Глава 61

— Ваше Величие, у меня возник вопрос о главных жрецах. Почему они заседают в Совете? — заявился я с очередным вопросом к монарху.

— Так повелось с незапамятных времен, принц, — Елена Седьмая не выглядела удивлённой. — Когда мы приехали сюда, то сие так же вызывало недоумение, поскольку в Арелате подобного нет. Да и в других королевствах тоже.

— Сколько я не присутствовал на заседаниях Малого Совета, если жрецы о чём-то и говорили, то о строительстве храмов за государственный счёт. В последнее же время их почти не видно, хотя ситуация неспокойная из-за военных действий.

— Вы опять что-то задумали? — устало спросила императрица.

— Ну, как сказать… — честно ответил я. — Хотя и имеются некоторые мысли. К примеру, можно было бы обязать жрецов произносить речи перед народом во время празднеств, наставляя всех жить честно, по совести, трудясь на благо государства.

— Это как?! — искренне удивилась маман. — Мы о таковом и не слыхивали никогда.

— Мне кажется, что это было бы зело полезно для Империи. Чем там занимаются жрецы то? Да почти ничем. Народ в храмы ходит лишь по большим праздникам, да и далеко не все. Алтари стоят позабытыми. Священники ничем от обычных людей не отличаются, если только в свои специфичные одежды не наряжаются.

— Вы опять с Зевсом во сне беседовали? — подняла бровь Елена Седьмая. — Не слишком ли часто Громовержец удостаивает вас своим вниманием.

Я сделал вид, что не распознал иронию и продолжил:

— Если жрецы занимают места в Государственном Совете, то фактически уравнивают себя с чиновниками, служащими Империи. Поскольку они все получают деньги из казны, так почему бы им не заняться тем, что делают министры?

— Хм… — неопределённо отреагировала императрица, встав и пройдясь по комнате. — В этих словах имеется логика, — заключила она. — А если жрецы не согласятся?

— Тогда надо гнать их из Совета. Это государственный орган, — я сделал ударение на слове государственный. — Если эти священники хотят деньги, не давая взамен ничего, то зачем они заседают среди министров?

— Не слишком ли круто берёте? — маман выглядела обеспокоенной.

— Вы предлагаете тратить на них деньги просто так?

В комнате нависла тишина.

— Каковы ваши предложения, принц? — наконец выдохнула императрица. — Вы же не собираетесь лишь критиковать?

— Я говорю о создании… — вспомнилось Ведомство православного исповедания из российской истории девятнадцатого века, — некоего религиозного ведомства. Как оно будет впоследствии называться… особого значения не имеет. Жалование от государства будет иметь лишь один первосвященник, один из всей этой… компании. Остальные же станут его товарищами.

— И в чём смысл данного изменения? — продолжала недоумевать Елена Седьмая.

— Все храмы переводятся на самообеспечение. То есть, лишь от них будет зависеть количество имеющихся у них денег. Будут прихожане — будут и средства. Если же они станут, как и прежде, бездельничать, то и лебеду получат на обед.

— Много возмущений сие принесёт, — императрица не прекращала хмуриться.

— Повозмущаются и перестанут, — махнул я рукой. — Первосвященник их успокоит. Если же не сможет, изберём нового. Кто-нибудь да окажется настолько амбициозным, что возьмёт дело в свои руки и приведёт его к всеобщему довольству.

— Откуда у вас уверенность, принц, что сии изменения пойдут на пользу государству?

— Казна, Ваше Величие, получит облегчение, поскольку не надо будет постоянно выделять средства на возведение храмов, их починку и на жалование жрецам. Бездельники сами по себе отсеются, а труженики и неравнодушные останутся. Это будет серьёзная реорганизация, но она необходима, поскольку безразличных к богам довольно много в Империи. Почему так? Просто потому, что жрецы получают деньги без необходимости что-то делать на пользу народу.

— Мы не уверены, принц, — продолжала стоять на своём Елена Седьмая, — что сие действительно необходимо. Но… Раз вы настаиваете, то это предложение будет рассмотрено на Малом Совете.

— Следует созвать не Малый Совет, а Государственный, — предложил я.

— Сразу Государственный Совет?

— Именно так. Подобные масштабные изменения по протоколу следует обсуждать в полном составе, а не почти кулуарно.

— Но не все смогут приехать, принц, — снова возразила императрица.

— Тогда зададимся вопросом, почему эти отсутствующее не прибыли и подумаем, не освободить ли их от исполнения тяжких государственных дел.

— Мы начинаем волноваться, представляя, как вы, принц, будете управлять Империей через несколько лет, — в задумчивости произнесла маман. — Наших подданных ожидают непростые времена.

