Тридцать первое декабря. Солнце периодически срывалось за редкими облаками. Душа пыталась петь, и настроение было почти отличное. Сегодня предстоит непростой день, и хоть всё было спланировано ещё позавчера, я опять взглянул на перечень необходимых дел. Надо послать своим ближайшим подчинённым и компаньонам подарки. Ну и их женам, и детям соответственно. Была шальная мысль всё сделать самому, но в таком случае я и за два дня не управился бы. Затем следовало посетить городскую новогоднюю ёлку. Оставаться там надолго смысла не было, но и обозначить своё присутствие необходимо, придав этому действу полуофициальный характер.
Затем меня ждало новогоднее представление во дворце. Тоже следовало побыть полчасика. Ну, а затем — ужин с матушкой. Вот, вроде бы, пунктов на бумаге написано немного, а беготни и суеты — достаточно. Может, ну его?.. И без меня обойдутся. Взглянул в окно, потом на свою кровать. Нет, надо... Надо взять волю в кулак.
Завтрак у Елены Седьмой прошёл в штатном режиме, то есть, без особых приключений. Фрейлины пили чай и болтали по пустякам, а матушка слушала их благосклонно и изредка смотрела в мою сторону. Ну да, проверяет мою реакцию на этих красавиц. Я сделал лицо кирпичом и поглощал булочки. Да когда же я откажусь от них, таких вкусных?!
Чтобы не выглядеть совсем уж букой, пришлось присоединиться к карточной игре на пару партий. Затем я откланялся и отправился проверять караулы. Подходил к каждому лейб-гвардейцу и придирчиво осматривал. В целом все выглядели, как надо: всё, что можно было начистить, блестело, мундиры выглядели глаженными, а физиономии — чисто выбритыми.
Убедившись, что в казарме и вокруг неё царит порядок, а свободные от нарядов лейб-гвардейцы заняты делом, сел на коня и часок погонял его по полям. Теперь я очень даже неплохо держусь в седле. Да, грациозным меня трудно назвать, но уже не тот мешок с картошкой, что был ещё два года назад.
Со своим польским скакуном путём постоянно вскармливания лакомств сумел навести почти доверительные отношения, хотя он иногда и порывается клацнуть зубами. Возможно, это такая лошадиная игра... Не знаю. Но явную агрессию ко мне гнедой не допускает, а вот к юнгам был почти безжалостен, то и дело норовя кого-нибудь лягнуть.
Пройдя все положенные препятствия, мы возвратились к конюшне, где я собственноручно его почистил, покормил. Конюхи уже устали этому удивляться, хотя многие рекруты чуть ли не пальцем поначалу показывали, дурачки. Откуда знать этим крестьянам, что породистый боевой конь должен общаться с хозяином, как можно чаще. Только постоянный контакт позволяет человеку и его питомцу понимать друг друга, что обязательно окупится в пылу сражения. В книгах часто пишут, например, что меч должен ощущаться продолжением руки. Так и конь, и всадник должны представлять одно целое.
Быстро перекусил в своём кабинете и терпеливо ожидал, пока лакеи переоденут. Обычно я предпочитал, чтобы меня одевал и раздевал Кирилл, поскольку у него это получалось удивительно быстро и ненапряжно. Вот Мефодий, который ловко приносит с кухни еду на подносе, постоянно норовит то случайно ткнуть меня локтём, то не так застегнуть пуговицы, чтобы потом так же неловко их перестёгивать. Принесли сапоги, и я отослал балбесов их заново чистить. Вот уже сколько времени они со мной, а некоторые вещи так и не научились безукоризненно делать!..
Карета не торопясь везла меня в город, а я, наблюдая в окно за проносящимися домами, думал о неприглядности увиденного.
«Эх!» — вздохнул я. — «Это в прежнем мире готовиться к новому году начинают чуть ли не с ноября. Здесь же ничего ещё не указывает на то, что завтра наступит первое января. Вот почему дворники так плохо убирают дорогу? Из-за этого зимой движение по улицам замедляется раза в два, а то и в три».
