Сатира и юмор: Стихи, рассказы, басни, фельетоны, эпиграммы болгарских писателей

ЗАМШЕВЫЙ ПИДЖАК

С чего начались неприятности в жизни Ивана Антонова? Иван купил замшевый пиджак модного покроя и приятного коричневого цвета — цвета жареных кофейных зерен, но у пиджака оказался существенный дефект — на плохо обработанной коже кое-где торчали шерстинки. Торчали они и на рукавах, и на спине, и на отворотах. Не бог весть какие длинные — сантиметра по три-четыре, и все же неприятно — модный, элегантный пиджак, и вдруг какие-то шерстинки…

Он попытался срезать их ножницами, но они почему-то не поддавались, топорщились, подстригались неровно, словом, ничего из этой затеи не вышло.

Тогда кто-то из приятелей посоветовал ему пойти в парикмахерскую и подстричь пиджак машинкой. Машинкой должно выйти лучше, чем ножницами, и главное — ровнее, не то что теперь — одни шерстинки выше, другие ниже. Поколебавшись, Иван Антонов надел пиджак и отправился в парикмахерскую. Очень уж ему надоели насмешливые взгляды, которыми люди окидывали его волосатый пиджак.

— Что будем делать? — спросил парикмахер.

— Подстригите, пожалуйста, — ответил Иван. — Покороче.

— Но вы подстрижены! — с изумлением отозвался парикмахер, глядя на идеально обработанный затылок Ивана Антонова.

— Да нет, не меня, — сказал Иван. — Я хотел бы подстричь пиджак.

— Что, что? — не доверяя собственному слуху, переспросил парикмахер.

— Подстричь пиджак, — повторил Иван Антонов. Парикмахер окинул его взглядом с ног до головы.

— Подстричь пиджак? Покороче?!?

— Покороче, — сказал Иван. — Чтоб шерстинки не торчали.

— Так. А укладочку не желаете?

— Спасибо, — сказал Иван, — не надо.

— А может быть, масляную маску? — еле сдерживая ярость, продолжал парикмахер. — Для укрепления волос?

— Нет, что вы, что вы, — шептал клиент краснея, — не нужно. Совсем даже не нужно — наоборот.

— Так может быть, тогда завьем? — уже кричал парикмахер. — Водные процедуры, холодную завивку? Не желаете?!

Бритва вздрагивала у него в руке. Еще никогда и никто над ним так не измывался.

— Послушайте, — сказал Иван. — Я не понимаю, почему вы так кричите. Я только попросил вас подстричь пиджак. Покороче. Вот и все.

И тут парикмахер понял. Псих. Перед ним — псих, в этом все дело. Видно, сбежал из сумасшедшего дома.

— Минуточку, — сказал он и ринулся к заведующему.

Они пошептались, заведующий кивнул, и они подошли к клиенту.

— Послушайте, голубчик, — сказал заведующий. — Мы знаем, откуда вы. Но мы вам сочувствуем, так что уходите по-хорошему, пока не поздно. Мы не будем вызывать «скорую помощь».

— То есть как? — спросил Иван. — Что происходит?..

— Бегите, бегите, — шептал заведующий. — Народу здесь много, кто-нибудь еще усомнится, и вас снова засадят.

И заведующий, обняв Ивана за плечи, подвел его к дверям и вытолкнул на улицу.

Иван постоял немного в полной растерянности, потом сообразил, что его приняли за сумасшедшего, и покатился со смеху.

Рассказ Ивана Антонова об этом приключении немало позабавил его приятелей, все долго смеялись, но один из них сказал, что в парикмахерскую нечего было и ходить.

— Все очень просто, — сказал он. — В деревне сейчас как раз стригут овец. Поезжай в какую-нибудь деревню и обстриги свой пиджак. Сунешь трешку мужику, который занимается стрижкой, раз-два, и все в порядке.

— Да ты что! — сказал Иван Антонов. — Еще в деревню тащиться. Об этом и речи быть не может!

В это время к их столику подошла Камелия. Все кинулись искать для нее стул, нашли, она села, прищурила свои прекрасные, черные, как черешни, глаза и сказала:

— Добрый день, Иван. У тебя что, пиджак из ежовых шкурок?

