Силуэты пушкинской эпохи

М. А. Салтыков (1767–1851)

«Почетный гусь» и «природный член» общества «Арзамас», знакомый Батюшкова, Дашкова, Пушкина, тесть А. А. Дельвига, Михаил Александрович Салтыков был небезызвестным человеком начала XIX века и являл собой яркий тип екатерининского вельможи.

Салтыков происходил из древней боярской московской семьи, однако родители его по духу и мировоззрению своему целиком принадлежали веку Просвещения. Он возрос в среде, проникнутой вольтерианством, и сам с молодых ногтей пропитался этим миронастроением, которое сохранял до конца своей жизни.

Питомец Шляхетского Кадетского корпуса поры графа Ангальта, он был предан театральным и литературным интересам и сам впоследствии много писал, хотя ничего не печатал. Отдав дань военной службе, он в 1794 году был уже полковником С.-Петербургского драгунского полка и состоял при президенте Военной коллегии, своем родиче графе Салтыкове. Судьба ему улыбнулась, в это время он «попал в случай» у Екатерины и был даже помещен во дворце в комнатах фаворита Платона Зубова. Фавор его длился недолго, после смерти Екатерины Павел I уволил его со службы, и лишь при Александре звезда Салтыкова вновь засияла. Его сделали камергером, зачислили в службу, и он вошел в интимный круг друзей молодого государя, с которым был близок еще в годы павловского царствования.

Его карьера могла бы успешно развиваться и дальше, Александр, по словам Греча, предлагал ему какое-то место, но Салтыков отказался, объявив, что намерен жениться и жить в уединении. «Жажда власти, отличий и почестей, — писал Михаил Александрович Салтыков в одном из писем, — является в большинстве случаев у людей неутолимою, и они нередко упиваются ими до водянки. Я рано познал скользкость этого пути и тщательно избегал его: яд честолюбия никогда не отравлял моего сердца… Я счел бы себя счастливым даже в бедной хижине, если бы она в состоянии была обеспечить мне покойное состояние духа, мир и тишину».

Он женился на Елизавете Францевне Ришар, одной из дочерей швейцарской француженки, содержавшей известный тогда в Петербурге пансион для девиц, жил, правда, не в хижине, а в Казани, в Москве, затем переехал для воспитания дочери в Петербург, где находился не у дел и посвящал свой досуг литературе и театру. «Замечательный умом и основательным образованием, — писал о Салтыкове Свирбеев, — не бывав никогда за границей, он превосходно владел французским языком, усвоил себе всех французских классиков, публицистов и философов, сам разделял мнения энциклопедистов и, приехав в первый раз в Париж, по книгам и по планам так уже знал подробности этого города, что изумлял этим французов. Салтыков, одним словом, был типом знатного и просвещенного русского, образовавшегося на французской литературе, с тем только отличием, что он превосходно знал и русский язык».

Барон Вигель в своих воспоминаниях называет Салтыкова «человеком чрезвычайно умным, исполненным многих сведений, красивым и даже миловидным и тона самого приятного». «Он, — продолжает Вигель, — всегда имел вид спокойный, говорил тихо, умно, красиво… С величайшим хладнокровием хвалил он и порицал, разгорался же только — нежностью, когда называл Руссо, или гневом при имени Бонапарта». Впрочем, легким характером Михаил Александрович не отличался. В семейном общежитии очевидными становились совершенно иные его качества. Меланхолик, брюзга, мнительный, раздражительный, с большой дозою эгоизма и деспотизма, он приходил в дурное настроение от всякого пустяка, вымещая досаду на своих домашних. Так что тяготясь жизнью общественной, он вряд ли был счастлив и в уединении, впрочем, вряд ли были счастливы и члены его семьи.

В конце 20-х годов Салтыков переехал в Москву, жил одиноко, проводил время в Английском клубе, посещал вечера у А. П. Елагиной, Чаадаева. Он, по сути дела, доживал свой век, все вздыхая, как говорил о нем Дмитриев, «об изменении французского языка».