У здания ратуши меня уже ожидали. Конечно, городской глава выскочил одним из последних. Оно и понятно, что ему делать нечего, как стоять часами и высматривать карету будущего императора. Я не стал ничего говорить и выслушал очередной водопад льстивых речей, который затянулся минут на десять. А происходило это на морозе, между прочим. Пришлось ещё и отвечать что-то, несмотря на то, что неплохо так подзамёрз, пока ехал сюда.
Городская ёлка началась в три часа дня. Детей набралось много. Несмотря на изначально объявленное желание видеть отпрысков только мастеровых и иже с ними, сейчас я наблюдал, что примерно каждый десятый приглашённый ходил в довольно приличной одежде. Опять коррупция! Ладно, сделаю вид, что не заметил, но потом сделаю выговор.
Было грустно наблюдать, как многие дети недоуменно озираются и не понимают зачем они тут собрались, что и не удивительно, поскольку мало где они могли видеть такую большую толпу. Да, надо всё-таки отдать должное умению приглашённых скоморохов, — они смогли растормошить детишек, и те понемногу начали проникаться весельем. Когда я уже собрался выходить, примерно две трети присутствующих прыгали и голосили.
До момента раздачи подарков я решил не оставаться, поскольку не хотелось нарушать почти благостное впечатление. Наверняка начнётся давка, и кому-то подарка не достанется. На этот случай было специально отложено два десятка пакетов, но всякое может случиться, и запросто может всё равно не хватить.
— Всё пройдёт как надо, Ваше Высочие! — неизвестно откуда появился городской глава. — Не сомневайтесь!
— Я и не сомневаюсь. Разве может быть иначе, если за дело взялись вы?
Платон Григорьевич словно помолодел лет на двадцать, приосанился, выпятил грудь колесом. Ни дать ни взять, гвардии сержант на параде. Осталось похвалить всех остальных, кто так или иначе приложил руку к данному действу и пообещать наградить через несколько дней согласно предоставленному списку.
Всё-таки я решил внести коррективы в свой список и отправился в местное отделение банка Vertrouwen. Причина банальна — давно не было бесед с Рудольфом Альбертовичем по поводу уральских разработок.
Янсен встретил меня приветливо. Его кабинет украшали еловые ветви, и я вспомнил, что на Западе такая традиция существует с древних времён. Как-то вылетело у меня из головы, что новогодняя ель — германская традиция. Мы тепло поздравили друг друга с окончанием старого года и с наступающим новым.
— Вижу, Ваше Высочие, что вы решили распространить нашу традицию и в Империи.
— Почему бы и нет? Пусть детишки порадуются. У них и так мало что хорошего в жизни. Вы лучше расскажите, уважаемый Рудольф Альбертович, как поживают те люди, которые хотели заняться добычей уральских руд?
— Об этом станет известно лишь к лету, принц. Но зато они хотят представить полный план своих будущих предприятий. Правда, военные действия на западной поляндской границе заставили некоторых инвесторов отказаться от каких-либо дел с вашей империей, которая сейчас помогает ляхам убивать германцев.
— Печально сие, — начал сокрушаться я. — Но такова политика, уважаемый. Надеюсь, что вы дали понять заинтересованным лицам, что данная война с германскими фюрстами будет последней, в которой Империя принимает участие?
— Да, Ваше Высочие, и мы все сожалеем, что вы не родились на пару лет раньше. Не выпить ли нам за будущий долгий мир на восточных германских землях?
— Почему бы и нет!
Мы посидели немного, и я засобирался в обратную дорогу.
— Если всё-таки услышите что о соотечественниках и не только, желающих поработать здесь, то не забудьте обо мне.
— Я буду помнить, принц...
Хмм... Этот франк даже соврать красиво не соизволил. Скучные и педантичные люди, эти германцы.
Ага, ну да, конечно — удивительная русская фраза, состоящая из тройного утверждения, на самом деле означающая отрицание. Ни в одном языке мира, скорее всего, нет ничего подобного. Кто докопается до причины, побудившую наш народ придумать её, тот поймёт загадочную русскую душу.