— Времена всегда непростые, — снова отмахнулся я. — Главное, чтобы была польза.

— Хорошо, — Елена Седьмая старалась не показывать излишнее недовольство. — Мы созовём Государственный Совет и в конце месяца посмотрим, как министры воспримут сие нововведение. Но сразу предупреждаем, что вы, принц, наживёте себе множество врагов.

— Это случится в любом случае, Ваше Величие, — я постарался ответить как можно спокойнее. — Годом раньше или годом позже, но реформы начнутся.

— Вы хотите стать реформатором? — голос собеседницы стал обеспокоенным.

— Я уже реформатор. Просто многие начинания не имеют сильную огласку. В моих планах нет крушения абсолютно всех прежних порядков, но серьёзные изменения требуются, поскольку жизнь не стоит на месте, и всё меняется, хотим мы этого или нет. Посему, лучше быть впереди этих изменений, стараясь ими руководить, чем, подобно перекати-полю отдать себя во власть стихиям.

— Мы вас более не задерживаем, принц, — холодно сказала Елена Седьмая.

И что это было? Маман же сама говорила, что не предпринимала ранее ничего серьёзного, поскольку ожидала восшествия на престол меня, своего сына. Теперь же она впервые не поддержала меня в столь важном вопросе. Может, мне следовало как-то мягче всё высказать?.. И не спеша? Да, может. Но сказанного не вернуть, ибо слово — не воробей.

Я шёл по дворцовым переходам, оставаясь во власти своих дум. Вдруг, чей-то радостный голос проник в моё сознание:

— Ваше Высочие! Как я рад нашей нечаянной встрече!

Блин-компот! Князь Шаликов… Как не вовремя! Но Пётр Ипполитович не заметил моего состояния и продолжил:

— Я завтра убываю в имение и хотел поблагодарить вас за то участие, которое…

— Значит, — перебил я словесное изливание, — всё состоялось к вящему удовольствию?

— Именно так!.. Именно так! И сие просто невероятно!.. — князь снова принялся плести кружева изящных слов.

— Раз так, то и я рад сему, — снова перебил я собеседника. — К сожалению, государственные дела не дают мне возможность в подробностях всё расспросить, но мы обязательно ещё поговорим на интересную для нас обоих тему.

— Да-да, Ваше Высочие, — радостно ответил Шаликов. — Всенепременнейше поговорим… Позвольте откланяться и собираться в дорогу. Не терпится начать готовиться к будущей свадьбе.

— Не забудьте принести благодарственные жертвы богам, — спохватился я.

— Конечно-конечно!.. И Гере, и Зевсу, и…

Но я уже не слушал князя и продолжил свой путь.

***

— Ну, как идут дела, ваша милость?

Барон Верёвкин явился ко мне с еженедельным докладом с неразлучной папкой в руках. Мужчина заметно осунулся со времени последней аудиенции, но старался выглядеть бодрым.

— Дела идут, мессер, — попытался улыбнуться собеседник. — Возможно, не так хорошо, как хотелось бы, но в целом всё под контролем.

— Начнём с главного вопроса, ваше благородие: составлен ли план по повышенному вниманию в отношении императрицы?

— Не извольте волноваться… И составлен, и начинает воплощаться.

— Тогда продолжайте отчитываться по текущим делам, — милостиво разрешил я и потянулся к чаю с булочками.

— Из всех главных кандидатов на пост первосвященника наиболее подходят два: Колот Аристархович Николаи и Мелетий Власович Николаи. В подчинении у первого храмы Аполлона, а у второго — храмы Гефеста…

— Подожди, подожди, — неожиданно для себя прервал я докладчика. — Почему у них фамилии одинаковы?

— Так они же братья, — с некоторым удивлением ответил Верёвкин.

— Ага… семейственность… — пробубнил я. — Второй, как мне кажется, предпочтительнее, поскольку Гефест… Но это не имеет принципиального значение. Главное — чтобы был амбициозен и гонял своих подчинённых в хвост и в гриву.

— Мессер, — ответил барон. — Они оба вполне амбициозны.

— Хорошо, — кивнул я. — Пусть министры голосуют за них, а кто именно получит место первосвященника, мне всё равно. Что там дальше?

— Хочу представить руководителя контрразведки.

— Позже, — отмахнулся я. — В начале следующего месяца. Если считаешь этого человека достойным, то пусть он начинает работу.

Верёвкин сделал поклон.

— Слушатели курса по подготовке разведчиков прошли необходимые экзамены и готовы приступить к своим первым обязанностям.

— Сколько их?

— Семнадцать юношей и девять девушек.

