На следующий день мы сидели у Вилли Косанге.
Речь зашла о преступности. Вилли считал, что многие одаренные и предприимчивые африканцы становятся королями гангстеров или политиками, в зависимости от склада характера.
Главари банд редко попадаются. У них есть подставные лица из числа белых и индийцев, так что они могут действовать во всех частях города. Сами они держатся в стороне. Белые посредники скупают для них даже акции на биржах. Тсотсис[10] не боятся полиции. Вечером в пятницу они заполняют вокзалы Орландо или Нансефилда и отбирают у людей зарплату. Они одеваются под шоферов такси и везут намеченную для грабежа жертву в отдаленное место. В некоторых локациях добропорядочные жители не отваживаются ночью перейти улицу из страха перед бандами, носящими различные громкие названия.
Апартеид способствует их деятельности. Полиция арестовывает ежедневно тысячи людей за нарушение паспортного режима и оставляет гулять на свободе гангстеров. Идея о превосходстве белых поддерживается террором против африканцев, а не защитой от преступников. Закон в Южной Африке порождает преступность, вместо того чтобы уменьшать ее. Налицо порочный круг: чем больше законов, тем больше актов насилия.
Издаваемые ежегодно новые предписания становятся в локациях еще одним шагом на пути к хаосу и анархии. Для тех, кому не разрешается честно зарабатывать свой хлеб, выбирать себе работу и обеспечивать свою семью, остается только преступление. Преступники не признают никакой солидарности со своей расой, не питают уважение к другим расам.
Поэтому каждый тридцатый африканец Иоганнесбурга может ожидать, что его убьют. За последние годы здесь убивали приблизительно десять африканцев в неделю. Каждый второй африканец за свою жизнь подвергался столь зверским избиениям, что приходилось вмешиваться полиции.
Быть черным среди белых — это значит, что тебя постоянно унижают, отвергают. Фильмы о преступлениях, азартные игры, пьянство доступны для всех. Жилые дома, спортивные площадки, парки, театры, библиотеки, университеты, путешествие за границу — только для европейцев. Так возникает поколение преступников из молодежи, создается мощный корпус полиции, увеличиваются расходы на то, чтобы сохранить равновесие между преступлением и наказанием. Каждый африканец-подросток, которого сажают в тюрьму или высылают на принудительные работы на фермы за то, что у него не оказалось при себе паспорта, теряет какую-то часть своего желания жить честно и приближается на шаг к преступному миру.
Страдание не облагораживает, а ожесточает — это же горькая истина, и вряд ли у какого-либо другого народа была такая способность переносить страдания, как у африканского. Я вспомнил одну женщину в том доме, который посещал Вилли. Она сказала:
— Когда я вознесусь на небо, я разбужу бога и выгоню его. Я скажу ему, что ему нет места на небе.
И после этого Вилли добавил:
— Она, разумеется, не видела ни одного ангела. И я тоже.
Каждой африканской семье в любой момент может быть отдан приказ: переселяйтесь! Оставляйте все, что имеете! Вы находитесь не на том месте, которое предназначено для вашей этнической группы. И тогда каждый теряет все, что он вложил в свой сад и свой дом, а его планы о будущем детей рушатся. Он беженец, не имеющий морального кодекса, которого он должен придерживаться; ту цивилизацию, в которой живет, он не может считать своей. Но если и на будущем и на настоящем лежит печать непостоянства, зачем тогда заботиться о собственном доме и об имуществе других.
Государство проводит неправильную и нереальную политику в отношении борьбы с преступностью среди молодежи. Бессмысленно предупреждать африканскую молодежь, что «преступление не имеет смысла». Если что и имеет смысл в Южно-Африканском Союзе, так это преступление. Но, с точки зрения кальвинистов, все дети, особенно черные, рождены в грехе, ибо человек есть существо падшее. Порок заложен в его природе, и преступность среди африканцев подтверждает теорию о том, что эти люди — исчадие сатаны и мрака, которые ниспосланы бурам за их грехи и ради их же очищения.
В глазах белых и убийца и жертва — одинаковые дикари. Идеология апартеида является самой надежной защитой гангстеров.
