Попаданец на максималках 1

Глава 18

Кто-то скажет, что я хватаюсь за всё подряд в своём прогрессорстве. Нет, почти всё направлено или на быстрое получение денег, или на укрепление армии. Как я уже упоминал, есть у меня мысль заняться разведением не только крупного рогатого скота, что определённо послужит увеличению численности населения, и высвобождению большего числа мужчин, могущих отправиться осваивать новые земли, или записываться в солдаты.

Все местные армии имеют большую нужду в лошадях. Если кто не знает, то даже во Вторую Мировую войну, когда танками уже никого не удивить, у германской и советской армий было очень много лошадей. Здесь же эти животные — основное и, часто, единственное средство передвижение. Конную атаку очень не любят все, а до защиты от неё начинают задумываться лишь единицы. Обозы тоже передвигаются на тягловой силе. Так что без лошадей ну никак не прожить.

Понятно, что эти животные, выполняющие различные задачи, и сами должны быть разными. Для кавалерии нужны боевые кони, которые могут скакать быстро и долго. Тыловые части должны иметь выносливых лошадей, способные тянуть тяжёлые телеги.

Насколько я помню, большинство казаков девятнадцатого века использовали лошадей, полученных в результате скрещивания местной черкасской породы с кабардинскими, которые были очень резвы, выносливы и смелы. Понятно, делалось это лишь потому, что сами кабардинцы были дороги и немногочисленны. Значит, чем раньше начнём завозить эту породу в Империю, тем лучше.

Правда, ситуацию в земном мире осложняло то, что одной кабардинской породы не существовало, а было около дюжины разновидностей, каждая из которых имела свои особенности. Как обстоит дело здесь, я не знал. Да и до кавказских предгорий ещё добраться надо, так как Кубань сейчас контролируется каханом. Изначально я хотел заняться разведением ахалтекинцев, но теперь понимаю, что до них ещё дальше. Кубань же намного ближе, и через пустыню Каракум пробираться нет нужды.

Что касается лошадей для обозов, то желательно иметь породу типа воронежских битюгов. Возможно, что не стоит изобретать велосипед и тратить время на селекцию, а просто закупить во Франкии арденских лошадей. Не факт, что продадут одних из лучших, но это не так и важно. Главное — до войны с Булгарией увеличить поголовье. Так что, в отличие от коров, следует приобрести как можно больше жеребцов, а кобыл использовать для последующей коррекции.

Дворцовые конюхи меня внимательно выслушали, но по их малозаинтересованным комментариям я понял, что обратился не к тем людям. Поскольку задумка касалась лошадей для военных целей, то и обращаться надо к кому-то из этого министерства. К самому министру идти смысла не было, поскольку подобные вопросы для него слишком незначительны. Поболтавшись в канцелярии, я нашёл Павла Леонидовича Соколова, который заведовал фуражом.

— Идеи эти, Ваше Высочие, необычны, — промолвил он, выслушав мои мысли, — но рассудительны и интересны. Сейчас в кавалерию лошадей берут по принципу «что нашли», а находят не так чтобы лучших. На действительно хороших конях ездят, как правило, старшие офицеры да генералы. Лишь в гвардии имеются некоторые ограничения на размеры и масти, чтобы и на полях сражений издалека можно различить полки, и на парадах всё было единообразно.

Я кивнул, вспоминая, что и царской России наблюдалась подобная ситуация.

— Я не боевой офицер, конечно, — продолжил чиновник, — но думаю, что иметь в одном полку лошадей одной породы более логично, поскольку в таком случае нет особой нужды учитывать различия в характерах животных, которые могут сильно отличаться от породы к породе. Ведь известно, что обычный конь и чистокровный, — два совершенно разных скакуна. Другое дело, что последнего и не каждый граф себе может позволить, да и нервным может быть такое животное почти наверняка. Так что выбор полукровок станет более разумным решением. Если хотите, я напишу вам имена полковников-кавалеристов, с которыми вы можете обсудить эти вопросы более обстоятельно...