— Устрой им торжественный выпуск типа обеда с речами и прочими сопутствующими… — я неопределённо покрутил рукой в воздухе. — И пусть приступают. Куда их пошлют?

— Как и оговорено: в Булгарию, Хазарию, Жемайтию и в германские земли.

Я кивнул.

— Далее, — продолжил Верёвкин. — Прошу выделить денежные средства на открытие семи новых офисов в губернских городах.

— Давай, подпишу… — я потянулся к перу.

Доклад занял ещё минут двадцать, и барон ушёл, а я предался прерванным размышлениям. О ком? Об императрице, конечно же! Надо быть слепым, чтобы не заметить её ко мне охлаждение. С чего вдруг? Всё же нормально было до отбытия в Хазарию. Гормоны виноваты и ранняя менопауза? Возможно, конечно. Я не врач и подобное определить не могу, а лейб-медика Белозерского спрашивать смысла нет. Он сразу начёт напоминать, что Гиппократу клятву давал и прочую лабуду на уши вешать.

Может, через Вольгу попробовать узнать? Нет, не стоит. Не так уж я с ней хорошо знаком, да и известная женская солидарность не позволит фрейлине поделиться со мной секретами. Ладно, Верёвкин, наверняка, уже кого-то из окружения мамана подкупил или принудил. Так что остаётся отвлечься от грустных мыслей и ждать.

Кстати, я же приглашён на обед!

Дом Агита Зерова не поражал своими большими размерами или необычным фасадом, как это принято у знатных столичных купцов. Двухэтажный, в четыре окна на фасаде из белого камня, он не выделялся в той части Владимирграда, где я почти никогда не бывал. Наследному принцу просто не нашлось повода проезжать по улице, населённой мастеровыми, купцами средней руки и небогатыми дворянами.

Карета подъехала ко входу, и почти сразу знакомый литейщик вышел на улицу встречать важную персону. Впрочем, особого подобострастия мужчина не высказывал, хотя и широко улыбался. Как водится среди столичных домовладельцев, гостя, при первом посещении, водят по всем парадным комнатам, демонстрируя различного рода необычные вещи и просто интерьер.

Мне такие экскурсии не особо по душе, но приходится терпеть, дабы не обидеть хозяев. Понятно, что мне, выросшему во дворце, всё подобное виделось банальным: относительно небольшие комнаты, простенькая лепнина и прочие незатейливые украшения не стоили внимания наследного принца. Так оно оказалось и в этот раз, благо небольшие размеры дома обусловили недолгое хождение.

Хозяин дома представил свою семью. Вернее, только детей, что вызвало некоторое недоумение, поскольку редко когда жёны вообще выходили в город, когда ожидаются гости, но расспрашивать мне показалось неправильным. Сыновья литейщика походили на своего отца и были такими же темноволосыми, с чуть монголоидными чертами лица, свойственными всем потомкам уральских племён, не успевших расселиться по северной части Русской равнины и не смешавшихся с местным светловолосым населением.

Говорили они сейчас все на хорошем русском, хоть и с ожидаемым акцентом, поскольку в отсутствии посторонних общаются только на своём языке, что свойственно представителям многих народностей, живущим на украинах Империи.

Лишь во время разговора с Зеровым, когда слуги были заняты сервировкой стола, я заметил некоторые отличия в интерьере, а именно — в странных скульптурах, присутствующих в почти каждой комнате.

— Это наши боги, — пояснил хозяин дома, проследив за моим взглядом.

— Вы не поклоняетесь олимпийским богам? — выпалил я, не подумав, как такой вопрос воспримет Агит.

— Нет, Ваше Высочие, — спокойно ответил мужчина. — Наши боги древнее, не в обиду будет сказано. И иные нам без надобности, хотя здесь и не наша земля.

— Мне было бы интересно услышать о них хотя бы в нескольких словах, — изрёк я, и хозяин дома согласно кивнул.

В общих чертах модель мира у уральцев напоминает хазарскую, и делится на те же три части: в верхнем мире живёт творец и другие небесные боги; в среднем — покровительствующие людям младшие боги; в нижнем — антагонист творца и его брат по совместительству, насылающий из-под земли на людей болезни и смерть. Особое место в религии занимают священные рощи и скалы, на которых они выбивают рисунки-писаницы, называемыми в моём прежнем мире петроглифами.

Земля, по верованиям уральцев, трансформировалась из яйца, поднятом со дна мирового океана водоплавающей птицей, посланной творцом. Из земли прорастает мировое древо, которое многие считают дубом. В его ветвях живут различные священные животные, в том числе и птица Карс, вестница богов, а в корнях прячется мерзкая железная лягушка, благоприятствующая змеям и ящерицам, стремящихся пожрать птенцов Карс. Впрочем, разные племена, расселившиеся по Уралу, имеют уже собственные версии когда-то единой мифологии.

