В хлопотах время летит быстро. Я и оглянуться не успел, как наступил конец месяца, и подошёл день созыва Государственного Совета. Как и в прошлый раз, когда обсуждалось предложение поляндского короля, для проведения была отведена Малая зала дворца, поскольку всех министров и главных жрецов, их товарищей и обслуживающего персонала рабочий кабинет императрицы ну никак не вместит.
Присутствовали и родственнички — мои дядья. Хотя они и не имели никаких государственных постов, но как второй и третий наследники могли находиться на любом заседании Совета. С Титом Прокопьевичем я встречался совсем недавно, почти перед самым Новым годом, а вот Дмитрия Прокопьевича видел лишь на юбилейном балу, когда познакомился с Ханной. Оба принца важно, не торопясь бродили по зале, приветливо всем улыбаясь, привлекая взгляды всех министров.
— Чего-то они припёрлись? — не удержался я от вопроса, наблюдая за этой клоунадой.
— Принц! — укоризненно покачала головой маман. — Постыдитесь! Они же ваши ближайшие родственники и имеют право здесь присутствовать.
Перед началом данного мероприятия, как водится, были проведены жертвоприношения и прочие сопутствующие религиозные действа. Главные жрецы знали, конечно же, о предстоящем обсуждении и недобро косились в мою сторону. Я же старался выглядеть беззаботным. Да и нетрудно это было делать, поскольку Малую залу охраняли мои лейб-гвардейцы. Как говорится, бережённого… Вот я и старался предусмотреть все возможные неприятные моменты, каждый день по два раза вызывая на доклад Верёвкина.
Наконец, все члены Государственного Совета заняли свои места. Я уселся по правую руку Елены Седьмой, хотя ранее на подобном мероприятии это место мне никто не предлагал.
— Господа! — по давней традиции заседание вступительной речью открыла императрица, продолжая сидеть в кресле. — Сегодня мы обсуждаем два вопроса, предложенные наследным принцем. А именно — изменение состава Государственного Совета и создание нового ведомства. Основаниями для этого послужили неудовлетворительное состояние дел в Империи и довольно низкое религиозное рвение наших подданных. Мы уверены, что никто не будет отрицать сие, и каждый может высказать своё мнение в процессе обсуждения.
Присутствующие министры и приравненные к ним чиновники поднялись, и поклонились.
— Господа! — мне, как любому взявшему слово на Государственном Совете, пришлось встать. — Наблюдая за состоянием умов жителей Империи, я пришёл к неутешительному выводу, — почти все они страшно далеки от богопочитания. Большинство храмов находятся в удручающем состоянии. Жрецы манкируют своими прямыми обязанностями. Жертвенники не видать за зарослями бурьяна, а к которым ещё можно подойти, покосились и покрылись грязью. Наша Империя с давних времён претендовала на статус наиболее богобоязненного государства, но я вынужден сказать, что сейчас мы одни из наиболее безразличных к богам.
Я перевёл дыхание и продолжил:
— Будучи недавно в Хазарии, не мог не признать повсеместную религиозность кочевников. Они обращаются к жрецам своего культа по любым относительно значимым вопросам. Их священники уважаемы и никто не проходит мимо, не поклонившись им. Как это разительно отличается от нашей действительности!..
Я продолжал вещать и попутно наблюдал за лицами присутствующих. Кто-то недовольно кривился, другие — согласно кивали, но было немало и безразличных. Лишь жрецы сидели с красными лицами и, как мне показалось, что-то бубнили себе под нос.
— …Посему, я предлагаю оставить в Совете лишь одного главного жреца, который от имени всех священников, начнёт заботиться о религиозной жизни во всей Империи. Он будет приравнен по статусу к министрам, хотя и станет руководить лишь ведомством. Отныне храмы не будут получать обычную денежную помощь из казны. Сколько монет и иных средств принесут люди, столько храмы и будут расходовать. Кто не хочет трудиться на благо своего храма, тот и не ешь! Если первосвященник решит, что богатые храмы могут поделиться с бедными, то это богоугодное дело. Само государство не будет вникать в данные дела. Конечно, в случаях непредвиденных бед и катастроф из казны поступит необходимое вспомоществование, но не более суммы, выделенной новообразованным религиозным ведомством…
Наступили дебаты. Понятно, что все без исключения главные жрецы выражали полное несогласие с моими доводами и рисовали радужные картины религиозной жизни Империи. Но последующие выступающие, часто соглашались со мной, видя необходимость в предложенных преобразованиях. Кое-кто даже предлагал своё видение разрешения проблемы, и ответственный секретарь еле поспевал вести протокол.
