На днях приехал из действующей армии большой отряд военных. В основном это были раненые старшие офицеры и генералы, что, честно говоря, меня удивило. Я предполагал, что среди паркетных шаркунов не найдётся тех, кто окажется на передовой, но ошибался. По случаю их прибытия был дан торжественный приём в Малой зале.
Два генерала, пять полковников и десяток капитанов разной степени бодрости, зависящей от характера ранений, вытянулись перед императрицей, весьма благосклонно взирающей на них с трона. Ей были вручены послания от командующего нашим экспедиционным корпусом, а так же ляхского короля Августа Девятого. Вслед за делегацией в залу были внесены три германских штандарта и часть трофеев, символически внесённых на носилках. Играла бравурная музыка и придворные, и местные дворяне, каким-то образом оказавшиеся в столице, по знаку церемониймейстера восторженно приветствовали героев войны.
О подвигах каждого из присутствующих рассказывал какой-то полковник, и тут же, что удивительно, зачитаны представления о награждениях, которые сразу же были высочайше одобрены. Буквально через пару минут в залу внесли подушечки с орденами, которые Елена Седьмая вручила самолично под оглушительные аплодисменты. Не буду лукавить, организация всего действа была неплохо продумана, и о ней вскоре будут говорить на улицах Владимирграда, поскольку я заметил журналистов из «Официального бюллетеня» и столичной газеты.
Некоторое внимание было отведено пленным германцам, которых привели в залу. Видимо трёх взятых штандартов показалось мало, иначе не понять данный момент. Обычно пленных демонстрируют кучей во время торжеств непосредственно у поля прошедшей битвы, а не везут в течение месяцев в столицу.
Как было чуть позже объяснено, этих немцев, как и штандарты, демонстрировали во всех городах, через которые наши военные проезжали, поднимая тем самым общественное воодушевление. Благодаря холодной зиме и плохой кормёжке, количество пленных уменьшилось почти на треть, но никого это особенно не волновало. Давно прошли те времена, когда смысл битв заключался в добыче славы и денег лично для себя. Тогда пленных берегли и чуть ли не пылинки сдували, дабы они дожили до момента обмена их на выкуп. Теперь пленные — обычный расходный материал, принадлежавший государству, с которыми особенно никто не знает, что делать.
В моём прежнем мире, как ещё помнится, после Отечественной войны 1812 года многих французов и иже с ними просто отправляли в казачьи войска, где они и служили всю оставшуюся жизнь. Здесь же казаков пока ещё нет, и эти германцы, скорее всего, будут и дальше возиться по городам, пока в конце концов не кончатся. Как населённые пункты, так и пленные.
Меня же сейчас больше интересовала не внешняя сторона торжественного мероприятия, а содержание… содержание посланий и содержание повозок, прибывших с этими ранеными командирами. Да, вот такой я циник. Надеюсь, что маман ознакомит меня с текстами, хотя я думаю, ничего особо отличающегося от обычных сводок, доставляемых посыльными, там не будет. Письмо же от короля вообще окажется образцом дипломатического искусства, в котором будет много слов и мало конкретики.
Семнадцать прибывших героев были приглашены на закрытый обед, а я быстренько исчез с мероприятия, которое уже заканчивалось. Кому-то ордена и изыски дворцовой кухни очень важны, а мне интересны материальные свидетельства наших предполагаемых побед. То, что на западном фронте не так радужно, как об этом трубят на всех углах, я знал из обсуждаемого на Малом Совете. Как и следовало ожидать, некоторые успехи были вызваны лишь тем, что отцы-командиры не жалели солдат, посылая их на штурм крепостей, вместо того, чтобы просто осадить, пробивая пушечными залпами прорехи в стенах.
Большинство крепостей и замков были взяты нашими воинами, в то время как ляхи горделиво гарцевали на своих лошадях, взирая на штурмы с относительно безопасного расстояния. Сердце разрывалось, когда зачитывалась очередная победная реляция о чудо-богатырях, ценой собственной жизни отвоёвывавших для союзников вражеские укрепления. Сквозь туман ослабевших воспоминаний о моём прежнем мире чудом прорывались образы русских солдат, которых императоры Павел Первый и Александр Первый с готовностью посылали в Европу умирать за чужие интересы.