Последующие три недели я только этим и занимался, поскольку понимал, что ближе к лету кавалерия уйдёт с зимних квартир. Многие из спрашиваемых согласились с тем, что единообразие желательно, но всё упирается в финансирование. Даже полукровки могут стоить в три или четыре раза дороже обычного коня. Так что вопрос стоял не в форме «Что лучше?», а «Как выгоднее?»

В результате я пришёл к выводу, что начинать надо с элитных воинских частей, глядя на которых начнут чесаться и обычные конные полки. Ну а это значит, что к роте моих дворцовых пеших лейб-гвардейцев следует добавить и эскадрон. Почему нет? Я — капитан, так что могу запросто командовать двумя ротами, в каждую из которой назначу по лейтенанту. Что же до заказов тяжеловозов, то решил пока повременить. Вот прибудут два моих стада коров, тогда и сравню с теми, что заказало Министерство сельского хозяйства. Пока я этому франкскому банку доверяю, но и проверять надо периодически, чтобы потом не было слишком большого разочарования.

***

Незаметно наступил январь. Почему я так выразился? Просто здесь начало месяца никак не празднуется. Поначалу было непривычно, но это чувство быстро прошло. Не становиться же белой вороной, предлагая людям отмечать то, до чего им и дела нет? Вот только для меня первое января не прошло буднично, поскольку объявилась Марфа. То ли случайно, то ли она меня поджидала, но когда я в очередной раз выходил от алхимика Лина, то около его башни женщина и подошла ко мне. Хоть место было и нелюдное, но я кивнул ей в сторону жилища алхимика и заговорил лишь за воротами.

Из довольно сбивчивого объяснения я вычленил основные для меня моменты: после трудоустройства долгое время за ней наблюдали; когда же через три недели все в особняке стали готовиться к какому-то фамильному торжеству, то глаз с Марфы старались не спускать, но благодаря суете ей удалось подсыпать яд в салат; потом, правда, женщину заставили съесть ложку приготовленного, но она взяла с края и, возможно, порошок при перемешивании салата туда просто не добрался. Далее кухарка действовала, как я ей и говорил, но выгонять её никто не собирался, поскольку в предпраздничной суете и другие сумели посуду побить.

Так что Марфе пришлось на следующий день уронить на пол супницу, и вот тут ей досталось сполна. Видимо, шеф-повар накопил много негативных эмоций за последние дни, и требовалось на ком-то спустить пар. Скандал получился изрядный, так что никто и не удивился, когда кухарка сказала, что хочет получить расчёт. Денег ей, конечно же не выплатили.

Все последующие дни она скрывалась на квартире своей замужней сестры, сказавшись больной. Ну а потом пыталась было пройти на дворцовую территорию, но её не пустили. Вот невдалеке у ворот она и дежурила несколько дней, пока не увидела, как моя карета поехала в город. Если бы не толчея, то она карету ни за что не догнала, ну а за городом просто спрашивала у прохожих, не видел ли кто экипаж. Я дал Марфе двадцать рублей, — всё, что у меня было с собой, — и наказал переселиться в гостиницу. Новый адрес скажет мой лакей, которого послал с женщиной. Он же приведёт к ней и дочь, ну а дальше посмотрим, что можно сделать.

Встреча получилась, конечно, сумбурной, но с моей груди как камень сняли. Очень было неприятно думать каждый день, что из-за моей войны с далёкими родственничками, могут пострадать совершенно посторонние люди. Да, это простолюдины, о которых дворянам и задумываться неприлично, но я-то человек двадцать первого века, и меня все эти сословные отношения всё ещё раздражают периодически.