— Почему из ежовых? — сказал Иван. — Нормальный пиджак.

— А-а, — кивнула головой Камелия. — Нормальный, говоришь. Да я ничего, материя какая-то интересная.

И она заговорила о выставке киноплаката.

На другой день Иван Антонов уже сидел в междугороднем автобусе.

В деревне, где он сошел с автобуса, его послали на хозяйственный двор. Иван подошел к человеку, занятому стрижкой овец, посмотрел немного, как падает светлая овечья шерсть, и сказал:

— Добрый день. Ну как, идет работа?

— А куда ей деваться? — ответил крестьянин.

Иван, смущаясь, принялся объяснять ему, что вот, мол, он купил пиджак, а на нем шерсть осталась, так нельзя ли было бы подстричь…

— Чего ж не постричь, — сказал крестьянин, когда Иван умолк. — Проведем как частную овцу. Наши-то овцы, кооперативные, все до единой на счету. И тот вон, в канцелярии, сидит и галочки ставит. До всего ему дело, начнет спрашивать — почему пиджак, какой пиджак…

— Хорошо, — согласился Иван. — Проводи как частную овцу.

В это время очередная овца, остриженная и жалкая, вырвалась из рук крестьянина и медленно поплелась к своим остриженным сестрам.

— Давай следующую! — раздался голос из открытой двери канцелярии.

— Снимай пиджак, — шепнул крестьянин.

Иван смотрел, как исчезают шерстинки с рукавов пиджака, и представлял себе широко распахнутые глаза цвета черешни, глаза, в которых сияла любовь. Он представлял себе Камелию в белом платье — словно цветущее деревце в прозрачном воздухе весны.

— Готово, — сказал крестьянин, выпрямляясь. — Дико-о, эту не засчитывай, эта частная.

— Чья это еще частная? — отозвался невидимый Дико. — Пусть зайдет, покажется.

Крестьянин подтолкнул Ивана к канцелярии и подмигнул.

— Это у вас частная овца? — строго спросил Дико, разглядывая Ивана. — Паспорт, пожалуйста.

Иван протянул свой паспорт. Дико внимательно осмотрел каждую его страницу, проверил на свет водяные знаки и наконец сказал:

— Что-то вы на фотографии не похожи. Паспорт ваш?

— Мой, конечно, — засмеялся Иван. — Просто я был тогда моложе.

Дико записал имя и адрес Ивана в какую-то тетрадь и спросил:

— Значит, вы архитектор? И держите овцу?

— Держу, — виноватым тоном ответил Иван. — Хобби.

— Где ж вы ее держите? — заинтересовался Дико. — Прямо в квартире?

— В квартире, — ответил Иван. — В гардеробе.

— В гардеробе? — удивился Дико. — Неужели овца станет жить в шкафу?

— А куда ей деться? Живет.

Дико вернул Ивану паспорт и велел крестьянину снова браться за стрижку, потому что работы еще невпроворот.

А Иван Антонов вернулся в город, пиджак его был в полном порядке, на улицах бушевала весна, а Камелия больше не щурилась насмешливо и не переводила разговор на выставку киноплаката.

Но в один прекрасный день Иван Антонов получил повестку из налогового управления. Текст ее гласил: «Вам надлежит явиться для уплаты налога с принадлежащей вам овцы шерстью или молоком по вашему выбору. В случае неявки в трехдневный срок вы будете отвечать по всей строгости закона».

Иван к этому времени успел почти уже забыть про свою поездку в деревню, но в налоговое управление все-таки пошел и рассказал там всю историю, объяснив, что имеет место недоразумение, никакой овцы у него нет.

Служащий, выслушав его, усмехнулся.

— Иван Киров Антонов, улица Леге, дом номер три?

— Я самый.

— Месяц назад вы стригли свою частную овцу. Вводить государственные органы в заблуждение не рекомендуется.

— Но послушайте, — взмолился Иван, — у меня нет никакой овцы. Я стриг пиджак. Замшевый пиджак.

И он во второй раз рассказал историю с пиджаком. Служащий снисходительно улыбнулся и попросил не делать из него идиота. И не скрывать факт наличия овцы. От закона ее все равно не укрыть.

— Но у меня нет овцы. Была бы, я бы не отпирался. Поверьте же мне. Это был пиджак.

