Попаданец на максималках 1

Глава 26

Второй бальный вечер проигнорировать не получилось. Пришлось снова надеть ненавистный жёсткий камзол, сменить обувь, ибо умудрился натереть мозоль, и потащить своё тело на всеобщее оборзение... обозрение, то есть. Поработал я статуей полчаса, неотлучно находясь рядом с восседающей маманькой, пока не увидел Нику, буквально выпучившую на меня свои глазища. Хмм... стоять резко стало скучно. Ханна не придёт, скорее всего. Наверняка ей дядька всыпал по первое число так, что полупопицы через силу управляют ногами. А тут ещё императрица недовольно косится в мою сторону. Ну и что мне делать, бедному и несчастному?

— Ваше Императорское Величие, может ли ваш сын отлучиться?

— Может, но каждые полчаса обязую вас являться пред нашими очами и отчитываться в своих проделках. Не придёте, — мы бал остановим, и все дворяне как один будут вас искать, пока не найдут. И это не шутка, сын наш!

Я вздохнул и отошёл от трона.

— Ваше Высочие!

Кто? Что? Оглянулся. Стоит Ника и платьице ручкой его теребит. Я смотрю на неё, а она — на меня. Ага... Глазки блестят.

— Добрый вечер!

— Добрый вечер, девушка. Мы представлены?

Молодец, хорошо держит удар.

— Так пригласите на танец, вот и познакомится, — а взгляд хитрющий-прехитрющий.

— Позвольте пригласить вас на танец, незнакомая девушка.

— Извольте, принц!

Ну, я и изволил...

— Братец мой вчера злющий был, — начала откровенничать Ника после того вволю напрыгалась... я про танец, если что. — Всё грозился вас найти, дурачок великовозрастный. Он так и не понял, кто вы на самом деле. Вот батюшка его утром домой и отправил, чтобы глупостей не натворил.

— Слушай... бросай выкать, мне и так тошно от всего происходящего, а тут ещё ты этикет соблюдаешь.

— Скучаешь по ней? Я же поняла, что ты братца моего задеть решил, раз он в ваш тот разговор встрял и на танец пригласил.

Я посмотрел девушке в глаза. Не смеётся. Вроде сочувствует.

— Скучаю, Ника, скучаю.

— Она ничего.... Ну не такая красивая, как я, но всё же. А вот ты, — вылитый Апполон. Не будь у меня жениха, то я бы попробовала тебя, красавчика, отбить.

— Ника, обязательно говорить неправду? Какой я Апполон?

— Прости, — девушка потупилась. — Но разве можно подданным наследному принцу говорить иначе?

— Лучше правду. Если возможно, конечно.

— Давай, — неуверенно согласилась Ника.

— Кстати, а где твой жених?

— Ушибся, сердешный. С коня упал неудачно, и плашая лежит который день, — вздохнула девушка. — Врач говорит, что поправится... А я ходи тут одна, — теперь послышался её всхлип. — Мы так долго этот бал ждали, планы строили... Родители нас вдвоём не оставляют, вот и думали тут... — Ника запнулась, поняв, что сказала лишнего.

— Что тут друг за дружку подержитесь?

— Ну да, — вздохнула собеседница. — Знаешь, как за нами следят? У-у...

— Смешная ты...

— Почему?! — приготовилась обидеться девушка.

— Просто... Вот слушаю тебя, и свои проблемы забывать стал. Может ещё танец?

— Давай! Но на третий не смей приглашать. Вчера ты задал там жару! Да-а... Знаешь, чего только о вас не говорили?! Хорошо, что никто не понял, кто ты на самом деле...

Бал закончился хорошо. В том смысле, что не плохо. Мы с Никой ещё долго болтали на разные темы, и отвлекались лишь когда её приглашали на танец. Я же ждал прихода сержанта и на других девочек не смотрел. Да и зачем? Натёртая мозоль давала о себе знать. Я про ногу, конечно. Вряд ли посчастливится найти ещё одну замечательную собеседницу. Да и бал скоро закончится. Лучше держаться того, что имеешь... Я про синицу, раз журавль не прилетел.