Нет, принц, никто не приедет в ближайшие годы из германских княжеств. Да и далёкая Франкия будет смотреть на Россию с ещё большим подозрением. Вот уж подгадили нам клятые ляхи, так подгадили! Не удивлюсь, что потом они ещё и слухи начнут распускать, что не хотели ни на кого нападать. Что это бешеный русский медведь принудил белых и пушистых цивилизованных европейцев напасть на своих миролюбивых соседей. Ладно, если получится сокрушить Жемайтию, то можно будет и не особенно плакаться о потери связей с германцами, так как появятся свои порты на Балтике, а тогда и с англичанами, и прочими датчанами можно будет самостоятельно торговать. На немцах свет клином не сошёлся, но всё равно, обидно.
Правда, в любой плохой ситуации можно постараться найти что-то хорошее. Если ляхи с нашей помощью победят немцев, то это подаст повод другим европейским монархам по-новому взглянуть на существующий расклад сил. Кто знает, может лет через сто от множества германских княжеств останется лишь незначительная кучка. Всё может быть.
Не исключено, что в таком случае, прежние обиды будут забыты, и российские южные губернии заселят потомки нынешних бюргеров, которые не захотят мириться с захватом своих земель, и решат начать новую жизнь вдали от постоянных войн. Хотя, почему я так зациклился на немцах? Лишь потому, что Екатерина Вторая их пригласила? Почему, к примеру, не пригласить арелатцев или португальцев?
Любое сконцентрированное заселение пустующих земель выходцами из одной лишь страны в будущем может грозить определёнными осложнениями. Те же поволжские немцы, тоже были не сахар, а вот окажишь там, к примеру, ещё и итальянцы, то пришлось бы им активнее учить русский язык, что уменьшило бы ксенофобию.
Когда приехал во дворец, то детей развлекали уже как час. В отличие от городской ёлки, здесь было именно новогоднее представление с Дедом Морозом, который рассказывал о своей жизни, как добирался из своего снежного ледяного дома и кто повстречался ему на пути. Помогала ему Снегурочка, — персонаж совсем непонятный для этого мира. (Впрочем, и в моём прежнем, как помнится, её придумала советская власть.) Изредка этот рассказ прерывался кратковременными появлениями разных там леших и домовых, перебивающими речь Деда и строящими уморительные рожицы. Видно, что потраченные деньги отрабатывались по полной и, можно сказать, от души. Оно и понятно, поскольку задействованы были театральные актёры.
Интересно, что детишки, несмотря на малый возраст, сказочных персонажей восприняли хорошо. Лишь совсем уж маленькие было расплакались, но их быстро отвлекли специально нанятые для этого люди, дабы не портить остальным праздник. Ну а когда Дед Мороз со Снегурочкой начали подарки выдавать, то радости были полные штаны. Надо было лишь следить, чтобы наиболее ушлые второй раз не подходили. Ругать их за это смысла нет. Здесь тоже каждый сам за себя.
Конечно же, я не мог обойти Фёклу.
— Я уже получила подарок от Деда Мороза! — радостно сообщила она. — Я раньше думала, что он злющий-презлющий, потому что люди от холода замерзают, но теперь я его не боюсь.
«Какая же она ещё дитя!» — подумал я, протягивая девочке серебряное колечко.
— О! — только и могла изумиться подарку дочь кухарки.
— Носи его и вспоминай обо мне, — улыбнулся я. — Когда ты подрастёшь, то у тебя может быть много колец, даже золотых, но первое из них подарил тебе я.
Вышло напыщенно, наверное. Ничего. Нас всё равно никто не слышит.
Фёкла взяла кольцо и сразу его примерила.
— Я не смогу его носить всегда. Поварята увидят и отнимут когда-нибудь.
— Носи, когда не работаешь на кухне, — не подумав ответил я.
Когда эта девочка не работает на кухне? Да она почти всё время там проводит. Нет, не получилось у меня начать важный разговор с твоим дедом. Слишком он помешан на древности своего рода, чистоте крови, чтобы только лишь предположить, что дочь кухарки может носить его фамилию... Может его сын, когда настанет время принять титул, окажется более сговорчивым. Он уже не молодой, и если не убьют на войне, то... Ладно, поживём — увидим.