— Вот что, товарищ Антонов, — холодно сказал служащий. — Ваши заверения к делу не подошьешь. По документам у вас есть овца, и вы обязаны платить налог. Если каждый начнет укрывать принадлежащее ему животное, до чего мы дойдем? И не отнимайте у меня время. Не уплатите налог в течение трех дней — штраф.

Окошечко захлопнулось. Иван постоял перед закрытым окошком, поразмышлял, а потом сел на автобус и отправился в знакомую деревню. В канцелярии Дико выслушал его, попросил у него паспорт, проверил его так же тщательно, как в первый раз, достал свою тетрадку и сказал:

— Иван Киров Антонов, архитектор, стрижка частной овцы двадцать третьего марта. Не пиджака, а овцы. Так записано в документах.

— Да поверьте же мне, — настаивал Иван, — это же просто смешно. Я стриг пиджак.

— А гардероб? — спросил Дико. — В графе «Примечания» записано: «Держит в гардеробе». У меня все по документам, не подкопаешься!

— А тот, кто стриг, где? Он знает, что это был пиджак.

— Он вышел на пенсию и уехал к сыну, куда-то в Родопы.

— Но это невозможно, — сказал Иван Антонов. — Это ошибка. У вас неправильно записано.

— У нас ошибок не бывает, — сказал Дико. — Придется вам платить налог. Ничего не поделаешь — раз держите овцу…

— Но я не держу!!! Никакой овцы у меня нет!

— Может, и нет. Но по документам есть. Значит, будете платить.

— В конце концов, человеку вы верите или документам? — закричал Иван.

— Документам, — ответил Дико.

Иван Антонов вернулся в город с твердым намерением не сдаваться. Он еще много раз ходил в налоговое управление, описывал, как все произошло, приводил свидетелей, показывал пиджак, добывал всяческие бумажки, справки, характеристики. Объяснял налоговым служащим, что это полная нелепица и что дело не в налоге, а в его принципах, в его убеждении, что человек сильнее документа.

И все это время Иван не мог поверить в реальность того, что с ним происходит.

Долго боролся Иван Антонов.

И вот настал день, когда он спросил друзей, не знают ли они, где продаются доильные аппараты. Вручную доить, мол, стало трудно. Друзья посмеялись, оценив шутку, но когда на другой день они зашли к Ивану, то застали его с эмалированным ведром в руке и засученными рукавами.

Он доил пиджак, напевая себе под нос какую-то песенку…

По воскресеньям Иван Антонов пасет свой пиджак на лугах близ Софии. Пасет подолгу, до самого заката, а потом ведет его домой. Проходят люди, случается, угостят его сигаретой, иногда появляется и Камелия, смотрит на него грустными глазами, черными, как спелая черешня, потом поворачивается и уходит.

Уходит и Иван Антонов, и луг остается пустой.

Пустой луг, над которым догорает длинный, бесконечный воскресный вечер.

Перевод Н. Глен.

Тодор Динов.

Рвать цветы запрещается. 1964.

ЖИЗНЬ ХОТЬ И КОРОТКА…

Жизнь хоть и коротка, но полна случайностей.

Только человек вообразит, что он — высшее творение природы, венец ее нескончаемых усилий, что разум его не знает границ и способен преодолеть любые препятствия, как вдруг — что-то случается.

У архитектора Стилянова оторвалась пуговица.

Он подхватил брюки, норовившие съехать — они, правда, застегивались на молнию, но держались, в сущности, на этой пуговице, — и огляделся по сторонам. Вокруг, насколько хватало глаз, — корпуса, корпуса, корпуса нового микрорайона. А в карманах — ровно ничего, что могло бы заменить пуговицу, отскочившую куда-то в грязь.

Архитектор Стилянов, сделав попытку отнестись к этому происшествию как интеллигентный человек, осознал, что у него нет иного выхода, кроме как держать брюки обеими руками, и решил постараться быть выше этого.

«Человек на Луну полетел, — сказал он себе с иронией, — как-нибудь справимся и с этой ситуацией».

Мысли его шли в верном направлении, ибо, побродив с полчаса среди однообразных корпусов, он наткнулся наконец на большую стеклянную витрину, над которой виднелась вывеска:

«Ну вот, — обрадовался Стилянов. — Я же знал, что безвыходных положений не бывает».