Беляков пришёл уже к закрытию бала и доложил, что Ханна со всеми сопровождающими уехала сегодня утром в неизвестном направлении. Дал сержанту рубль и отпустил. Потом попрощался с Никой и предложил заходить ежели чего. Их усадьба находится в нескольких днях пути на запад, так что может и свидимся. Вот почему, то пусто, то густо? Почти полгода был один, и сразу с двумя хорошими девушками познакомился.

Нет, если точно знать, что с Ханной больше никогда и нигде не встречусь, то Ника — очень хороший кандидат... Кандидатка. Но у неё любовь-морковь и прочие подростковые мечты. Мне мечты не чужды, поскольку ходить за ручку два года нет желания. Странно мне ранее было читать размышления попаданцев на тему, что вот деваха лет шестнадцати или восемнадцати влюбилась в него, а они такие все правильные типа «Я в прошлой жизни был старым, и после второго шанса и не хочу знаться с красивой и молодой. Мне лучше сорокалетнюю». Глупость же чистой воды, но кто-то верит в эти сказки. На самом деле, многие пожилые не воспринимают себя стариками, и часто думают о себе как о тридцатилетних. Так что после второго шанса никаких слюней «Неужели я — педофил, потому что влюбился в молодую?!» быть не должно по определению.

Ладно, что-то я разошёлся. Видать, пресловутый спермотоксикоз, будь он неладен, и до меня добрался. Держаться больше нету сил... Но надо! Чем там Челентано в «Укрощении строптивого» спасался? Дрова колол? Кто ж мне, будущему императору, это позволит? Ладно, потерплю. Я сильный, я смогу. Наверное...

***

В Муром были посланы не лейб-гвардейцы, а мой личный тайный советник Николай Верёвочкин. Пусть узнает, что там о сопровождающих Ханны слышно. Саму её вряд ли кто запомнил, а вот охрану забыть будет сложно. Вот где такие живут? Я бы по сто двадцать рублей за каждого заплатил. Даже по сто сорок. Не в месяц, конечно, как инженерам в СССР, а одноразово.

Дела пошли потихоньку в гору. Не зря я про аспирин-холлин вспомнил, когда разглядывал платьица модные, через которые можно анатомию женского тела изучать. И Лин, и Белозерский, который решил, что старые обиды мешают делу, сейчас чудо-порошком около двадцати девушек от высокой температуры лечили. Понятно, что мало не брали, раз их родители могли себе позволить дорогие модные платья купить. Теперь лейб-медик начинает смотреть на меня маслеными глазками и первым здоровается, лизоблюд.

Заморские коровки освоились и хотя перешли на зимний корм, но молоко дают исправно. У маленьких молоко на самом деле жирнее, но и некоторые из швейцарских столько сливок выдают, что можно ложкой перекладывать. Управляющие ферм водят ближайших арендаторов посмотреть на надои, на жирность. Те цокают языком и некоторые договариваются о телятах. Не от моих коров, конечно, а от своих, что с моими быками могут быть сведены. Платят за это не так чтобы много, но и то хлеб. Жалование дояркам пока ещё полностью не оправдывается, но о тенденции уже можно говорить. Молочному шоколаду была устроена неплохая реклама на балу. Если бы не проблемы с Ханной, то я бы какие-нибудь акции устроил, но любофф нагрянула, когда её совсем не ждёшь.

Не задалось с сухим молоком. Причина банальна, — нет ёмкостей для его хранения. Те немногочисленные стеклянные банки, что удаётся иногда закупать, погоды не делают. Так что проблема с выплавкой стекла становится всё острее и острее.

Что касается моих знакомых купцов, то с ними знакомство развивается. Вот поехал в банк по делам, а обратно до дворца не долго было добираться, вот и завалился я оголодавшим к Нектарию Николаевичу Бурышину. Тот обрадовался, стал меня наваристыми щами кормить. Домашние его выйти побоялись, но подглядывать не стеснялись.

