Сумерки жизни

ПОМОЩЬ.

Она плакала и молила о помощи. Ей было 20 лет. И все же она не могла привыкнуть к этой жизни, удобной и выносимой лишь для обыкновенных людей.

Он сказал строго: «Pardon, я поэт. Меня интересует, трогает, на меня производит впечатление — все. Я горю желанием спасти всех, от самими людьми созданных, незаслуженных горестей. Для того я и существую. Я — поэт!

Я поэт, меня не интересует отдельный человек, с его личным горем!

Горе всего мира плачет в моей широкой, безграничной душе!

Неужели я должен, неужели я имею право ради твоих единоличных страданий отказаться от всех, мне неизвестных; предоставить их мрачной, неведомой судьбе.

И это потому, что ты, моя знакомая — я знаю даже твое имя, судьбу, дом и номер дома — молишь меня спасти именно тебя?!

Вероятно, от тебя самой и твоего незнания жизни, как это всегда бывает; спасти тебя от твоих собственных глупостей?!?

Разве, я поэт, имею право помогать одной, тратить время поэта, между тем как толпа молит о просвещении всех?!

Разве я имею право спасать Анну от чего-нибудь злого в этом мире, в то время, как Берта и другие носительницы других имен в отчаянии и с возмущением видят, что поэт глух к таким же важным для них душевным мукам?!? Нет, я не имею права!»

Только «филистер» пытается беспрерывно и, слава богу, напрасно, помочь с любовью одной, в ее безразличной для мира жизненной нужде!

Он надеется получить что-нибудь от этой одной за свое бескорыстное старание (ха-ха-ха-ха)!

Тьфу! ростовщик души!

Мир его пугает, ибо там признание последует, может быть, лишь после смерти.

Бескорыстные господа идут на такое дело неохотно.

После смерти?! Сколько это принесет при жизни?!

Помочь одной единственной, конечно, гораздо легче.