Следующий подарок я, чуть краснее, вручил Марфе. Женщина тоже вспыхнула, но взяла. Посмотрела на цепочку и серёжки, улыбнулась, и потянулась было поцеловать, но осеклась, присела в поклоне и быстро ушла. Ну и хорошо, мне и самому неудобно. Вроде как воспользовался положением, а ей пришлось согласиться.
Последними подарки получили лейб-гвардейцы. Я прошёлся перед строем, поздравил с окончанием непростого года, и пожелал достойной службы в грядущем. Немногочисленным офицерам вручил по золотому кольцу с моей монограммой. Сержантам и рядовым — серебряные. Юнги получили медные, конечно. Всё, раздача слонов закончилась, ещё раз я поблагодарил за службу. Теперь можно идти во дворец, раз дел никаких больше нет.
— Довольны? — матушка смотрела на меня изучающим взглядом. — Доставили детишкам радости?
— Вполне! — кратко ответил я, подозревая, что разговор всё равно пойдёт по намеченному императрицей плану.
— Взрослеете, сын. Вот и нам даже подарок прислали. Первый раз за многие годы, между прочим. Если бы не дети лакеев, то, возможно, и ещё лет десять пришлось бы ждать.
Я почувствовал, как краска заливает моё лицо. Действительно, Елене Седьмой я ничего не дарил. Нюрке дарил, Нике дарил, даже Насте, а вот матери — пусть и приёмной, она же не знает, — нет.
— Простите, маман, — опустил я очи долу. — Сам не знаю, как это получилось.
— Не знаете, почему подарили?
Теперь моё лицо точно зарделось.
— Молчите? Значит, не всё потеряно... наверное, — голос матери смягчился. — Не тушуйтесь, сын, это не ваша вина.
Я удивлённо поднял глаза. Императрица подошла к окну и заговорила:
— Вы годами жили в четырёх стенах и общались с нами, родителями, в лучшем случае раза три или четыре в месяц. Конечно, на это имелись весомые причины. Ваш младший брат был очень болезненным ребёнком, и нам приходилось уделять ему намного больше времени. Вы же всегда были молчуном, и когда мы или ваш отец приходили, то даже не знали что рассказать, поскольку вы всё время строили башни из кубиков, и создавали впечатление, что окружающий мир не существует.
Женщина тяжело вздохнула и так же неспешно продолжила:
— Лишь годам к семи или восьми вы стали выходить из своей залы на час или два. Да и то, если мы обещали показать что-то интересное на лугу перед дворцом. Вы даже своего младшего брата воспринимали как постороннего мальчика, и лишь в последние год его жизни немного подружились... Нет, это слишком сильное слово для описания вашего общения. Скорее, стали приятелями. Жаль, что ненадолго.
Елена Седьмая потянулась за платком и промокнула выступившую слезу.
— Мы снова упрятали вас и наняли учителей, чтобы вы могли развиваться. Вы немного понимали арифметику, историю и географию; совершенно отказывались заниматься чистописанием; могли сносно говорить на арелатском и германском. Вы даже неплохо музицировали.
На моей спине зашевелились волосы, поскольку я стал догадываться, к чему был затеян весь этот разговор.
— Мы почти никогда не были близки, и сложно припомнить, когда вы обращались как-то иначе, чем Ваше Величие, поскольку именно эти слова постоянно произносили окружающие вас люди. Потом вы заболели и умерли, а на следующий день как ни в чём не бывало приходите с фрейлиной Анной чуть ли не в обнимку. Ваша речь и поступки изменились. То, что вы любили раньше, было забыто. Вы ни разу не сыграли ни на каком музыкальном инструменте. Месяц проходил за месяцем, а вы продолжали удивлять своей разумностью всё больше и больше. Так не бывает. Вам просто неоткуда было получить все эти знания.
Я стал лихорадочно вспоминать о любимых музыкальных инструментах, но ничего в голову не успело прийти, поскольку раздался главный вопрос:
— Что вы можете сказать обо всём этом?