Через три часа, когда присутствующие высказались и окончательно определились с позицией, наступило голосование. Если бы не пункт, не допускающий к голосованию как инициатора нововведения, так и тех, на ком они должны непосредственно негативно или позитивно отразиться, то положенных двух третей моё предложение никогда бы не набрало, поскольку главных жрецов очень много. Забавно было наблюдать, как все они сделали вид, что не помнят о данном требовании и настолько энергично приготовились голосовать, что пришлось вмешаться императрице, дабы привести их в чувство.
И вот тут случилось то, что к чему я не был готов, — голоса сложились так, что хотя шестьдесят процентов министров оказались на моей стороне (спасибо Верёвкину за их вразумление!), но не хватило совсем чуть-чуть для победы.
Я, вероятно, побледнел, поскольку почувствовал, как похолодели руки, а внутри всё опустилось.
— Согласно регламенту, — неожиданно подал голос Тит Прокопьевич, — второй и третий наследники имеют право неполных голосов. Странно, что главный секретарь, руководящий сим мероприятием, позабыл спросить о наших мнениях.
Главные жрецы прекратили кудахтать и оторопело посмотрели на принцев крови. Вероятно, мои дядья очень редко посещали Государственный Совет, и произошла вот такая непредвиденная накладка.
— Ваше Императорское Высочие, — наконец подал голос главный секретарь, — как вы желаете распорядиться своим неполным голосом?
— Я отдаю его за высказанное моим племянником предложение! — эти слова гулом отразились от стен и потолка Малой залы.
И тут же взоры всех присутствующих обратились к Дмитрию Прокопьевичу. Оно и понятно… Если он проголосует против или воздержится, то моё предложение будет отклонено.
Дядька встал и полной тишине раздался его ответ:
— Я тоже отдаю свой голос за выдвинутое предложение!..
Скорее всего, моральные силы присутствующих были истощены от неожиданных и продолжительных дебатов, поскольку моё предложение о создании Счётной палаты не встретило почти никаких возражений и так же было принято.
— Выношу окончательный итог по результату голосования Государственного Совета по выдвинутому предложению Его Императорского Высочия наследного принца Юлия Прокопьевича о лишении всех главных жрецов статуса чиновников, приравненных к министрам Империи, и о создании Религиозного ведомства с первосвященником в качестве руководителя: предложение принято! Так же принято предложение о создании Счётной палаты! Текущее заседание Государственного Совета объявляется закрытым!
Я не удержался и шумно выдохнул. Ай, да дядья! Вот молодцы!
— Поздравляю, принц… — без особой радости произнесла Елена Седьмая, когда мы оказались в отдалении от всех. — Удивили нас родственники, удивили… Интересно, какие преференции теперь они потребуют за данную помощь?
— Преференции? — переспросил я, еще не особенно хорошо соображая.
— А как вы думаете?! Конечно, захотят и не мало. Или вы готовы отказаться от их голосов?
— Нет, конечно… — замямлил я.
— Ну, и хорошо, — ответила родительница моего тела и пошла к дверям.
Я продолжал стоять в раздумьях и лишь краем глаза заметил, что дядья направились вслед за императрицей. Мдя… Плохой знак. Даже не подошли ко мне с поздравлениями. Видимо, невысокого они мнения о своём племяннике. Интересно, они предполагали, что так всё обернётся с результатами голосования, или это был экспромт? Ладно, главное — сделано важное дело, ну а возможная цена за него… Надеюсь, она не превысит разумные пределы.
***
Местные свадебные обычаи довольно просты. Нет никакого многочасового стояния с венцами над головами. Жених и невеста вместе со свидетелями, родителями и ближайшими родственниками приходят в храм Геры, и приносят бескровные жертвы. Жрецы, — их несколько, если брачующиеся (ужасное слово!) имеют высокий статус, — читают непродолжительные молитвы и благословляют молодых. На всё уходит не более трети часа.
Дальнейший пир не является обязательным, но дворяне от него, как правило, не отказываются. В сельской местности на подобные попойки зовутся все более или менее важные соседи. В городе ограничиваются малым кругом общения. Интересным обычаем является неотлучное пребывание свидетелей рядом с новобрачными вплоть до их первого соития.
Поскольку у князя и бывшей фрейлины своих домов в столице нет, то пришлось идти в Министерство двора. Граф Аврелий Дибич не стал долго думать и предложил довольно большую комнату, могущую вместить на день, как родню невесты, так и обитателей дворца, пожелавших вдруг поприсутствовать на торжестве. Пригласили и меня. Да иначе не могло и быть.