И переступил порог.

В помещении ателье сидел задумчивый человек и невидящим взглядом смотрел на разложенные перед ним инструменты. Швейные машинки молчали, вокруг были разбросаны наперстки и разноцветные портновские метры.

— Разрешите задать вопрос? — весело сказал Стилянов, сознавая весь комизм своего положения. — На моих брюках вдруг…

— С вопросами — в стол справок, — сказал человек. Архитектор огляделся, но никакого стола не обнаружил.

— Извините, но где он? Может быть, в другом помещении?

— Это я, — сказал человек. — Спрашивайте.

Стилянов решил пренебречь этой маленькой странностью в поведении задумчивого человека.

— Нельзя ли пришить пуговицу? — сказал он, мотнув головой в нужную сторону. — Оторвалась в самом неудобном месте. А молния без пуговицы не держит.

— Мы работаем только на материалах клиента, — ответил человек.

— Что значит на материалах клиента? — спросил Стилянов. — Как это понимать?

— Пуговица клиента. Иголка клиента. Нитки клиента, — лаконично ответил человек.

— Нитки клиента?!? — воскликнул Стилянов.

— И бритва, чтобы отрезать нитку, — добавил человек. — Я забыл сказать про бритву.

Стилянов улыбнулся.

— Да будь у меня все это, я бы сам пришил пуговицу, — сказал он. — Не бог весть какая философия…

— Ну так и пришейте, — сказал человек, — раз она не бог весть какая…

— Но позвольте, — сказал Стилянов, — как же так, вы, наверное, шутите, что значит «бритва клиента»…

Человек снисходительно улыбнулся.

— Специализированное ателье, — объяснил он. — Мы специализируемся только на услугах.

И он снова впал в задумчивость.

Архитектор Стилянов попытался было объяснить, что такая специализация бессмысленна, но что-то в облике этого человека, быть может, его глубокая задумчивость, остановила Стилянова, и он почувствовал, что на него надвигается отчаяние.

— Послушайте, — сказал он, — я потеряю брюки, как только перестану их держать. Это не может продолжаться долго, вы ведь понимаете? Нельзя ли сделать для меня исключение, здесь особый случай, меня ждет комиссия.

Его ждала комиссия по приемке трех жилых корпусов. Более неудобных и безобразных зданий архитектор Стилянов в жизни еще не видел и решил их не принимать — чего бы это ему ни стоило. Бывают такие минуты, когда надо сделать решительный шаг, чтоб потом не стыдно было смотреть на себя в зеркало.

— Не знаю, — равнодушно пожал плечами человек. — Спросите мастера.

Стилянов обошел просторное помещение, придерживая обеими руками брюки, заглянул за ширму, но мастера не нашел.

— А где мастер? — спросил он. — В отпуску?

— Я мастер, — сказал человек. — Говорите скорей, что вам, а то я занят.

— Как? Но вы же стол справок?

— Я и то и другое, — коротко отозвался человек. — Чтобы не раздувать штаты. Так что вам?

Стилянов готов был сказать что-то язвительное, но вовремя опомнился.

— Пуговица оторвалась на брюках, — сказал он. — Вот здесь. И если не держать их, они упадут.

— Так, — кивнул человек. — Чего же вы хотите?

— Я же вам сказал! — архитектор повысил голос. — Я прошу пришить…

— Мне вы ничего не говорили, — холодно оборвал его человек. — Может быть, вы сказали столу справок.

Стилянов почувствовал, как его кидает в жар, к горлу подступает крик, но последним усилием воли он сдержал его.

— Я просил пришить мне пуговку, — сказал он. — Вот здесь.

— Это можно, — кивнул человек.

— Но мне сказали, что здесь работают только на материалах клиента, — дополнил архитектор. — Иголка клиента, нитки клиента, пуговица клиента.

— И бритва, — сказал человек. — Для отрезания ниток.

— У меня есть перочинный ножик, — сказал архитектор.

— Ножиком нельзя, — человек покачал головой. — Ножиков нет в номенклатуре.

— А у меня с костяной ручкой, — сказал архитектор.