В ответ на заявления о том, что города испытывают большую нужду в школах для детей банту, окончивших начальные классы, министр образования банту в своем выступлении в сенате (15.V.1959 год) сказал: «Вы говорите, что в городах имеется большое желание открыть реальные училища для того, чтобы удержать детей от влияния улицы и отдавать их в школы вместо того, чтобы позволить им стать тсотсис… Удерживать детей подальше от улиц наших городов и от участия в бандах не входит в задачу образования… Поэтому наша политика направлена на то, чтобы обучение в реальных училищах ограничивалось локациями, а не распространялось на резервации для местных уроженцев».
Государство мало беспокоят отношения между самими африканцами. Единственно, что делается для них, — расширяются тюрьмы, изготовляются новые кожаные плети, усиливаются меры наказания. Сколько так может продолжаться? Сколько средств еще потребуется на эти атрибуты насилия, и до какого предела можно увеличивать число тюрем?
Статистика показывает, что каждый новый год количество преступлений, совершаемых в Южной Африке, как белыми, так и черными, достигает такой большой цифры, как ни в одной другой стране мира. И немногие осмеливаются указать, насколько у обеих рас отсутствуют моральные устои, или решительно выступить против самой явной причины преступности черных: против нищеты, в которой вынуждена жить значительная часть населения.
Но в Южной Африке все еще думают, что нищету, невежество, болезни и преступность можно оставить пролетариату в качестве занятий в свободное время и запереть все это зло в пределах ограды вокруг локаций и резерваций.
Мы говорили об этом у Косанге, и, казалось, выводы напрашивались сами собой. Но многие видят только явления, но не причину. Мы говорили о бунтах, которые вспыхивают подобно фейерверкам: летят камни, голосят женщины, кто-то поджигает здание муниципалитета или церковь, защищающую апартеид, и полиция убивает нескольких человек.
На следующий день все уже в прошлом. Как всегда восстанавливается спокойствие. Африканцы часами стоят в очередях у автобусных стоянок и перед конторами, где им выдаются разрешения, снова сидят с бутылками кока-колы около фабрик. Но спокойствие не приходит в те дома, которые ночью посетила полиция.
С нами никогда ничего не случалось, но однажды мы встретили нескольких человек, автомобиль которых был забросан камнями. Я не удивился этому. Люди слепо наносят ответные удары тому, кто постоянно давит на них. Они должны как-то заявить о себе, но каким образом? Внешне это проявляется в бунтах и демонстрациях — своего рода свидетельстве бесприютности и неопределенности положения человека.
Повсюду в Африке мы слышали, как белые перечисляли акты насилия черных в качестве доказательства их незрелости и примитивности, их неспособности нести ответственность. Но избиение камнями, поджоги и убийства будут оставаться в Южной Африке, Родезии, Кении, Анголе и Мозамбике как средства борьбы до тех пор, пока у населения не будет возможности отстаивать свои права законным путем.
На каждого настоящего преступника приходятся тысячи тех, кто предстает перед судом за поступки, считающиеся преступлениями только в Южной Африке. Судами по нарушению паспортного режима при уполномоченных по делам местных жителей, а также судами по расовым вопросам люди осуждаются за поступки, в которых, на наш взгляд, нет состава преступления. Нам рассказали случай, когда Кафкас К. выступил перед судом, представлявшим никому не известные власти. У многих южноафриканцев остались в памяти его слова:
«Нет никакого сомнения в том, что все меры этого суда, а в моем деле арест и следствие, инспирированы крупной организацией. Организацией, имеющей в своем распоряжении не только продажных охранников, наивных инспекторов и судебных следователей, которые в лучшем случае вас оштрафуют, но и целый корпус судей высокого и высшего ранга с неизбежной бесчисленной свитой привратников, секретарей, жандармов и других лиц, возможно даже палачей — я не боюсь назвать их этим именем. Но для чего нужна эта крупная организация? Она служит для того, чтобы арестовывать невинных людей и возбуждать против них бессмысленный и чаще всего, как в моем деле, ненужный судебный процесс. Как можно при всей этой бессмыслице воспрепятствовать тому, чтобы должностные лица не стали участниками самой отвратительной коррупции? При таких условиях порвать с коррупцией никогда не сможет даже сам верховный судья. Поэтому охранники пытаются воровать одежду заключенных, поэтому инспекторы врываются в чужие квартиры, поэтому вместо того, чтобы законным путем установить истину, невинных людей порочат перед всем обществом».