Не могу не отметить, что повод для некоторого пренебрежения всё же имеется. Местные крестьяне — зачастую довольно ограниченные люди, чей интерес иногда не простирается дальше собственного забора. Лишь понимание, вскормленное с молоком матери, что в одиночку выжить трудно, заставляет многих крестьян заниматься общественными работами в деревне. Ну там ограду вокруг неё поставить, чтобы крупные животные не вошли ночью в поселение, или очистить русло реки от затонувших брёвен. Те же, кто думают, что могут потянуть всё сами и не хотят ни от кого зависеть, переселяются на хутора. У кого-то получается, у других — нет.

Но даже живя общинно, крестьяне редко когда интересуются тем, что происходит в десяти или двадцати километрах от них. Вот одно соседнее поселение, вот другое. Этого вполне достаточно. Если где-то происходит какое-то событие, то оно оценивается часто лишь с одной позиции, — что можно с него получить лично для себя. Сгорает соседнее село? Плохо, если там проживал умелый кузнец, или лавочник, продающий нужные товары. Если от такого села польза неочевидна, то можно даже позубоскалить, что там собрались дурни, не уследившие за огнём. И так во всём.

Вероятно, это всеобщая проблема, поскольку в Арелате подобное тоже наблюдалось, как однажды заикнулась Елена Седьмая. «Моя хата с краю, я ничего не знаю», — гласит известная поговорка. (Не будем сейчас вдаваться в размышления, что русские в хатах, как правило, не жили.) Как с этим бороться, — ума не приложу. Да и получится ли что-то изменить? Вряд ли. Это, скорее, проблема этносов, не видящих необходимости всегда жить общинно, в отличие от юго-восточных народов, чьё выживание напрямую зависит от совместной работы.

Если лет через десять я начну войну с Булгарией, вне зависимости от того, поддержит меня кахан или нет, то хочется быть уверенным, что поддержит мой народ. Война-то будет не оборонительной, когда хочешь или не хочешь, но приходится брать в руки оружие. Война будет восприниматься как захватническая в тех губерниях, что находятся далеко от восточных границ Империи. Там большинству людей безразлично, что булгары нападают на наши пограничные поселения и вырезают их жителей под ноль просто потому, что могут... Просто потому, что считают эти территории своими.

Вот об этом я и говорил тому десятку человек, которые должны были по моей задумке составить ядро ведомства государственной пропаганды. Конечно, про Булгарию я им не сказал, а просто привёл в пример балканские недогосударства, которые тоже частенько пошаливают. Впрочем, хазары, с которыми хочу подружиться, так же совсем не белые и не пушистые.

— Запомните, — поднимаю я наставительно палец, — в политике нет друзей. Ни одно государство ради союзника не начнёт что-то делать, если это не выгодно. Вам не следует на страницах газеты поругивать всех иностранцах без разбору, но и расхваливать тоже не стоит. Наши подданные должны понимать, что не существует на земле места, где народам живётся идеально. Везде есть достоинства и недостатки. Вот только старайтесь почаще писать о чужих недостатках, чтобы читатели не стали завидовать тем, кто живёт заграницей. Пишите об этом разумно, дабы не перегибать палку. Если же пишете о чём-то хорошем, то следует обязательно упомянуть о хорошем и у нас. Понятно, что если пишете о плохом, то о подобных вещах в Империи писать не следует... о них и так знают.

Учу ли я этих людей лицемерию? Возможно, что и так. А кто так не делает? Неужели франки или ляхи нахваливают соседей, а о себе распространяют лишь негатив? Нет, конечно же. Все в первую очередь выставляют себя в положительном свете.

***

Беременность Анны становится всё заметнее и заметнее. У неё начинает изменяться не только внешний вид, но и осанка, походка. Хочется всегда быть рядом и поддерживать. Тем более меня удивила её активность по поводу недавно приобретённого долгостроя. Почему эта усадьба теперь занимает мысли моей метрессы? Ну это просто, — я пообещал, что она будет принадлежать моему первенцу. Понятно, что я говорил о сыне, которая Анна может родить. Это понимает и она.

