы они могли участвовать в предстоящих выборах. Разумеется, это не помешало голлистскому большинству в Национальном собрании утвердить законопроект 20 декабря 1972 года. Вслед за тем, впервые после признания Парижем коммунистического правительства Китая, на Таити прибыли два советника китайского министерства иностранных дел «для дискуссий с местным населением китайского происхождения». С дипломатической и правовой точки зрения этот визит выглядел довольно странно и нелогично, ибо китайцы во Французской Полинезии теперь формально были французскими гражданами, а в душе оставались рьяными сторонниками Чан Кайши. Тем не менее гастролирующие советники, горячо поддержанные губернатором, явно оказались искусными агитаторами, потому что все полторы тысячи' новых французских граждан потребовали, чтобы их немедленно включили в списки избирателей.

После этого повторного и прискорбного доказательства, что все важные решения, касающиеся блага полинезийцев, принимаются без консультации с ними в Париже, Сэнфорд официально предупредил французские власти, что среди лидеров автономистов растет недовольство: «Если правительство и впредь будет обращаться с нами как с ничтожествами, как с малыми детьми, Таити через десять лет будет независимым государством. Я не стремлюсь к этой цели, но таково будет неизбежное следствие нынешнего политического курса, хуже которого не придумаешь».

Губернатор Анжели поспешил оттенить правоту Сэнфорда, выступив со следующей угрозой: «Я понимаю желание некоторых ослабить давление администрации. Но если кто-нибудь попытается оспорить само существование нынешней формы правления, он будет иметь дело со мной». На всякий случай он добавил, что независимое полинезийское государство не сможет рассчитывать на экономическую помощь Франции, а это будет равносильно полному банкротству.

Как обычно, французское правительство развернуло агитацию за местного голлистского кандидата задолго до официального открытия предвыборной кампании. На сей раз дело дошло до того, что ставший премьером Месмер отправил в «инспекционную поездку» по Французской Полинезии нового государственного секретаря по делам заморских департаментов и территорий опытного чиновника с трудно произносимым для полинезийцев именем — Ксавье Деньо[52]. Проявив необычное рвение, Деньо посетил все архипелаги, кроме Маркизского, и везде твердил об огромных денежных суммах, которые Франция даровала и будет впредь даровать полинезийцам — разумеется, при условии, что они выкинут из головы все мысли об автономии. Впрочем, и Маркизские острова тоже не были забыты. Всех мэров этих островов доставили на самолете на один из атоллов Туамоту для встречи с министром.

Возвратившись в Париж, Деньо радостно поведал прессе о результатах своей «инспекционной поездки»: «Я не встретил ни одного противника ядерных испытаний… И никто ничего не говорил о независимости. Это слово — табу, оно ни разу не произносилось в моем присутствии во время многочисленных бесед с представителями разных группировок, как правых, так и левых. Кое-кто настаивает на реформе правления, но сепаратистов нет. Напротив, в ходе моих личных контактов у меня сложилось впечатление, что жители наших заморских территорий скорее опасаются разрыва с Францией, поскольку все их будущее оказалось бы под угрозой».

Несколько неожиданно наибольшее недовольство это искажение истины вызвало у премьер-министра Месмера. Его явно не устраивала такая характеристика, подрывавшая основы успешно применявшейся до сих пор тактики французского правительства: изображать Сэнфорда, Теарики и Пуванаа как антифранцузских сепаратистов. И он сделал следующее уточнение репортеру агентства Франс Пресс, которое не замедлило его передать по своим телетайпам:

«Подлинный смысл выборов на заморских территориях совершенно ясен. Избирателям надлежит решить, хотят ли они входить в состав французской нации или нет. Коммунисты и автономисты преследуют одну цель, они хотят, чтобы жители заморских территорий и департаментов перестали быть французскими гражданами».

Старая тактика голлистов — запугивать избирателей коммунистической угрозой — еще могла действовать на кого-то на вест-индских островах с их крупными коммунистическими партиями. Но пускать ее в ход во Французской Полинезии было не слишком остроумно: коммунистов здесь были считанные единицы, да и те — французские военнослужащие и переселенцы, работавшие на военных. Что до депутата Фрэнсиса Сэнфорда, то он только что вступил в парламентскую фракцию реформатора Серван-Шрейбера.

