Член Общества любителей российской словесности, Русского исторического общества, действительный член Московского археологического общества, член Общества любителей древней письменности, Московского общества истории и древностей российских — таков далеко не полный перечень почетных званий Петра Ивановича Бартенева. Но главное, конечно, не в этом. Титулы и звания почти никогда не передают истинного лица человека. Бартенев не просто много сделал для истории, он жил ей. Его интересовали люди в истории, их память, их свидетельства, поиском и опубликованием которых он с неутомимым усердием занимался всю жизнь.
Бартенев родился в селе Королевщина Тамбовской губернии. Его отец — Иван Осипович Бартенев — профессиональный военный, участник всех Александровских войн, геройски отличившийся при Бородине, дослужился до полковника. Мать — Аполлинария Петровна Бурцова — была родной сестрой знаменитого гусара, «еры, забияки», воспетого Денисом Давыдовым. (Кстати, и дети Петра Ивановича люди довольно известные: сын Сергей — пианист, ученик С. И. Танеева, дочь Надежда принимала участие в экспедициях по Уссурийскому краю и на Памир, другая дочь, Татьяна (в замужестве Вельяшева) — художница, ученица Родена.)
Бартенев закончил гимназию в Рязани, поступил в Московский университет. Ему читали лекции Грановский и Соловьев, Шевырев и Погодин, Катков и Буслаев. Уже в студенческие годы Бартенев показал себя человеком необыкновенной трудоспособности, каковым и оставался до конца жизни, убежденно считая главным пороком леность. «Дед, — вспоминает Сидорова-Бартенева, — был живым примером трудолюбия, усидчивости и добросовестности в труде… Он и зиму и лето ежедневно вставал в 3–4 часа утра, сам грел себе кофе или чай в кабинете на спиртовке, не будя никогда слуг, садился за работу по Архиву и при свете ночной свечи, не разгибая спины, работал все утро, и к тому времени, когда просыпался весь дом, дед уже успевал устать от работы».
По окончании университета Бартенев служит в Московском архиве Министерства иностранных дел, затем отправляется за границу. В Лондоне посетил Герцена и передал ему для опубликования — что долгое время оставалось тайной — «Записки» Екатерины II, которые произвели настоящий фурор в Европе да и в России. Вернувшись в Россию, Бартенев становится заведующим библиотекой Черткова, богатейшим книжным и рукописным собранием, впоследствии переданным в Румянцевский музей. Его основной работой было издание «Архива князя Воронцова» (это 40 томов (!), к которым можно прибавить выпущенные Бартеневым позже 4 тома сборника «Осьмнадцатый век» и две книги «Девятнадцатого века»). А с 1863 года Бартенев начал издавать журнал «Русский архив», до сих пор остающийся важнейшим источником исторических материалов.
Изучением архивов, изданием рукописей деятельность Бартенева не ограничивалась. Еще в университетские годы он познакомился с Хомяковым, Самариным, Аксаковым, Кошелевым, Киреевскими, Елагиными, встречался с Гоголем, Чаадаевым, состоял в переписке с Соболевским, Вяземским, Плетневым, а позднее с Тургеневым, Достоевским, Писемским, Мельниковым-Печерским. Он консультировал Л. Н. Толстого в ту пору, когда Лев Николаевич создавал «Войну и мир» (современники даже несколько преувеличивали степень участия Бартенева в создании эпопеи). В его архиве значатся имена двух тысяч корреспондентов, с которыми он вел переписку. А позже, когда сам Бартенев стал историей, с ним встречались знаменитый пушкинист Цявловский, назвавший Бартенева основателем отечественной пушкинистики, Брюсов, Борис Садовской, оставивший замечательный поэтический портрет Петра Ивановича:
Халат, очки, под мышкою костыль,
Остывший чай, потухшая сигара,
А разговор живого полон жара,
Свивает с прошлого столетий пыль.
От детства возлюбя родную быль,
Чуждался ты житейского базара
И в наши дни безумства и угара
Хранил московский быт и русский стиль.
В стране теней и ты теперь далече,
Но помнятся мне старческие речи,
Лукавый взор и благодушный смех,
Твой памятник — путь «Русского архива»,
Где наши дети будут терпеливо
Бродить среди столбов твоих и вех.
Бартенев умер, полностью подготовив к печати очередной номер своего «Русского архива». В предсмертном бреду говорил о Екатерине II и Пушкине.