Теперь Нюра часто просит брать её с собой, когда я собираюсь уезжать контролировать постройку второго коровника. Пока даются указания строителям, она бродит по каменной коробке и мечтает о том, как она будет выглядеть то или иное место через несколько месяцев. И я тоже иногда хожу рядом с ней и слушаю её предложения. Пришлось даже направить сюда нескольких строителей, чтобы Анна видела какие-то изменения, пусть и незначительные. Тогда у неё улучшается настроение и последующие дни она вся прям светится от счастья.

К сожалению для неё, мне приходится бывать и на постройке здания фармацевтического производства, и других моих менее значимых проектов. Анна в эти дни грустит, и просит разрешения поехать к усадьбе одной. Уезжает она, конечно, со слугами и, хотя, мне хочется быть с ней рядом, особенно когда она на седьмом месяце беременности, но дела... дела...

Наш будущий заводик по производству лекарств выглядит довольно скромно по меркам двадцать первого земного века, но здесь подобных нет вообще. Каждый этаж разделён широким коридором, по обе стороны которого находятся небольшие обособленные цеха. Так проще соблюдать меры предосторожности от случайного разлития химреактивов, да и секретность соблюдается. Орест Неонович ходит довольный и даже не верит, что вскоре здесь будут работать люди... человек пятьдесят как минимум.

Я смотрю на алхимика и тоже поддаюсь его настрою. Мы смеёмся и строим планы на будущее. В последние дни я частенько его подтруниваю и спрашиваю, где будет мой кабинет. Забавно наблюдать за изменением выражения лица моего компаньона. Затем он расслабляется, и мы опять смеёмся.

Лин часто проводит обучение работников, и основу его лекций составляют требования техники безопасности, на чём долго настаивал я.

— Поймите, Орест Неонович, — пытаюсь донести до алхимика свою мысль. — Вы привыкли работать в одиночку на свой страх и риск, но вы хорошо представляете себе возможные опасности и пути их ликвидации. Работники в массе своей об этом даже не догадываются. Для них, в лучшем случае, всё напоминает работу на мельнице, где из зерна получают муку. Но и там имеется возможность взрыва, если рядом со взвесью муки окажется открытый огонь.

— Я понимаю ваши опасения, — в который раз заверяет меня алхимик. — И приложу все усилия, чтобы и работники это поняли.

— Уж постарайтесь, пожалуйста. Если произойдёт несчастный случай со множеством жертв, то нам всем не поздоровится. И вам в первую очередь. Я, как наследный принц, отделаюсь лишь косыми взглядами, да и то не слишком большого числа людей. Вы же, как учёный, понесёте основную вину. Даже если удастся доказать, что несчастье произошло не по вашей вине, то найти людей, пожелавших наняться сюда, будет очень трудно. Я уже не говорю о том, нам придётся задабривать родственников жертв.

Этими и другими словами я пытался вывести Лина из эйфорического состояния и вернуть на землю. Вроде бы получалось, но надолго ли? Чтобы заработать хорошую репутацию, надо потратить многие годы. Чтобы потерять репутацию, нужно совсем немного времени.

Наконец, моя инспекция закончилась, и мы стали прощаться. Я уже приготовился сесть на коня, когда послышался стук в ворота. Это ломился Мефодий.

— Что случилось? — раздражённо спросил я. — Почему ты оставил госпожу Анну?

— Ваше Высочие! — пробормотал лакей и чуть ли не мешком повалился на снег.

— Да чего ты там говоришь?! — я стал заводиться. — Встань сейчас же и доложи как следует. Что случилось?

Слуга, взбодрённый моими словами, попытался подняться, но ноги его подкашивались.

— Сейчас я принесу нашатырь, — быстро сказал алхимик и скрылся за дверью.

Кирилл пытался привести в чувство своего коллегу, но получалось откровенно плохо. Лишь через минуты две ударная доза нашатырного спирта привела лакея в чувство.

— Ваше Высочие! — снова стал бормотать Мефодий. — Беда! Госпожа Анна упала со второго этажа.