Когда наконец официально началась предвыборная кампания, снова была выдвинута кандидатура Сэнфорда, а кандидатура Теарики была вновь выдвинута в качестве заместителя Сэнфорда. Последнему противостояли два соперника. Один — председатель голлистской партии Гастон Флосс. Второй — молодой профсоюзный лидер Шарль Тауфа, только что основавший свою партию. Главные два пункта предвыборной программы Сэнфорда сводились к требованию немедленной реформы управления и немедленного прекращения всех ядерных испытаний. Флосс продолжал горячо ратовать за ядерные испытания, все с той же мотивировкой: они-де повлекли за собой бурный «экономический рост». Тауфа ничего не говорил про атомные взрывы, ограничиваясь выступлением за предоставление большей власти полинезийцам.

Поскольку доступ к радио и телевидению трем кандидатам по-прежнему был закрыт, оставалось искать маршруты для предвыборных турне на судах или самолетах. Как обычно, все определялось их воззрениями. Так, Флосс и его штаб многократно приглашались военными и администрацией в ставшие вдруг совершенно необходимыми служебные поездки на удаленные архипелаги, тогда как Сэнфорд дальше Подветренных островов не попал. Его дерзкая попытка слетать на военном самолете на свой родной остров Мангарева была в корне пресечена ловким финтом. Военное начальство потребовало, чтобы он явился с паспортом. Как и следовало ожидать, Сэнфорд вознегодовал и отказался от полета.

В день выборов все французские военные, технические специалисты, чиновники и предприниматели, как обычно, дружно прибыли на избирательные участки. Их примеру почти единодушно последовали китайцы. Поскольку новых избирателей допустили к выборам в последнюю минуту и для них был оборудован отдельный избирательный участок, оказалось возможным точно установить результаты голосования. Как и следовало ожидать, они отдали большинство голосов Флоссу. Однако на этот раз голоса французов и китайцев весили не так много, как во время выборов в Территориальную ассамблею, когда их концентрация в немногих округах сыграла на руку голлистским кандидатам. На выборах в Национальное собрание все голоса по Французской Полинезии подсчитывались в одной графе. К тому же Сэнфорду помог один новый демографический фактор. Высокая цифра рождаемости после 40-х годов (около 4 процентов) привела к тому, что число голосующих полинезийцев со времени предыдущих выборов в Национальное собрание возросло на 3 тысячи с лишним. Большинство новых избирателей, по примеру своих родителей, проголосовало за автономистов. Итогом была крупная победа Сэнфорда в первом туре — 17 240 голосов; Флосс получил 12 513, а Тауфа — 5698 голосов. Все же Сэнфорду не хватило нескольких сот голосов до необходимых для избрания 50 процентов, и был назначен второй тур. Тауфа снял, свою кандидатуру, и Сэнфорд взял верх над Флоссом с преимуществом в 2500 голосов.

В опубликованном на другой день послании полинезийскому народу Сэнфорд отмечал, что результат выборов означает прежде всего поражение губернатора Анжели, «все официальные или тайные попытки которого лишить выборы подлинно демократического характера, к счастью, потерпели полную неудачу». «Я вижу, — продолжал он, — в Анжели наиболее типичного представителя тоталитарной колониальной системы, против которой мы боремся». Не забыл Сэнфорд и верного оруженосца Анжели — директора государственного радио и телевидения. «Он явно был удручен, когда в воскресенье вечером сообщал результаты выборов. У меня сложилось впечатление, что он нуждается в длительном отдыхе на родине после перенесенного им глубокого потрясения».

Заняв свое место среди сторонников Серван-Шрейбера в Национальном собрании, Сэнфорд первым делом выдвинул при поддержке своих единомышленников проект резолюции, призывающий дать автономию Французской Полинезии. Одновременно Пуванаа а Оопа поставил на голосование такой же проект в Сенате. Хотя голлистская партия потеряла 89 мандатов, правящая коалиция оставалась в большинстве — 275 мандатов против 215, причем прочие оппозиционные партии отнюдь не придерживались единой политики. Так что надеяться на утверждение резолюции Сэнфорда не приходилось.