Итак, действительно настала зима.
Светло — серая омела на засохших деревьях не радует больше, так же, как и коричневые, матовые, мелкие листья на ветвях буков.
И эти голые, скудные, жалкие и все же трогательные, светло-серые, тонкие ветки берез.
И этот грустный ветер, который собирает среди иссохших останков все, что может еще собрать.
И это обычно поэтическое противоречие между скудной зимой и богатым, обильным летом, и тот мистический крик вдали какого-то голодающего животного, или замерзающего, или убиваемого!
И эта нечаянная радость, что на одной ветке ярко-красные ягоды, покрытые густым снегом, скромно противостоят зимней белизне. Они остаются все же оранжево-красными.
И этот ранний, романтический вечер со своей еще углубленной тишиной в этой и без того глубокой тиши зимнего ландшафта!
Значит, действительно, в первый раз во мне настоящая зима, если все уже давно по какой-то причине стало безразличным.
И почему это во мне зима?!
Потому что Мария Сюзанна не пишет в течение восьми дней.
Значит, я такой же, как все?! Нет! Разве вы знаете Марию Сюзанну?! Нет! А мне известны ваши Анны, Берты, Греты, Фанни, Эммы и носительницы всех прочих имен.
Из-за кого теряешь радость жизни, из-за кого, — вот что единственно важно.
Не всякая может меня сделать бесчувственным и полным отчаянья. И заставить меня забыть тихое великолепие зимы.
Любовь — это болезнь, но такая, которая драгоценнее, нежели минувшее сытое, тусклое, спокойное здоровье.
Благо душевно заболевшим из-за той, которая достойна страданий!