В. А. Жуковский (1783–1852)

«Бунин был помещик Белевский. Говорят, будто жена его, приживши с ним несколько детей… оставила супружеское ложе и дала ему свободу в выборе потребностей Гименея. Какой-то приятель Бунина, участвовавший во взятии Силистрии, прислал ему оттуда, из гарема паши, одну премилую женщину, которая долго полагала, что мужчина везде имеет законное право на несколько женщин. Поэтому она в полной невинности души предалась любви к Бунину и от ложа с ним родила ему сына…», — так писал Петр Александрович Плетнев о рождении Василия Андреевича Жуковского.

Сын Афанасия Ивановича Бунина и турчанки Сальхи, отчество и фамилию Жуковский получил от бедного киевского дворянина Андрея Григорьевича Жуковского. «Не имея своего семейства, в котором бы я что-нибудь значил, — писал Василий Андреевич в своем дневнике, — я видел вокруг себя людей мне коротко знакомых, потому что я был перед ними выращен, но не видел родных, мне принадлежащих по праву».

«Он был строен и ловок, — вспоминала о Жуковском Анна Зонтаг, — большие карие глаза блистали умом из-под длинных черных ресниц; черные брови были как нарисованы на возвышенном челе; белое его личико оживлялось свежим румянцем, длинные черные волосы грациозно вились по плечам; улыбка его была приятна, выражение лица умно и добродушно; во взгляде заметна была даже в детстве какая-то мечтательность».

«Он вырастал прекрасным, милым, добрым ребенком. Все любили его без памяти. Для старших он был любимым сыном, а для младших — любимым братом. В нашем семействе было много девочек, а мальчик был только один он». Этот портрет, конечно, с годами менялся, приобретал новые краски и утрачивал прежние, но в одном оставался неизменным — мягкосердечие и открытая доброта («у него сердце на ладони», — писал Батюшков) у всех вызывали любовь и расположение, и он для многих оставался «добрым ангелом» — как отзывалась о нем Мария Протасова. За кого он только не просил, за кого только не хлопотал: Пушкин, Боратынский, Кольцов, Шевченко — перечислять можно было бы долго.

С Веселовского идет традиция рассматривать лирику Жуковского как отражение его биографии, как историю его души и прежде всего историю его любви к Маше Протасовой. Жуковский не мог жениться на ней — Екатерина Афанасьевна Протасова, мать Маши, была его сводной сестрой. Но любовь к Маше не помешала ему любить и ценить ее мужа доктора Мойера, который, в свою очередь, с благоговением относился к Василию Андреевичу. «Когда мне случится без ума грустно, — пишет Мойер в одном из писем, — то я заберусь в свою горницу и скажу громко: „Жуковский!“ — и всегда станет легче». И поэзия его обладает теми же свойствами:

Его стихов пленительная сладость

Пройдет веков завистливую даль,

И, внемля им, вздохнет о славе младость,

Утешится безмолвная печаль

И резвая задумается радость.

Эти хрестоматийные строки Пушкина — емкая характеристика. Жуковский утешает в страдании, доказывая неизбежность его в мире земном, и предупреждает веселие и радость о недолговечности и хрупкости земного счастья. Он убежден, что открывает человеку горний мир:

Кто слез на хлеб свой не ронял,

Кто близ одра, как близ могилы,

В ночи, бессонный, не рыдал, —

Тот вас не знает, вышни силы!

И здесь Жуковский весьма далек от риторики. Это его личный опыт. Он пережил и несчастную любовь, и смерть возлюбленной: Мария Мойер умерла от родов в 1823 году. Он со смирением и покорностью принимал удары судьбы, но удивителен в Жуковском не его так называемый мистицизм, а нравственный ригоризм, пафос учителя. Туман и невыразимость в стихах отнюдь не означали «тумана в голове сочинителя» (как выразился Кюхельбекер в одной из своих статей). Он «строил» себя и свою жизнь. «Надобно решиться сделать план своей жизни, план верный и постоянный», — записывает он в дневнике. И надо сказать, он вырабатывает план, стремится совершенствоваться сам и призывает к этому других: не просто утешает и помогает, но воспитывает. Воспитывает сестер Протасовых, наставляет А. П. Елагину, отечески журит Пушкина и даже, повстречав как-то в Сандуновских банях одного книгопродавца, долго уговаривает его не продавать дурных книг.

С этой точки зрения, одно из самых показательных его писем — письмо Кюхельбекеру: «По какому праву браните вы жизнь и почитаете себе позволенным с нею расстаться! — пишет Жуковский. — Составьте себе характер, составьте себе твердые правила, понятия ясные; если вы несчастны, боритесь твердо с несчастьем, не падайте — вот в чем достоинство человека! Сделать из себя кусок мертвечины… весьма легко: первый дурной слесарь даст вам на это средство, продав вам дурной пистолет… Как ваш духовный отец требую, чтоб вы покаялись и перестали находить высокое в унизительном… Вы богаты прекрасным дарованием, имеете прекрасное сердце. Это — материалы если не для счастья, то для хорошей жизни».

И, пожалуй, вполне закономерно, что именно Жуковский стал наставником великого князя Александра Николаевича — будущего императора Александра II. Да и поэтическая и переводческая деятельность его носит явно просветительский характер и подчинена вполне определенной нравственной мысли: «Не надобно думать, что поэзия только забава воображения!.. — писал он А. И. Тургеневу. — Она должна иметь влияние на душу всего народа, и она будет иметь это благотворное влияние, если поэт обратит дар свой к этой цели. Поэзия принадлежит к народному воспитанию. И дай Бог в течение жизни сделать хоть шаг к этой прекрасной цели».

Загрузка...