— Благодарствую, Ваше Высочие, за оказанную милость! — кланялся купец. — Дочери мои все два вечера протанцевали. Одна даже ухажёра нашла из дворян.

Не знаю, чем его дочери на балу крутили, но кое-кого подцепить сумели. Обедневших дворян, наверное, больше некого. Пользы, как мне думается, от этого мало, но мечты о внуках-дворянах уж больно сладки.

— Ну, раз вам, Нектарий Николаевич, это по душе, то и хорошо. Давайте о деле поговорим.

Купец сразу подобрался.

— Мне потребно, чтобы вы составили бумагу, какой лес у нас иностранцы покупают, какими объёмами и по каким ценам. Везут ли они к себе необработанные брёвна или уже брус и доски. Какими путями везут, через Ладогу или Волгу. Весь расклад, короче. Ферштейн?

Брови ожидаемо поползли вверх.

— Это дело не одного дня, Ваше Высочие.

— Я и не тороплю. Хоть месяц информацию собирайте. Даже если не по всем вопросам, а только частично, то и это будет не плохо.

— Позвольте спросить, а с какой целью интересуетесь, принц?

— Имеется у меня задумок много. Вот и смотрю, что в первую очередь делать, а что погодя. Я один, и на всё меня не хватит.

— Так надо знающих и добрых людей в долю брать, — начал советовать купец. — Одному никак в нашем деле.

— Надо, — киваю. — Вот только мне не нужно слишком много помощников, главное, чтобы верные были, ну и умелые.

Собеседник приосанился.

— Так что если вы, Нектарий Николаевич, покажете себя с лучшей стороны, то можно будет и вас к серьёзным делам допускать, — продолжил я.

— Всё будет сделано в лучшем виде.

— Ну и замечательно. Я всё помню, так что лучшие из лучших смогут стать моими доверенными лицами, и мы таких дел наворотим...

Вот теперь купец полностью осознал причину разговора.

— И да, Нектарий Николаевич, — уже в дверях вспомнил я. — Вы же с людьми всякими дела ведёте, ну там с дворянами, купцами, мастеровыми разными... Не забывайте ненавязчиво обо мне в положительном ключе отзываться. Только меру знайте... Народ неискренность за версту чует.

— Не извольте беспокоиться, Ваше Высочие! Всё будет сделано, как для себя...

Зачем мне это? Я про народное мнение? А что в этом плохого, когда о тебе, ещё на трон не вошедшем, начинают хорошо говорить? Про дядьёв моих, Тита и Дмитрия, народ даже плохо не говорит... В том смысле, что будто их и нет вообще. Я же не прошу меня любить. Достаточно, чтобы просто уважали, почитали, ну и побаивались в меру. Как отца родного. А любовь... Нет, преходяще это... Слишком эмоциональная штука эта любовь, — от неё до ненависти один шаг.

Вон, Мария-Антуанетта всю свою жизнь старалась, как говорят, завоевать любовь французской нации. Да и супруг её, Людовик Какой-то-там-по-номеру, тоже хотел народу помочь выбраться из нищеты. И что в итоге? Головы с плеч, и вся любофф. Надо быть жёстким, но справедливым. Кто-то сказал, что признак взросления — это когда в «Трёх мушкетерах» начинаешь болеть за государственника Ришельё, которому мотали нервы четыре алкоголика, три проститутки и чудо в короне.

***

Опять появилась нужда поговорить с императрицей, и причина для этого, конечно же, серьёзная.

— Ваше Императорское Величие, мне потребно отлучиться из столицы.

— Что значит отлучиться? — настороженный взгляд женщины ясно указывал, что я выбрал неудачное время и неудачную формулировку.

— Хочу съездить в Тулу или в Устюжну.

— Простите мой арелатский... А на кой?! — лицо Елены Седьмой не предвещало ничего хорошего.

— Пуркуа бы и не па?

— Нарываетесь, сын...

— Простите, матушка! Мне очень нужны кузнецы. Но те, кого я хотел выписать из Франкии, отказались приезжать в далёкую варварскую страну.

— Так наймите местных. В Муроме, я как-то слышала, их много.