— Ножиком нельзя, — повторил человек. — В каждой профессии есть свои тонкости. Вы, например, кто по профессии?

— Архитектор, — признался Стилянов.

— Вот видите? — сказал человек. — Даже и у вас есть тонкости. Нельзя.

У Стилянова задрожали руки и запрыгал подбородок.

— В виде исключения, — сказал он с усилием. — Как я уже объяснил вашему коллеге из стола справок, случай совершенно особенный. Меня ждет комиссия. Без меня они могут принять эти ужасные корпуса. А в них будут жить люди.

Человек покачал головой.

— Корпуса меня не касаются, — сказал он. — Это ваше дело.

— Но в них, может быть, поселятся ваши дети!

— Моим детям я давно построил дом. Если б я надеялся на вас…

— Но вы хоть взгляните на ножик, — взмолился Стилянов. — Вдруг он вам понравится.

Человек призадумался, потом вздохнул и сказал великодушно:

— Где он?

Мастер залез в указанный карман, вытащил ножик и стал его изучать. Большие часы на стене тикали, выматывая у Стилянова душу.

«Еще пятнадцать минут, — думал он нервно, — и дома примут. И все из-за чего — из-за какой-то пуговицы! Но с другой стороны, не могу же я предстать перед комиссией в трусах!..»

— Ножик ничего, — по зрелом размышлении сказал человек. — В крайнем случае отрежем нитку вашим ножиком. Хотя работать нестандартным инструментом не положено.

— Спасибо! — сказал Стилянов и сам покраснел от этого неожиданного для него самого акта подхалимажа. — Сердечно вас благодарю!

— А пуговица? — сказал человек.

— Какая пуговица? — не понял Стилянов.

Человек взглянул на него с досадой и вздохнул.

— Ну, пуговица, — сказал он. — Та, что мы будем пришивать. Где она?

— Куда-то отскочила. — Архитектор пожал плечами. А потом вдруг начал бессовестно врать — он, мол, ехал в трамвае, была ужасная давка, и пуговицу невозможно было найти.

«Что я плету? — думал он, пока говорил. — Зачем я вру, боже мой, что мне мешает сказать правду? Что со мной?..»

— Значит, и пуговицы у вас нет? — спросил человек.

Стилянова прошиб пот, уши у него запылали от стыда. Такого чувства он не испытывал со школьных времен, лет уже двадцать пять.

— Нету, — признался он. — Я в ваших руках.

Человек мрачно покачал головой.

— Плохо, — сказал он. — И иголки нет?

— И иголки нет, — повесил голову архитектор.

— Что ж это получается? — сказал человек. — Сейчас еще окажется, что у вас и ниток нету.

И он вопросительно посмотрел на Стилянова.

— Нету! — сказал архитектор, окончательно раздавленный. — Ничего нет.

Человек смотрел на него в изумлении, он просто не мог поверить своим ушам.

— И ниток нету?!

«Господи! — думал архитектор. — Это же идиотство, почему я не могу ему сказать, что это идиотство, какие еще иголки и нитки, да он — самый обыкновенный портной, к тому же человек ограниченный, и книг, наверно, не читает, и вообще пень пнем… Почему же я не смею рот открыть, почему я держусь как карманник, которого поймали за руку? И почему я должен носить с собой иголки и нитки? Коробейник я, что ли?..»

Так думал архитектор Стилянов, а сказал он совсем другое:

— Нету, — сказал он. — Нет у меня ниток. Вы не были бы так любезны, я…

— Так что вы отнимаете у меня время! — оборвал его человек. — Что вы мне сразу не сказали? Морочите мне голову вашей костяной ручкой!

— Я не морочу, — робко сказал архитектор. — Она и правда костяная. А у вас не найдется иголки с ниткой, ведь это по вашей части? Я прошу вас о любезности, люди же мы в конце концов…

— Были у нас иголки и нитки, — сердито сказал человек. — Раньше были. Но население стало жаловаться, что мы наживаемся на нитках и пуговицах… Тогда, чтобы пресечь возможность злоупотреблений и улучшить обслуживание, наше ателье сделали специализированным — мы работаем только на материалах клиента.

— Неужели никто не может мне помочь? — воскликнул Стилянов. — Ни один человек? Я иду выполнять свой долг, и никто не хочет мне помочь! Не могу же я явиться туда в трусах!