Я, конечно, был рад подобным изменениям в жизни графа Шаликова, но вряд ли потащился бы к нему в имение только ради многочасового сидения за праздничным столом. Вот ради Ханны поехал бы. К счастью, Ника не только выздоровела, но и смогла набраться сил, благодаря чему обе девушки оказались в столице. Теперь можно было показать им не только украшенные галереи второго этажа, но и весь дворец, не боясь быть спрошенным императрицей, что за девушек я с собой таскаю по лестницам и коридорам.
При посещении храма Геры ничего почти особенного не запомнил из-за краткости самой процедуры. Положили на жертвенник овощи-фрукты и помолились. Я делал это со всей аккуратностью, помня о стервозном характере богини. Ну, а затем начался пир. Родственники Вольги Кирилловны поначалу вели себя достаточно скромно, как и полагается провинциалам, редко бывающим как в столице, так и во дворце. Но через пару часов вино всем ударило в голову, и почти каждый начал громко разговаривать и безудержно веселиться. К счастью, здесь не принято бить друг-другу физиономии. Видимо, это идёт с тех времён, когда к божествам относились с трепетом и боялись таким образом навлечь гнев властной богини.
Ника хоть и выглядела бледной, но держалась хорошо, тем более, что на неё были обращены многочисленные взгляды мужчин, родственников невесты. Ханна же, ввиду своего небольшого статуса дальней родни жениха, сидела за столом почти никем не замеченной, о чём нисколько не беспокоилась. Впрочем, я находился около князя и не мог долго разговаривать с хазарочкой. Даже часто смотреть на неё опасался, поскольку привлекал к себе огромное внимание, а сплетни мне не нужны.
Пётр Ипполитович, как виновник торжества, светился от радости и на всех смотрел, как на лучших друзей. Невеста, одетая в красное платье, выглядела прелестно. Я лишь предположил, сколько времени ушло только на её причёску, и порадовался, что родился мужчиной. Отец и мать Вольги всем своим видом старались показать родственникам, что не только не желали своей дочери другой участи, но и сыграли главные роли во всех делах, приведших к браку. Те им верили.
Примерно на четвёртом часу пирушки пришёл лакей с запиской. Оказалось, что императрица хочет видеть меня. Ну да, нашла время!..
— Принц, — начала Елена Седьмая, без вводных общих слов, — Тит и Дмитрий Прокопьевичи пожелали наконец выдвинуть свою кандидатуру на пост руководителя Религиозного ведомства.
— Первосвященника? Интересно. И кто это?
— Жрец какого-то храма, — небрежно ответила маман. — Мы о нём никогда не слыхивали. Даже имя не запомнили. Но вам придётся согласиться, ибо…
— Я согласен. У меня, конечно, были свои кандидатуры, но сие непринципиально.
Императрица улыбнулась.
— Мы нисколько в вашем благоразумии… А теперь, принц, оставьте нас, — небрежный жест кистью руки указал мне на дверь.
«С Верёвкина стружку сниму, если он не найдёт причину подобного ко мне отношения!» — подумал я, проходя через приёмную.
Возвращаться к свадебному столу расхотелось, а Ника и Ханна никак не смогли бы надолго уйти оттуда, не став объектами пьяных пересудов. Так что я разочарованно отправился в свои покои. Ладно, в следующий раз с девушками наговорюсь.
***
— Геласий Евсеевич, — я обратился к министру внутренних дел, когда тот закончил меня поздравлять с недавним принятием Государственного совета моего предложения. — Давеча повстречался мне некий попрошайка, и я решил дать ему монетку.
— Да, Ваше Высочие, бедняков и даже нищих в государстве хватает.
— Разговорился я с ним, и он поведал, что уже и не помнит, где родился. Вот и захотелось мне узнать, каков порядок учёта людей в Империи.
— Хм… Примерно каждые лет двадцать специальные учётчики опрашивают старост в сельских поселениях, а те рассказывают, сколько земледельцев с детьми проживают у них, и сколько каждому лет. Во всех городах учётчики ходят от дома к дому и опрашивают непосредственно их владельцев или самих жильцов. Эти сведения, называемые сказками, записывают, и передают в губернские правления. На основании этих сказок подсчитывается население, и становится понятно, сколько налоговых поступлений ожидать.
— Ага… Понятно… А если человек уйдёт из города и будет бродить по Империи, то он и налоги не платит, и в армии не служит?
— Так, Ваше Высочие, — печально произнёс князь Духовской. — Именно поэтому налогов всегда поступает меньше, чем ожидается. Многие люди уходят на украины, где государственный контроль зело слаб.
— Получается, что человек может спокойно проживать в глуши, и пользы Империи от него нет?