— Их я всегда нанять могу, но мне думается, что лучше брать лучших, чем годами из посредственных делать хороших.

— Допустим. Только мы не понимаем, зачем вам лично ехать в такую даль? Если в Тулу дороги ещё более или менее нормальные зимой, то в эту... Устюжну не на всяких санях добраться можно.

— Я не собираюсь на санях, — вырвалось у меня, о чём я сразу пожалел.

— Верхом на лошадке покататься захотелось? — с металлом в голосе спросила императрица. — После приключений в пограничье возомнили себя ловким... э-э... — женщина пощёлкала пальцами, — джигитом?

— Сие зело важно, матушка, — я провёл ладонью по шее, — вот так важно!

Императрица побледнела, а я ещё раз обругал себя идиотом.

— Вот именно это лихие люди с глупыми путниками делают, — тихо промолвила она.

— Я лейб-гвардию с собой возьму, — прибегнул я к последнему аргументу, хотя и понял, что с него и надо было начинать.

— Нет. Если так уж надо, то посылайте свою роту хоть в Чехию, а вы останетесь с нами.

— Мне что теперь, ближайшие два года за вашу юбку держаться?

— Да как вы смеете... — на глазах у женщины появились слёзы.

— Простите, маменька, — я совсем не был готов к такой реакции.

— Простите, маменька... — передразнила она. — Я тебя рожала, ночами не спала, а ты... ты... в Тулу собрался ехать. Самовар ещё с собой возьми. Не позволю!

Я оторопело наблюдал за сменой настроения императрицы и внезапно подумал: «Мужика бы тебе нормального, чтобы нервы лечить раз в неделю или даже два. Да хоть три, мне не жалко».

В дверь постучали, и вошёл лакей с запиской. Елена Седьмая взяла её, распечатала и стала читать. Щёки её чуть порозовели и она, окинув взглядом гостиную, сказала:

— Сын наш, посидите пока в нашей опочивальне.

Интересно девки пляшут! Чегой-то она? Но делать нечего, попёрся в её спальню. Стою там и к двери ухо приложил, но расслышал лишь глухие голоса. Ладно. Подошёл к бюро императрицы и выдвинул ящичек, в который она ключ у меня отобранный положила. Ага, вот он! Ключ перекочевал в карман. Ящичек закрыл и давай шаги от стены до стены считать, как Эдмон Дантес в своей камере. Но недолго я изображал из себя узника замка Иф. Дверь открылась и вошла Елена Седьмая.

— Сын наш, мы сейчас будем зело заняты, так что ступайте пока.

С этими словами она подошла к бюро, отодвинула тот же ящичек, в котором я только что копался, поводила рукой, вытащив ключ, открыла им потайную дверь на лестницу.

— Ступайте, — повторила она. — Завтра увидимся. И да, не забудьте внизу убедиться, что дверь затворена.

Я спустился, и выйдя в нишу, которая была отделена от коридора висящим гобеленом, плотно закрыл дверь. Ну и что это было? И откуда у императрицы два ключа? Ладно, надо быстро сделать дубликат и вернуть ключ в бюро. Вот только кто и где сделает мне копию? Кузнеца, что на конюшне и попрошу...

Кузнец посмотрел на меня с сомнением:

— Ваше вашество! Сделать запасный ключ никак нельзя. Да и не кую я здесь ничего. Только подковы ставлю, да железки какие гну.

— Почему нельзя?

— Министром двора запрещено, в целях... этой... безопасности.

— В городе кто может сделать? — с отчаянием спросил я.

— Да много кто. На Кузнечной улице любой сможет, но это далече. Ежели желаете побыстрее, то на Цветочной улице близ алтаря Гефеста находится лавка некоего Власа, он может помочь, но сразу предупреждаю, барин, лучше ступайте к кузнецам...

Ну, раз говорят, что куда-то соваться не надо, то туда мне и дорога. Иду к казарме лейб-гвардейцев и даю им некоторым особо надёжным десять минут на то, чтобы переоделись в цивильное. Они уже не удивляются, зачем понадобились, и быстренько выходят в гражданском. Знают, хитрованы, что будет им по рублю на пиво. Почему пиво? Водку я им запрещаю на службе пить. Вот такой я тиран... да. Императрица всё-таки была права.