Даже моя возможная коронация и последующее преждевременное окончание этой ненужной войны мало бы что решили, поскольку, согласно всем уверениям, к концу лета всё должно закончиться. Германские фюрсты, против которых ляхи раздули огонь войны, смогли призвать себе на помощь лишь некоторых соседей, в то время как остальные заявили о своём нейтралитете. Да, немцы умеют считать деньги, и отдавать своё лишь для того, чтобы соседи смогли защититься, были готовы немногие.
Меня поначалу это удивило, но потом маман рассказала, что до недавнего времени одни германцы с удовольствием воевали против других. Прошедшая европейская война, названная Пятнадцатилетней, принесла множество бед и разорений, но её зачинщики так и не достигли своих целей. Как ни странно, но именно те княжества, против которых ополчился Август Девятый, тридцать два года назад желали захватить некоторые города, в которые сейчас посылали просьбы о военной помощи против восточных варваров.
Теперь стало понятно, почему король ляхов собрался нападать именно сейчас. Просто через несколько лет в армии фюстов начнут призываться повзрослевшие дети, родившиеся после Пятнадцатилетней войны. Сейчас же они просто подростки, а через несколько лет станут обученными солдатами, умеющими сносно воевать. Да, нельзя отказать Августу в предусмотрительности.
Трофеи привезли на трёх санях, и всё там было так хорошо упаковано, что мне показалось невместным копаться в ящиках и собственноручно их вскрывать. Отдавать же приказ своим гвардейцам тоже не хотелось, поскольку вышел бы конфликт с Министерством двора. Все бы стали говорить, что принц, ранее выступавший против этой войны, внезапно стал охоч до привезённого добра. Хорошо бы тогда обо мне подумали! Ладно, придётся ждать, пока всё распакуют специально обученные люди, опишут и определят в хранилище. Надеюсь, украдут не слишком много.
Украдут?.. Неужели я становлюсь параноиком и вижу кругом одних воров, к тому же сам хочу прибрать приглянувшуюся вещь? Если так, то это опасный симптом. И если первое ещё как-то обосновано, то второе — неприятно. Помнится, вроде бы какой-то король сказал своему наследнику: «Во всём государстве только двое ничего не крадут: я и ты». Странно, что про свою супругу этот король умолчал. Пришлось возвращаться на торжественный обед и обнаружить, что моё место дожидалось меня свободным. Ждали, всё-таки, что я приду?
Официальные тосты были произнесены, и некоторые присутствующие уже успели принять больше, чем надо. Придворные и офицеры веселились от души, позволяя себе относительно негромко переговариваться. Как обычно, императрица благодушно смотрела на многие допускаемые вольности, что положительно сказывалось на общей атмосфере, что было в традициях местного двора. За пару лет я несколько раз слышал от мамана о чопорных запротоколированных обедах в Арелате, где она всегда чувствовала себя неудобно. Обеды проходили почти в полной тишине, прерываемой лишь королём, обращавшемуся по случаю к члену семьи или гостю. Тогда голос отвечающего гулко раздавался по всей зале, и косноязычные придворные откровенно трусили и старались прикинуться предметом интерьера, поскольку над их неумелыми ответами весь двор впоследствии мог потешаться не один месяц.
Я не особенно много уделял внимания пересказам подвигов присутствующих лиц, поскольку они, как правило, получали случайные ранения, когда не особо дальнобойные пушки неведомым образом умудрялись попасть ядрами поблизости со штабом того или иного полка. Так себе героизм, если честно. Понятно, что если представить императрице младших офицеров и обычных солдат, то их подвиги будут более интересны, а вот лёгкие ранения и контузии полковников мало кого удивят. Надо бы почитать на досуге наградные листы, особенно те, которые не получили одобрительные резолюции. Благо все их, как одобренные, так и нет, обязаны отправлять в военное министерство. Всё-таки в бюрократии есть и свои положительные стороны, как ни странно.
— О чём загрустили, сын наш? — тихо спросила Елена Седьмая, стараясь не привлекать к своему вопросу сидящих за столом.
— О подарках кахану, — как можно искреннее ответил я.
— Хмм… Уж не хотите ли вы запустить свою руку в привезённые трофеи, как это уже сделали раз?
— Пуркуа бы не па?