— К сожалению, именно так, — ещё раз согласился министр, не понимая, к чему я клоню. — Их с какого-то давнего времени даже выискивать было запрещено, поскольку затраты на сие превышают будущие налоги. Да и таковой может запросто убежать в другое место, и снова его ищи-свищи.
— Поддержите ли вы, Геласий Евсеевич, введение мер по уменьшению количества подобных уклонистов?
— По уменьшению? Да… Но свободных людей на сие нет.
Глаза князя забегали, и я начал догадываться, то он опасается возложения на своё министерство дополнительных обязанностей.
— Я предлагаю, — начал я как бы размышлять вслух, — создать учётное ведомство, в которое старосты поселений будут передавать сказки раз в пять лет. Городских жителей следует обязать самим являться к чиновникам этого нового ведомства и отчитываться, кто родился, кто женился, кто умер. За несвоевременную подачу подобных сведений — денежный штраф. При вторичном нарушении будет полагаться тюремный срок или принудительные работы.
— Где же найти столько грамотных людей, кои смогут работать в этом ведомстве?
— Вот и по этой причине я раздумываю насчёт издания указа об общедоступных школах. Мне одному предусмотреть все тонкости подобного дела сложно, вот задумка и стопорится. Но рано или поздно подобные школы откроются. Люди сами поймут, что грамотным стать намного лучше, чем влачить прежнее существование.
— Простите, принц, но как эти школы и введение упомянутого учётного ведомства помогут находить людей и обязывать их платить налоги? — взгляд министра выражал заинтересованность.
— Если кто-то захочет сменить место жительства, то он идёт к чиновнику того учётного ведомства и получает документ в котором записано имя, возраст, особые приметы и место жительства. Эти сведения будут браться из сказок. Если переезжает целая семья, то будет выдаваться общая на всех бумага. Её, к примеру, можно назвать паспортом.
— И что дальше, Ваше Высочие?
— По прибытию данный паспорт передаётся представителю учётного ведомства. Сразу станет ясно, как давно человек нигде не жил, не платил налоги и прочее.
— Задумка интересная… — протянул министр, ожидая дальнейшие разъяснения.
— Если кто-то не сможет показать сведения о себе, то он может и разбойником быть, в лесах проживающим.
–Та-а-к… — всё более заинтересованным тоном отреагировал князь Духовской. — И?
— А с разбойниками разговор короткий. В данном случае, можно отправлять на каторжные работы, дабы людям просто вредно стало проживать без документов или записей в учётном ведомстве. Назовём его паспортным столом.
— На сие много времени понадобится.
— Пусть. Люди об этом заранее узнают и сведения о себе побегут подавать. Ну, а кто сие не сделает, то может пенять сам на себя, поскольку попытки оправдаться в расчёт приниматься не будут. Смысл этой задумки не карать, а навести порядок в государстве, но отлынивающие от учёта будут наказываться. Пусть подневольно работают на пользу Империи, раз не хотят налоги платить.
— Надо будет тщательно подумать над всем этим, Ваше Высочие, — улыбнувшись, ответил министр, поняв, что под предлагаемое новшество можно будет запросить немаую сумму.
— Надеюсь, Геласий Евсеевич, что у вас найдутся подчинённые, могущие что-то дополнить к сказанному мною. Я, как уже неоднократно говорил, не могу предугадать все мелочи.
— Не беспокойтесь, Ваше Высочие! В моём министерстве много светлых голов, — ещё шире разулыбался министр…
Опять всё упирается в необходимость всеобщего образования. Ну, и как воплотить данную идею? Вроде бы логичным представляется открывать классы и принимать всех желающих, как это делается в моей лейб-гвардии. Но думаю, что в масштабах Империи правильнее начать обучать тех, кто впоследствии станет преподавать грамотность другим. Тогда дело пойдёт намного быстрее. Инициативных учителей можно будет впоследствии отправлять в города, где они начнут организовать обучение. Да, таковым придётся платить зарплату от государства, но иначе никак.
Раз сам я не могу разорваться, то придётся опять выступать на Совете с предложением о создании если не Министерства просвещения, то чего-то подобного, пусть и в меньших размерах. Подозреваю, что меня многие не поймут. Ничего, возьму в союзники князя Духовского, согласного с тем, что затея с паспортными столами потребует множество грамотных сотрудников. Конечно, даже через пару лет таковых будет сложно найти, но уже лет через пять — вполне возможно. Он-то сумеет втолковать своим коллегам, что идея о грамотном населении далеко не блажь.
Кстати, надо будет подумать о том, чтобы будущих учителей искать среди и уральцев. Их женщины очень инициативны и немало ухватится за возможность проявить себя на таком поприще. Пусть начнут преподавать у себя на Урале, а далее видно будет. В любом случае это дело не на одно-два десятилетия.