— Только заведующий ателье может разрешить, — задумчиво сказал человек, — больше никто.

— Слава богу! — воскликнул Стилянов. — Где же заведующий?

— Это я, — сказал человек. — По какому вопросу?

— Как?! — сказал Стилянов. — Вы же… этот…

— Совмещение профессий, — сказал человек. — Боремся против раздувания штатов. Так по какому вы вопросу?

— Как по какому! — завопил Стилянов. — Как по какому, я же вам битый час про эту пуговку толкую, а вы спрашиваете, по какому!..

— Спокойно, гражданин! — сказал человек. — О какой пуговке идет речь?

«Сейчас я его убью! — решил Стилянов. — Всажу ему в грудь этот ножик по самую костяную ручку. Еще никто никогда так со мной не обращался. Что это такое, в самом деле, я в Швейцарии на специализации был!.. Сейчас убью!..»

Но руки у него были заняты — ведь он держал брюки, и момент был упущен. А в следующий момент Стилянов услышал свой голос — голос этот рассказывал со всеми подробностями о пуговице, об иголке и о давке в трамвае, которая переходит всякие границы.

— Мне сказали, что вы можете дать разрешение пришить мне пуговицу с помощью ваших материалов, — закончил он свои пространные объяснения.

— Кто вам сказал? — удивился человек.

— Мастер, — ответил Стилянов.

— Уходит от ответственности, — нахмурился человек. — И вообще с этим мастером надо побеседовать, больно распустил язык. Так вы хотите, чтоб вам пришили пуговицу на наших материалах? В виде исключения можно, — сказал человек. — Только вы должны собственноручно заполнить бланк заявления о том, что вы отказываетесь от своих материалов и просите наши.

— Собственноручно я не могу, — объяснил Стилянов, — у меня упадут брюки.

Человек задумался, почесал затылок и сказал:

— Хорошо, я заполню за вас, а вы только подпишете. Пока вы будете подписываться, я подержу вам брюки.

— Благодарю вас, — сказал архитектор, от души тронутый. — Я вам очень обязан.

— Пустяки, — отозвался человек. — Начинаем. Имя, фамилия, профессия.

— Петр Янакиев Стилянов, архитектор.

— Помедленнее, — сказал человек. — Я так быстро не могу. Находился ли под судом и следствием, имеются ли родственники за границей?

— Под судом и следствием не находился, родственников нет вообще, — сказал архитектор.

— Как? — удивился человек. — Ни одного родственника?

— Ни одного. Я произошел путем деления.

— Пишу «ни одного», — сказал человек. — А насчет деления я не понял.

Он покачал головой и снова обратился к вопросам.

— Участвовал ли в движении трудовых бригад, состоит ли в общественных организациях?

— Да, да, да! — взревел архитектор.

— Третье «да» к чему относится? — спросил человек.

— Ко всем остальным вопросам! — ответил архитектор. — Я не прошу заграничную командировку, я прошу пришить мне пуговицу.

— Все мы чего-нибудь просим, — сказал человек, — но порядок есть порядок. Мало того что мы делаем для вас исключение, нарушаем инструкцию, так вы еще и кричите. Здесь глухих нет, ясно? Ведите себя прилично, хоть вы и архитектор, перед пуговицей все равны. Архитектор, агроном — нам все едино. Ясно?

— Ясно, — упавшим голосом сказал архитектор. — Извините.

— Подпишитесь вот здесь! — сказал человек. — Я подержу вам брюки.

Архитектор Стилянов подписался и снова подхватил свои брюки.

— Так, — сказал человек. — Пока все нормально.

Он еще раз окинул взглядом заявление, потом прочитал, шевеля губами, и убрал в ящик стола.

— Заказ принят, — сказал он. — Экспресс или срочный? Или, может, вы хотите обычный?

— Экспресс, — сказал Стилянов.

— Экспресс, — записал человек. — Договорились. Оставьте брюки и через три дня можете зайти.

— Как? — еле слышно произнес архитектор.

— Через три дня, — повторил человек. — Если вы очень спешите, можно утром.

Архитектор Стилянов, залитый осенним солнцем, стоял в просторном помещении и двумя руками держал свои брюки.

