«В нем, как во многих вельможах, выросших под конец царствования Екатерины, — писала о графе Григории Александровиче Строганове Антонина Дмитриевна Блудова, — было несуществующее ныне смешение совершенно иностранного воспитания, привычек, склада ума с чисто русской чуткостью к политике, сердечной горячностью к родине и глубоким чувством достоинства России… В разговоре, в языке, в приемах это был представитель либерально-аристократической молодежи Версальского двора, в направлении политическом, в дипломатических делах это был представитель русского государя и русского народа. „Он был последний русский посол в Константинополе“, — говорили о нем славяне еще в такое время, когда сажали послов в Семибашенный замок с тем, чтобы при объявлении войны обезглавить их. А во время Крымской войны, в глубокой старости, ослепший, удалившийся от дел, он однажды встал, попросив руку у одного из гостей, чтобы проводить слепого, и вышел из собственной гостиной, сказав дерзкому иностранцу, что он не останется в одной комнате с посетителем, который осмеливается при нем сказать слово неуважительное про Россию».
Граф Григорий Александрович Строганов был сыном барона Александра Николаевича Строганова и Елизаветы Александровны (урожденной Загряжской), тетки Натальи Ивановны Гончаровой, матери Натальи Николаевны. Получив домашнее образование под руководством француза-гувернера де Мишеля, он для завершения учения был отправлен за границу вместе с своим двоюродным братом и его воспитателем Роммом, впоследствии известным деятелем французской революции. Вернувшись в Россию в 1789 году, Строганов до вступления на престол Павла I пробыл на военной службе, а затем был определен членом Берг-Коллегии с пожалованием в действительные камергеры.
С 1805 года он дипломат. Сначала в Испании, затем в Стокгольме и, наконец, в Константинополе. В 1826 году Строганов был возведен в графское достоинство, год спустя назначен членом Государственного Совета.
Блестящий аристократ и дипломат, граф Строганов отличался весьма привлекательной внешностью и пользовался большим успехом у женщин. Слава его донжуанских подвигов была настолько велика, что Байрон даже увековечил его в своей знаменитой поэме. Донна Джулия, доказывая перед ревнивым мужем безупречность своего поведения и перечисляя поклонников, называет среди них и Строганова, причем вменяет себе в особую заслугу то, что она устояла против обольщения и заставила его напрасно страдать.
Во время своего пребывания в Испании, Строганов, уже будучи женат на княжне Трубецкой, увлекся португальской графиней да-Ега, урожденной д’Альмейда, графиней д’Оейгаузен, которая последовала за ним в Россию. От нее у него была дочь — Идалия Григорьевна Обортей, вышедшая замуж за кавалергардского полковника Александра Михайловича Полетику и известная, в частности, своей невероятной ненавистью к Пушкину. Именно на квартире Идалии Полетики состоялось таинственное свидание Дантеса с Натальей Николаевной, после которого были разосланы по городу анонимные письма. Кстати, сам граф Григорий Александрович Строганов относился к семье Пушкина по-родственному и был весьма расположен к поэту.
Пушкин, по словам Николая Марковича Колмакова, «считал старика Строганова своим другом, каковым граф себя и на деле выказал впоследствии, когда Пушкин умер. Строганов взял на себя распоряжение похоронами поэта и все расходы, связанные с ними. Он был также назначен председателем опеки, учрежденной над детьми покойного поэта и над оставшимся имуществом».