Силуэты пушкинской эпохи

Ф. Ф. Кокошкин (1773–1838)

Федор Федорович Кокошкин был более любитель литературы, нежели литератор. По словам современников, право его числить себя по рангу литературы, кажется, основывалось на том, что он общался с словесниками. Впрочем, сам Кокошкин писал и стихи, и драмы, а его перевод «Мизантропа» Мольера даже имел успех. Кстати, именно из этого перевода А. С. Грибоедов, судя по всему, заимствовал словесную формулу «пойду искать по свету».

Однако более всего Федор Федорович Кокошкин прославился на театральном поприще. В 1823 году он возглавил Московский императорский театр и, надо сказать, многое сделал, находясь на этой должности. Он пригласил лучших актеров: Щепкина, Львову-Синецкую, в балет выписал из Франции Ришар и г-жу Гюллень. Он занимался воспитанием молодых актеров, заботясь о театральном училище, в котором и сам преподавал. По рассказам воспитанников, Кокошкин учил их с голоса, как учат птиц, и потому некоторые из них произносили роли нараспев, подражая учителю.

Кокошкин сам был хороший чтец и большой охотник до чтения вслух и декламации. Один из приятелей Кокошкина, Александр Иванович Писарев, говаривал даже, что Кокошкин любит и литературу как средство громко читать. Голос его отличался звучностью, интонация обдуманностью, но грешила некоторым однообразием. Особенностью его голоса была необыкновенная гибкость: так что, когда он играл на сцене, то были слышны даже его тихие стоны. Но игре Кокошкина очень вредила какая-то необыкновенная торжественность, которая ощущалась в нем постоянно, даже в обыкновенном обращении. Он был небольшого роста, с большой головой и нарумяненными щеками. Носил рыжий парик, длинные чулки в башмаках с пряжками и атласные короткие панталоны, черного, а иногда розового цвета. Он казался олицетворением важности, пафоса и самодовольства. Может быть, поэтому Иван Иванович Дмитриев в бытность свою министром юстиции предложил Кокошкину место московского губернского прокурора. Однако Кокошкин не показал стойкости на этом важном месте и не долго занимал его.

Несмотря на свою внешнюю амбициозность, принимал у себя Кокошкин запросто. В дом его на Воздвиженке против церкви Бориса и Глеба приходили артисты, литераторы, люди высшего общества. Для усвоения воспитанниками театрального училища манер хорошего тона у него давались вечера, в которых принимали участие и уже известные актеры.

«Как русский барин, — писал один из современников Федора Федоровича, — Кокошкин жил пышно, открыто, привлекая к себе хлебосольством, привязывая радушием. Старики актеры долго помнили его блистательные и очаровательные праздники, которые он давал в селе Бедрине, где великолепие природы смешивалось с роскошью вымысла, где плавучие острова Бедринского озера… оглашались игрою искусства, где простой холм над заливом переносил нас в древнюю Элладу, где звучал меч Ахиллеса и сожигался троянский флот и где тяжелый александрийский стих сменялся веселыми песнями».