Перевод Н. Глен.

ОДНАЖДЫ УТРОМ

Петров допил свой утренний кофе, поцеловал жену в лоб и направился к двери. Он шел на работу.

На пороге он остановился и полез в карманы костюма, потом — в карманы плаща…

— Что ты ищешь? — спросила жена.

— Да мнение мое куда-то задевалось, — сказал Петров, продолжая рыться в карманах. — И куда я его сунул?

— А вот это, в кармане, что? — показала жена.

— Носовой платок, — ответил Петров. — Но куда же я это мнение дел?

Он обшарил все карманы, заглянул в портфель, оглядел вешалку — нету.

— Нету, — сказал он. — Ты не знаешь, где оно?

Жена покачала головой:

— Бог знает сколько времени не попадалось… Да ты поищи, поищи как следует.

Петров снова перерыл все карманы, но так ничего и не нашел. Мнения не было.

— Погоди! — Жена наморщила лоб. — Последний раз ты брал его с собой в прошлом году, в январе, когда вы утверждали план. Куда ты его потом положил?

— Нет, тогда я его не брал, — сказал Петров. — Что я, с ума сошел — брать на обсуждение плана собственное мнение?

— Что ж, — сказала Петрова, — значит, ты его брал, когда вас вызывали в министерство, я помню, ты еще тоже его искал…

— Ничего подобного, — покачал головой Петров. — Кто же ходит в министерство со своим мнением? Вполне достаточно согласия. Нет, в тот раз я его не трогал.

— Где же оно тогда? — сказала жена. — Не могло оно исчезнуть, где-то ведь было…

— Было-то было, да вот нету.

— Надо же! И куда это чертово мнение могло запропаститься?

Жена задумалась, припоминая, куда ходил муж в последнее время и брал ли он с собой мнение…

— Послушай, — сказала она, — вспомнила! Ты его брал, когда вы увольняли этого, Симеонова, на которого у генерального был зуб из-за каких-то там реформ или высказываний… Помнишь?

— Помню, — сказал Петров, — очень хорошо помню, но и в тот раз не брал. Тогда только и нужно было, что поддержать решение, а мнения никто у нас не спрашивал.

Жена подошла к гардеробу и открыла его.

— А оно не там, где твои документы? — сказала она. — Ты ведь его вместе с документами держал.

— Да, верно, — согласился Петров. — Но как-то раз вынул и куда положил потом — не помню…

— И чего оно тебе вдруг понадобилось? — сказала жена, убедившись в том, что среди документов его тоже нет. — Что ты хватился? Ты ведь на работу идешь? Скажешь, что забыл дома.

— Да, а если я его потерял?

— Подумаешь. Без него даже лучше.

— Нет, совсем без мнения тоже нельзя. Спросят где-нибудь, как я тогда буду выглядеть? Иногда оно все-таки может понадобиться.

— Прямо — понадобиться! Прекрасно без него обходимся.

— Все-таки, все-таки надо хоть знать, где он Так нельзя. Непорядок.

Жена снова стала рыться в гардеробе, перебирать платье…

— Вот оно, — наконец сказала она. — Ты его в старом пальто оставил, в том, которое уже два года не носишь…

— Верно!.. — вспомнил и Петров. — Я позапрошлой зимой куда-то его брал и так и забыл в пальто.

— Но я это пальто в химчистку отдавала, — сказала Петрова. — Дай-ка посмотрим, не попортилось ли мнение…

Она осмотрела его с одной стороны, с другой, сдула с него пылинки и соринки и протянула мужу.

— Ничего с ним не сделалось. Как новенькое.

— Конечно, — сказал Петров. — Я ж почти им и не пользовался.

— Удачно получилось, — сказала жена. — Я как раз собиралась это пальто на чердак отнести, все равно ты его не носишь.

— У меня ж новое есть. Дубленка.

— А мнение другой раз клади на более видное место. В шкатулку какую-нибудь или с документами держи. А еще лучше — в сберкнижке, самое надежное.

— В книжку и положу, — сказал Петров. — Не то снова придется искать…

Он положил мнение в бумажник, поцеловал жену в лоб и вышел.

Перевод Н. Глен.

Автошарж Б. Димовского.