Маман слабо улыбнулась и продолжила прерванную тихую беседу с военным министром. Показалось, что она обсуждает данную проблему, но нет, доступ к ящикам будет закрыт и завтра, и послезавтра, и ещё несколько дней. Императрицу почти не интересовали подобные железки, а раз они прежде всего привезены ей, то граф Литта, назначенный министром вместо арестованного Волловича, скрупулёзно держался всех предписанных формальностей и отказал даже мне даже в осмотре привезённого. Конечно, пришлось его похвалить, скрепя сердцем, за такое радение при выполнении своих обязанностей.
В последующие дни я осмотрел пушки, предложенные уральскими литейщиками, и почти сходу отверг особо крупные калибры. Брать крепости сейчас никакие не собираюсь, а вот средние и мелкие могут понадобиться. Эти, похожие на кулеврины, орудия с энтузиазмом одобрил, но строго наказал, чтобы размеры и калибры были одинаковыми. Представители Яния Лекайна и Агита Зерова искренне недоумевали, но, видя мою непреклонность, вынужденно согласились, что стандартизация может быть полезна. Кстати, надо будет обсудить это и с военным ведомством.
Одной из причин неприятия единых размеров была та, что существовало множество пушечных дел мастеров, и если в сражениях их изделия захватывались, то не факт, что новые стандартные ядра к ним подойдут.
— Ерунда! — не став выслушивать до конца, ответил я. — В любом случае не окажется ядер нужного калибра и придётся подыскивать более или менее подходящие. К тому же именно сейчас меня интересуют не столько ядра, сколько картечь.
Кстати, надо будет подумать о картечных снарядах, а ещё лучше — о картечной гранате и примерить на себе лавры капитана Генри Шрэпнела, который за своё изобретение в течение десяти лет был повышен до звания генерала. Пришлось опять прорывать глухое сопротивление, поскольку сейчас картечь просто упаковывают в мешочки, которые потом закладывают в ствол пушки. Надо искать очередного изобретателя-специалиста, на которого можно будет скинуть проблемы модернизации вооружения, а то одного Власа на всё не хватит, как и меня.
Что-то мелькнуло на краю сознания и угасло. Что-то интересное. О чём я сейчас думал? О вооружении, об изобретателях… Что надо их найти… Точно! Пленные германцы! Их человек тридцать и все далеко не простые солдаты, которых показывать как животных в зоопарках никакого смысла нет. Могут среди них найтись артиллеристы и прочие специалисты? Могут. Ведь не все же они штабисты. Пришлось опять идти к Виктору Павловичу Литта и запрашивать список захваченных офицеров.
— Простите, Ваше Высочие, — удивился товарищ военного министра, — зачем они вам? Многие из них узколобые вояки, смысл жизни которых строить солдат в колонны и маршировать в сторону врага. Чем быстрее они помрут, тем быстрее с министерства будет снята обязанность возить их в клетках по городским площадям.
Я лишь улыбнулся чиновнику, который не служил в армии, но сейчас работает в военном ведомстве лишь по той причине, что умеет хорошо считать и дотошен в мелочах.
— Возможно, мне кто-нибудь из них понадобится, граф. Да и вам польза от сего будет, поскольку общие расходы на их содержание уменьшится.
Граф кивнул, и через четверть часа посыльный принёс список пленных. Я занялся ознакомлением с ним, а собеседник опять уткнулся носом в свои гросбухи.
Та-а-ак… Почти одни лейтенанты и капитаны, взятых в плен во время боёв. Имеется так же пара полковников, обнаруженных случайно под завалами одного из городских зданий. Есть ещё несколько штабистов, которых, кажется, присоединили к трофейному обозу просто потому, что у них оказалась красивая форма. Никто же особо не будет разбираться, показывают им боевых офицеров или делопроизводителей. Ну и что мне делать? Придётся беседовать с каждым, поскольку в списке о них лишь общие фразы. А для этого придётся ехать в город, поскольку германцев просто определили в местную тюрьму. Да… и того переводчика с немецкого, сейчас помогающего моим сыроварам и кузнецу обживаться, тоже следует взять с собой…
Нет. Ни на следующий день, ни через день в столицу попасть не получилось. Ночью налетела вьюга, и дорогу занесло, а на следующий день показалось солнце и ударил мороз. Если бы не Глашка, то топить в опочивальне пришлось бы намного дольше, а так ничего… справлялись с холодом самостоятельно. Я всегда знал, что европейские камины и русская зима — вещи почти несовместимые. Благо, прежние зимы были не слишком злые, а вот теперь надо будет хорошего печника поискать, и путь он печь делает, чтобы одновременно и в спальне, и в рабочем кабинете тепло было. И наплевать, о чём там придворные, почему-то возомнившие себя частью просвещённой Европы, станут шушукаться на холодных лестницах.
