Силуэты пушкинской эпохи

А. Н. Оленин (1763–1843)

«Его чрезмерно сокращенная особа была отменно мила, в маленьком живчике можно было встретить тонкий ум, веселый нрав и доброе сердце», — писал об Алексее Николаевиче Оленине Ф. Ф. Вигель.

Алексей Николаевич Оленин происходил из знатной семьи. Отец его — Николай Яковлевич — был Касимовским уездным предводителем дворянства, мать — Анна Семеновна — принадлежала к роду князей Волконских. Когда Алексею Николаевичу минуло 10 лет, отец отвез его в Петербург к своей родственнице, княгине Екатерине Романовне Дашковой. У нее мальчик был представлен Екатерине II. Узнав, что он хочет поступить на военную службу, императрица приказала зачислить его в пажи. Семнадцати лет, в 1780 году, Оленин был отправлен «для обучения военным и словесным наукам» в Дрезденскую артиллерийскую школу, где провел пять лет. В Королевской библиотеке он прилежно изучал археологию и историю древнего мира, занимался живописью, знакомился с гравировальным искусством. Уже зная к тому времени пять языков, он выучился еще немецкому, латинскому и греческому, к которым прибавились впоследствии арабский и древнееврейский.

Вернувшись в Петербург, Оленин служил в артиллерии — ему пришлось участвовать в шведской войне и в действиях против Польши, — а досуги посвящал искусству. Он был знаком с Державиным, Дмитриевым, Батюшковым, Хемницером. По просьбе Державина иллюстрировал виньетками манускриптный экземпляр собрания стихотворений поэта, поднесенный Екатерине II, гравировал и отпечатал 17 рисунков ко второму изданию басен Хемницера, а позже нарисовал заглавный лист к изданию поэмы Пушкина «Руслан и Людмила».

A. H. Оленин

1820-е годы

Художник П. А. Оленин (?)

«Принадлежа к русской знати, — писал Ф. Ф. Вигель, — он не ожидал в праздности награды и отличья, не был знаком с одной роскошью и любезностью гостиных, но, по врожденной склонности, стал прилежать к наукам, приучать себя к труду и приобрел этим много познаний».

Действительно, трудолюбию и энергии этого человека можно было только подивиться. На протяжении своей жизни он занимал самые разные должности. Управлял монетным двором и в подробности ознакомился с делом чеканки медалей — впоследствии Оленин издал научный трактат о правилах медальерного искусства, — публиковал труды по археологии, на протяжении 32 лет был директором Императорской библиотеки в Петербурге, был — после Сперанского — Государственным секретарем, президентом Императорской академии художеств. При Оленине было положено основание картинной и античной галерей Академии, устроена «рюсткамера», или костюмная палата, для которой Оленин пожертвовал свое собрание оружия и костюмов. Оленин умел находить средства для заграничных командировок наиболее талантливых учеников Академии, при нем за границу послали Брюллова, Тона, Александра Иванова.

Живой ум, любовь к искусствам и необыкновенное радушие хозяина делали дом Алексея Николаевича Оленина особенно привлекательным. «В первой половине XIX века, — писал Жихарев, — дом Олениных был одним из центров дворянской культуры, где сходились писатели и другие деятели искусства, где вырабатывались и составлялись мнения по вопросам литературы и художества». В салоне Олениных в Петербурге и в усадьбе Приютино, в 17 верстах от Петербурга, бывало невероятное количество народу. «О количестве гостей, приезжавших в Приютино, — свидетельствует современник, — можно судить по тому, что на даче находилось 17 коров, а сливок никогда не хватало».

Сюда приезжали Державин, Озеров, Козлов, Батюшков, Вяземский, Пушкин, здесь обычно все лето проводил Крылов, здесь разыгрывал свои произведения М. И. Глинка, музицировал на клавикордах Грибоедов, импровизировал по-французски Мицкевич. Воронихин, Гальберг и Тон немало способствовали украшению самого приютинского дома, знаменитый театральный художник Гонзаго нарисовал для приютинского театра декорации и занавес и привозил обыкновенно на одобрение Алексея Николаевича свои художественные макеты оперных декораций.