Своё происхождение уральцы ведут не от общих с китайцами предков, а от медведя, спустившегося с неба. Я не удивился этому, поскольку тотемные животные характерны почти для всех земных народностей. Когда-то я читал, что финляндцы в девятнадцатом веке задумались о национальном символе, и поначалу им должен стать именно медведь. Но, поскольку, это животное уже давно было приватизировано славянами, то выбрали лося, присутствующего в древних уральских сказаниях о небесной охоте.

Я слушал и понимал, что схожесть уральской и хазарской мифологии не случайна, поскольку и те, и другие, вышли из Северного Китая, где, вероятно, сказание об мировом древе и возникло. Впрочем, сейчас это и не важно. Ну, не послушать же сказки я пришёл к литейщику!

Наконец, длинный овальный стол был накрыт и хозяин с поклоном, хотя и не глубоким, пригласил меня пройти к нему. Как водится, мужчина сел во главе. Поодаль расселись и дети, а мне указали на почетное место справа. Показалось странным, что у Зерова нет дочерей и он, то ли догадавшись о моих размышлениях, то ли привыкший отвечать на этот вопрос всем новым гостям, произнёс:

— Дочери находятся на Урале, вместе с моей женой.

Но данное пояснение только усугубило моё непонимание.

— В нашей традиции глава рода — женщина, как правило, бабушка по матери. Родство идёт так же по женской линии. Глава рода ведает всеми делами и раздаёт указание зятьям и внукам. Её женатые сыновья переходят в рода уже своих супружниц.

— А-а-а?.. — я настолько оторопел от этого разъяснения, что открыл рот, хотя и не смог ещё сформулировать следующий логичный вопрос.

— Поскольку на большей части Империи другие наследственные законы, то в столице именно мужчины представляют наши рода. Я, в данном случае, — спокойно пояснил Зеров, дав знак слугам наполнять тарелки сидящим за столом, как это принято у дворян. — Моя жена лично заведует мануфактурами, и мы видимся не менее раза в год.

— Не составит ли затруднение поведать мне об истории вашего народа?

— Мои предки издревле жили возле Урала, — стал отвечать польщённый хозяин дома. — Многие роды объединялись в кланы, которыми управляли вожди. В мирное время руководство кланом осуществляли женщины, и власть мужчин была ограничена: они занимались охотой и охраной. К тому же, контроль над обширными территориями со сложным рельефом не позволял воинам долго оставаться в поселениях.

Агит ненадолго задумался и продолжил:

— Когда границы Империи придвинулись к Уралу, то, конечно же, начались периодические стычки. Через некоторое время главы некоторых кланов задумались над тем, что нет смысла воевать с пришельцами, не имеющими намерения уничтожить или обратить в рабство, как это делали булгары и хазары. Но не всем это было по душе, и среди народа началась размолвка. Надо отдать должное вашим королям, которые через послов старались указать на общих врагов. В итоге большинство кланов согласились войти в состав Империи, но с условием сохранения древних традиций и того, что все чиновники на Урале будут из коренного народа.

Наконец, мы приступили к еде, которая была вполне обычной, по большей части. Правда, встречались блюда, которых ранее я не встречал. Скорее всего, это традиционные для этой семьи угощения, но неизвестные за пределами дома. Хозяин был вполне любезен и иногда объяснял, из каких ингредиентов приготовлены те или иные блюда. Он один из домочадцев нарушал тишину, которая обычно стоит во время еды, ибо у уральцев принято есть молча.

После обеда дети ушли в свои комнаты, а Зеров пригласил меня в свой кабинет.

— Мы внимательно ознакомились с предлагаемыми чертежами, Ваше Высочие, — без предисловия начал литейщик. — Ружейный механизм действительно интересен и вполне может быть более удобнее существующего фитильного. Конечно, придётся потратить время, дабы понять, как его лучше производить и собирать, но это несущественно для нашей беседы. Как я понял, основная проблема заключается в том, что пока не существует порох, который и будет использоваться при стрельбе. Следовательно, мы не сможем понять, насколько качественными получились опытные образцы ружей и пистолетов.

— Меня клятвенно заверили, что порох будет готов через месяц, — как можно увереннее произнёс я. — Так что пока можно приступать к производству искровых замков, поскольку его конструкция не зависит от типа пороха. На днях пришлю своего человека. Он уже сделал образец данного механизма, с ним все мелочи и обговорите.

