Силуэты пушкинской эпохи

И. С. Брызгалов

Крестьянин Иван Семенович Брызгалов в молодости служил истопником Гатчинского дворца, где и обратил на себя внимание цесаревича Павла Петровича, который назначил его сначала камер-лакеем, а затем гоф-фурьером. По воцарении Павла Брызгалов получил звание обер-гоф-фурьера, а в 1799 году был назначен кастеляном внутренних дворов Михайловского замка, с обязанностями наблюдать за своевременным поднятием и опусканием подъемных мостов на каналах, окружавших замок.

По смерти Павла I оставшись не у дел, Брызгалов, благодаря покровительству императрицы Марии Федоровны, пользовался значительным пенсионом и был весьма заметной фигурой в Петербурге, привлекая внимание современников как вздорным характером и чудачествами, так и своим костюмом. До конца жизни Брызгалов ходил по улицам в одежде павловских времен. «Брызгалов, — писал о нем знаменитый собиратель слухов Виктор Павлович Бурнашев, — везде появлялся в этом наряде… при огромной, высокой, с широкими галунами, генеральскою витушкою и белым плюмажем шляпе, надетой по форме, т. е. поперек, а не вдоль. Из-за раздела фалд торчала длинная, касавшаяся земли шпага с бронзовым вычурным эфесом и серебряным шнурковым темляком. На карманах и на всех петлицах малинового вседневного мундира были узкие золотые галунные нашивки, а на парадном, — роскошно расшитом золотом, какой Брызгалов носил в особенно торжественные дни, — золотое шитье в виде фантастических листьев, усыпанных блестками. При таком парадном мундире Брызгалов являлся непременно в шелковых белых чулках и башмаках с огромнейшими пряжками. Тогда завитой парик его был сильнейшим образом напудрен, и белая пудра покрывала его плечи… Брызгалов редко ходил один, — продолжает Бурнашев, — его почти всегда сопровождали оба его сына… Дети Брызгалова à la lettre были уродами, с ногами в виде обруча, с руками, волочившимися почти по земле, с громадными головами (почему их в городе звали „головастиками Брызгаловской кунсткамеры“)». Появление на улицах Петербурга Брызгалова в его необычном наряде и в сопровождении столь же странно одетых сыновей возбуждало внимание прохожих, а иногда и глумление уличных мальчишек, преследовавших «брызгалят» своими криками, но в общем петербургская публика свыклась со странным видом семейства бывшего кастеляна Михайловского замка.

Впрочем, своеобразная фигура Брызгалова привлекла к себе внимание известного художника Александра Осиповича Орловского, который нарисовал с него три портрета. Когда рисунки появились в продаже, Брызгалов увидел в них умаление своей чести, страшно вознегодовал и потребовал уничтожения пасквильных портретов, которые на время действительно были изъяты из обращения и появились вновь уже без подписи, намекавшей на оригинал.

Кроме своеобразной внешности и костюма, Брызгалов был известен также своим сварливым характером. Он постоянно приходил в столкновение с домовладельцами и квартирантами, нередко судился с ними. Дела эти, по тогдашнему положению, разбирались в кварталах у обер-полицмейстеров. На поприще этом Брызгалов так прославился, что обер-полицмейстер Кокошкин о людях сварливых и придирчивых говаривал: «Настоящий Брызгалов номер два — враль, ябедник, без совести и закона».