Сумерки жизни

НОЧЬ БЕЗ ЛЕКАРСТВА ПРОТИВ БЕССОННИЦЫ.

В четыре часа утра 11 июня 1918 года начало светать. Божественная тишина, в спящем отеле ни звука. Я вспомнил о тех ужасных страданиях, которые испытал от всяких средств против бессонницы (Paraldehyd, прописанный врачом в 1912 году одна рюмка ровно в восемь часов вечера гарантирует сон без сновидений; с восьми часов вечера до семи часов утра, как после прогулки в горы!), я вспомнил о безднах своей опасной, эксцентрической, непокорной, неумолимой, не знающей компромиссов жизни! Никто еще не дожил да своего шестидесятого года так, как я, не зная компромиссов и не сводя концов с концами!

Ужасный фанатик своего духа и своей души! «Ты должен идти всю свою жизнь по краю бездны, рискуя разбиться! А снизу подымаются ленивые испарения повседневности и спокойное, убивающее дух и тело равномерное удобство». В пять часов стало совсем светло. Кто-то прошел в клозет, слышно, как открылась дверь, как лилась вода. Тихо. В шесть часов я вышел, чтобы спастись от своего одиночества. Как будто я выкупался, освободился от грязи и ошибок! Долго ли еще?!

Замечательная, ужасная, дивная ночь. Она очищает, ставит на правильный путь. Окна открыты, идет дождь. Чудный, сырой воздух. Все сумасшествие моей жизни проходит передо мною, угнетает, освобождает меня. Любовь к природе побеждала сама собой все ужасные ошибки моей несчастной жизни. Ботанический сад в Вене, Парк Ратуши в Вене, заменяют сокровища этого непобедимого мира. Однажды после лета, проведенного в Ботаническом саду в Вене, многие дамы приходили к моим родителям узнать, в каком это курорте я так изумительно поправился! Ныне, шестидесяти лет от роду, я — по многим причинам кандидат на смерть — все же убежден, как и в былые времена, в том, что при помощи диетико-гигиенического сознания можно устроить себе в Венском Парке Ратуши более здоровое, более дешевое, более удобное летнее местопребывание, нежели в каком бы то ни было дорогом курорте. О, человек, привычка и предрассудок — это твои вечные враги здесь, на земле. Беги внутрь себя, к своему собственному, просветленному сознанию.

Семь часов утра; я все еще пью прекрасное австрийское вино. Воробьи страстно чирикают на старых, красно-коричневых кирпичных крышах. Моя душа светлеет. Я начинаю воспринимать жизнь объективно, вижу в ней неизбежную трагедию своего собственного я и вместе с тем комедию. Что же ты создаешь при всей твоей духовности, при всей твоей душе, при всем твоем понимании, при всем твоем лучшем, более правильном вкусе?!? Ничего, ничего, ничего! Совсем ничего.