Я задумался. Что же ещё хотел сказать.

— Да и деревянные ложа тоже можно начать делать, как и пули выливать. Одно же без другого запросто можно производить без задержки. Не забывайте, что всё должно быть одинаковым!

— Да, конечно, Ваше Высочие, — с пониманием кивнул Зеров. — Простоя не возникнет.

Нависла небольшая пауза, и по его взгляду я понял, что сейчас будет высказан на данный момент куда более важный вопрос.

— Касаемо упомянутой ранее горной разведки… Мы думаем, что сможем управиться и своими силами. Всё-таки, мой народ веками ищет руды в уральских горах.

— Не сомневаюсь, — согласился я. — Но мне кажется, что на Западе могут быть свои особенные, специфичные методы, с которыми неплохо бы и нам ознакомиться.

— Если только не давать потом западным мануфактурщикам лицензии на горные разработки.

«Ага!.. Конкуренцию не любишь…» — подумал я, но внешне постарался показать спокойствие.

— Наверняка это будет одним из условий, — мой голос был беспристрастным. — Можно будет подумать над тем, чтобы дать им не слишком многого. В конце концов, работать там будут местный люд, который через несколько лет всему научится, да и разузнает многие секреты.

— Эти западные мануфактурщики могут привезти и своих мастеровых, — возразил литейщик. — Я бы так и сделал, поскольку это проще, чем учить неумех.

— Если тем мастеровым предложить потом хорошие деньги, то они могут и остаться жить на Урале.

— Сомневаюсь, — на лице мужчины отразилось сомнение. — Наверняка они будут связаны контрактами.

— Наверняка. Но каждый контракт можно расторгнуть, пусть и с выплатой штрафов. Если приезжие мастеровые окажутся весьма искусны, то почему бы и не потратиться на них?

— Хм… — задумался Зеров. — И кто будет тратиться?

— У кого они останутся работать, тот и будет, — про себя усмехнулся я, не желая оплачивать из казённых денег работников для этого хитрого литейщика.

— Посмотрим, — вроде как согласился собеседник. — Не будем делить шкуру неубитого медведя. Лучше обговорим оплату и прочие денежные вопросы.

— Пока я оплачу производство опытных ружей и пистолетов. Возможно, их будет не более двух десятков. Потом мы обговорим оплату оптовых партий и сроков их производства. Но ещё на берегу, так сказать, я хочу напомнить об эксклюзивности.

— О чём? — не понял мужчина.

— О том, что больше никому вы эти и подобные ружья-пистолеты делать не будете. Даже себе. Это государственный заказ и появление подобного оружия на стороне будет приравнено к измене со всеми вытекающими последствиями.

Зеров невольно сглотнул и промолвил:

— Мы постараемся, конечно, но… всегда найдутся ушлые люди.

— Надо будет сделать так, чтобы они как можно скорее лишились если не своих голов, то липких рук. Я распоряжусь отправить полк для охраны мануфактур, производящих новое оружие.

— Надо будет обговорить всё с главами наших родов. Без их согласия… — затянул Зеров.

— Да-да, конечно, — согласился я. — Но не затягивайте. Это в наших общих интересах.

— Так сколько, хотя бы примерно, планируется закупить у нас ружей и пистолетов? Сколько мне с Лекайном их делать?

— Точно не скажу, но думаю, что в арсеналах военного ведомства должен храниться двойной запас. После вы сможете приступить к производству оружия для внутренней имперской стражи. В этом случае оно будет несколько проще и дешевле, соответственно. Всё же это не строевые части и стрелять они часто не будут. Потом можно подумать об оружии для населения.

— Оружии для населения? — удивился Зеров.

— Почему бы и нет? Промысловикам и жителям украин оно весьма пригодится. Да и о продаже в другие государства можно будет задуматься. Деньги-то нужны всегда.

— Ваше Высочие совсем недавно упомянуло об… эск… — литейщик запнулся.

— Эксклюзивности, — кивнул я. — Да, качественное военное оружие должно оказаться только на службе нашей Империи. Но то, что станем широко продавать лет через десять-пятнадцать по своим параметрам сделаем менее впечатляющим, и проблем нам не создаст. Тем более, что к тому времени этого шила в мешке не утаишь. Если мы не станем насыщать западные рынки новым оружием, то его скопируют и начнут создавать другие… — добавил я, вспомнив о китайцах моего прежнего мира.

Мы поговорили ещё час, обсуждая попутные проблемы, в том числе и так любимые многими попаданцами сапёрные лопатки. Договорившись о последующих встречах, я отправился во дворец, оставив Зерова в глубоком раздумье подсчитывать будущую прибыль.

Загрузка...