На Цветочной улице я, оказывается, и не был никогда, поскольку не очень она большая, да и около ворот находится, вот мимо и проскакивал постоянно. Алтарь Гефеста нашёлся быстро. Покосившимся грязноватым камнем он оказался. Ну раз уж заметил я это,, то почему на него из фляги с вином несколько капель не сбрызнуть и пыль не протереть? Думал, гвардейцы мои поморщатся, что дорогой алкоголь почём зря извожу. Нет, согласно кивают. Странно.

На лавку Власа мне указали сразу. Правда, когда я развернулся и направился к ней, то горожанин мне в спину что-то забубнил нехорошее. Да и пофиг, — мне дубликат ключа надо быстро сделать, и вернуться. Наказал охране в сторонке постоять, но на всякий случай, поглядывать во все стороны и прислушиваться к тому, что в лавке будет твориться. Вхожу. Сидит жирный боров. Хозяин, то есть. Его бицепс в обхвате, как моя голова. Показываю ключ и спрашиваю:

— Сколько такой же стоить будет?

— Рубль, — отвечает.

Я чуть не задохнулся.

— Да за рубль некоторые полмесяца работают.

— Так чего припёрся тогда? Иди туда, где сделают дешевле.

— Двадцать копеек, — говорю и приготовился уже полтину дать.

— Рубль.

— Сорок копеек.

— Рубль, или иди отсюда.

Пришлось согласиться, ну не тратить же мне ещё час на поиск кузнеца. Взял мужик ключ, осмотрел. Поцокал языком и в тиски, которые тут же были, зажал. Инструментиком начал водить туда-сюда, а я пока стал разглядывать то, что в лавке продаётся. Смотрю и не понимаю, что это за место вообще. Влас дело закончил и подаёт обратно два ключа. Ничего себе! Да станок по изготовлению ключей будет дольше работать.

— А что здесь вообще продаётся? — спрашиваю. — Вот смотрю и понять не могу.

— Тебе, паря, что за интерес?

— Да любопытный я. Хочу всё знать.

— Слыхал, что любопытной Варваре все ухи повырывали?

— Слыхал, — киваю. — Только у меня имеются такие, кто тоже может руки-ноги пообломать.

— И где же они? — с насмешкой спрашивает хозяин лавки.

— Да вон, на улице стоят, чтобы мне в лавке тесно не было.

Мужик усмехнулся, подошёл к двери и на улицу выглянул. Хмыкнул и на своё место вернулся.

— Пообломать могут, да, — согласился. — Супротив меня, конечно, они как плотник против столяра, но тоже неплохи. Что же ты сразу не сказал, паря, что ты из наших?

— Не сказал, потому что болтливый язык отрубают вместе с головой.

— Хорошо сказал! Надо будет запомнить. Тогда поведай мне, кого из наших ты знаешь...

Я сразу понял, что это проверка, но даже если захочу уйти, то в спину прилетит что-нибудь острое и металлическое. Тем временем Влас стал перечислять:

— Ефим Соловей? Лев Кисель?

Отрицательно мотаю головой и ощущаю вставшие колом волосы в подмышках.

— Макс Галка?

— Который шутить любит? — кинулся я в омут головой.

— Дошутится когда-нибудь, — зло ответил Влас. — В африканскую колонию сошлют анекдоты рассказывать идомеям ... Филипп Коркин? — продолжилась проверка.

— Модник? — поставил я на «белое».

— Пижон, — сплюнул мужчина. — Бабские тряпки любит... Мойша Меченый?

— Михаил Горбачёв? — переспросил я интуитивно.

— Ну да, Горбач, — улыбнулся хозяин лавки, и я мысленно перекрестился. — Только ты поосторожнее с ним, поговаривают, что иногда подельников он страже сдаёт... Хорошо, идём, покажу настоящий товар, — и занавесочку одёргивает, приглашая внутрь.