Лишь когда температура поднялась до приемлемого уровня, отправился я поговорить с германцами. Комендант тюрьмы обрадовался мне, как старому другу, и собирался надолго засесть с чаем поболтать. Видимо, от холода у него совсем мозги замёрзли. Впрочем, мне не тяжело, но тогда с немцами не управлюсь, и придётся ещё завтра в эти сырые казематы наведываться. Комендант опечалился, вроде бы искренне, и выделил комнатушку, в которой я буду с пленными разговаривать. Ну не ходить же мне самому по вонючим камерам!
Оказалось, что недавние заморозки немного уменьшили количество интересуемых меня людей. Жаль. Надо было раньше приезжать. Пока пленных подготавливали к разговору со мной, в комнату наносили разогретых камней, и стало почти тепло… если рядом с ними сидеть, конечно. Я решил, что если уж занялся, то надо будет выслушать всех, а не только тех, кто показался интересным мне из вычитанного в бумагах.
Начал я с полковников и почти сразу понял, что зря. Действительно, оказались они неприятными людьми, постоянно жалующимися на условия содержания и прочее. Мне даже показалось, что один из них тронулся умом, так что поскорее отправил их обратно доживать свои дни в холодных камерах. Со штабными разговор пошёл чуть легче, поскольку они по роду своей работы должны знать, как нос по ветру держать и понимать, что от них ждут. Плохо только, что переводчик часто не понимал некоторые восточногерманские диалекты, и зачастую приходилось одну и ту же фразу переводить разными словами. К сожалению, и те мне не показались полезными, поскольку вести документацию на немецком языке тут необходимости не быт, а полезными навыками они не владели. Бумагомараки… Что с них взять?
Сходив к коменданту попить креплёного чаю, общение с пленными продолжил. И то ли алкоголь на меня так подействовал, то ли переводчик немного свыкся, но дальнейшие беседы с германцами дали некоторые результаты. Два молодых лейтенанта оказались артиллеристами, а ещё один — кавалеристом, и все трое, после некоторого размышления согласились сотрудничать.
С остальными пленными, в большинстве своём относящимися к пехоте, я общего языка не нашёл, хотя кое-кто из них, насмотревшись на замёрзшие трупы своих товарищей по несчастью, и изъявляли желание поскорее выбраться из заключения. Но пользы от них я для себя никакой не видел, да и в не том они были возрасте, чтобы проявлять гибкость ума в изменившихся условиях, а через некоторое время они ещё начнут со мной спорить и проявлять недовольства, позабыв о прежних несчастьях. Всё-таки почти прав оказался граф Литта, когда высказывал своё отношение к этим немцам.
Лейтенантов я распорядился сразу же доставить в свою гвардейскую казарму, во избежание… так сказать. Были, конечно, опасения, что лейб-гвардейцы не будут рады такому пополнению, но обошлось, вроде бы. Они в войне не участвуют, с германцами не воевали и негативного отношения к ним проявлять причин нет. Правда, новоприбывшие в мою роту дворяне косятся недобро, но тут уж ничего не поделать. Приставив к каждому бывшему пленному то ли охранников, то ли нянек, настрого приказал не спускать с них глаз, но особенно приглядом не мозолить глаза. Ну и из казармы пока не выпускать.
Впрочем, те на холод не рвались и отогревались все вместе на одной из печей, которую я разрешил занять. С завтрашнего дня бывшие офицеры начнут учить русский язык, ну а далее… Далее, как получится. Откормить их, да и пусть начинают потихоньку физическими упражнениями заниматься. А потом посмотрю, кем они будут у меня, простыми консультантами-специалистами, или смогут и на командных должностях себя проявить. Вот такой я добряк.