25 января 1830 года в частном Московском французском театре, содержимом артиллерии подпоручицей Софьей Васильевной Карцевой, родом француженкой, член дирекции и секретарь антрепренерши Берт нанес пощечину любимице публики молодой актрисе Альфред. Завсегдатаи французского театра Карцевой, желая заступиться за актрису, которую дирекция не только лишила уже назначенного бенефиса, но и уволила от службы, потребовали, чтобы бенефис был дан. В театре произошел шум и скандал, главными зачинщиками которого выступили полковник Воейков, гвардии поручик граф Потемкин, ротмистр Пашков и коллежский ассесор Сибилев, коих городские власти посадили в городской съезжий дом сроком на 8 дней. Фрондирующая Москва заволновалась. Началось настоящее паломничество к арестованным, и улицу перед съезжим домом запрудили кареты и экипажи. Все, что было в Москве недовольного администрацией и полицией, спешило засвидетельствовать свое сочувствие жертвам произвола, арест которых мало напоминал обыкновенное заключение.
Князь Вяземский, еще в 1821 году «кормившийся иногда», по его шуточному выражению, «у Потемкина птичьим молоком» и в своей «Старой записной книжке» оставивший подробный рассказ о происшествии в театре «русской барыни Карцевой», писал: «В числе временных жильцов Съезжей был и богатый граф Потемкин. Сей „великолепный“ Потемкин, если не „Тавриды“, то просто Пречистенки, на которой имел он свой дом, перенес из него в Съезжий дом всю роскошную свою обстановку. Здесь давал он нам лакомые и веселые обеды. В восьмой день заключения приехал во время обеда обер-полицмейстер Шульгин и объявил узникам, что они свободны. Все это было довольно драматически и забавно, и Замоскворецкий Съезжий дом долго не забудет своих неожиданных и необычных арестантов».
Из арестантов, пожалуй, наиболее популярным в Москве представителем высшего общества был граф Сергей Павлович Потемкин, человек умный, образованный, талантливый и симпатичный, великодушный, беспечный, отличавшийся большим хлебосольством. Он, пишет Лонгинов, «рожден был с наклонностью ко всему изящному и прекрасному. <…> Был тонкий ценитель драматического искусства, архитектуры, стихов, музыки. В доказательство его вкуса можно привести великолепный иконостас Чудова монастыря, сооруженный под главным и непосредственным его наблюдением. Врожденное изящество руководило им во всем, что бы ни предпринял он, — все, как бы каким-то волшебством, делалось роскошно, оригинально и прекрасно: меблировка ли комнат, постройка дома, устройство праздника, все равно вы узнавали во всем руку мастера… Московский Английский клуб обязан графу Потемкину теперешним своим помещением: в 1831 году он был старшиной и более всех способствовал переводу клуба в дом графини Разумовской, который был отделан по его указаниям. — Москва помнит его роскошные пиры. С графом Потемкиным умерло предание о старинном хлебосольстве, которым так прежде славились наши богачи».
Но главною страстию Потемкина был театр. Он писал о театре и для театра, перевел «Гофолию» Расина и переделал «Душеньку» Богдановича в оперное либретто. Сам когда-то был превосходным актером, а впоследствии, в течение многих лет, посещал ежедневно спектакли. Артисты все знали его, уважали его суждения и собирались к нему часто, встречая самый дружеский прием. По словам Аркадия Васильевича Кочубея, знавшего Потемкина уже много позже, когда он разорился, граф «каждый день бывал в театре и всегда — поклонником какой-нибудь актрисы. Его всегда можно было видеть в первых рядах кресел, иногда спящим, а по временам даже храпящим, — но привычкам своим он никогда не изменял».