В черном списке

КАК В СТАРОЕ НЕДОБРОЕ ВРЕМЯ

В Парле, в часе езды на северо-восток от Кейптауна, находятся самые крупные в мире винные погреба. Виноградники взбираются по склонам горы Парл и кончаются у невероятно крутого гранитного обрыва. За горной рекой виднеется высокогорное плато Драконов Камень, в июле покрытое снегом. К югу от города, среди садов и виноградников, разбросаны виллы. Ни в одной части Южно-Африканского Союза не производится столько вина и фруктов, как здесь.

Через несколько месяцев после нашей поездки местность Парл стала известна всему миру, но не благодаря своим винам. Политическая полиция, посетив африканку Элизабет Мафекинг, передала ей приказ министра по делам банту, приказ, который невозможно было обжаловать. В нем говорилось, что в течение пяти дней она должна распрощаться со своим мужем и одиннадцатью детьми, перед тем как ее, может быть на всю жизнь, отправят в Саутей — женский концентрационный лагерь недалеко от границы с Бечуаналендом.

В чем же состояло ее преступление? Чтобы свести концы с концами, она работала на одной из крупнейших в стране фабрик по консервированию фруктов. Она объединила работниц в профсоюз, который потребовал повышения платы с 90 до 140 эре в час. Она посещала вечерние курсы, была приглашена Международной конференцией свободных профсоюзов в Европу и, в частности, побывала на конференции в Швеции. Этого было больше чем достаточно.

Когда полиция пришла за нею, возникли волнения. Цветные рабочие выступили вместе с африканцами, и против них были брошены танки. Однако ее дом оказался пустым. Со своим самым маленьким ребенком за спиной Элизабет Мафекинг покинула Парл (основанный в 90-х годах XVII века гугенотами, бежавшими из Европы). Тайными тропами она пробралась в Басутоленд через пограничную станцию, на здании которой за неимением памятника богине свободы были начертаны слова: «Вступай с миром».

— Виноделие Южно-Африканского Союза потерпело бы крах без принудительного труда, — признался нам один чиновник в Парле.

На пути в Парл, возле Куленхофа, находится одна из многочисленных тюрем, которая была построена в прошлом году самими крестьянами; это вереница приземистых белых зданий с зарешеченными окнами. На фасаде большой плакат: «Тюремный сторожевой пост» и указано имя архитектора, построившего тюрьму.

У калитки, открывающей вход в идиллические виноградники и сады, стоят вооруженные люди в красных куртках. Сортировка винограда, уборка апельсинов и груш происходит под надзором вооруженной охраны. Заключенные почти ничего не стоят, и их можно заполучить сколько угодно — ведь белые большие мастера по части приписывания черным преступлений, какие «свойственны только черным». Дешевый труд создает дешевые продукты. Южноафриканские фрукты, мармелад и вина могут успешно конкурировать на мировом рынке.

Владельцы виноградников, не использующие принудительного труда африканских рабочих, имеют цветных рабочих. Рабочие живут своей особой жизнью, чураясь общения. Из окон голубого экспресса мы видели плакат: «Алкоголь сначала ударяет в голову, потом в ноги». Закон разрешает выдавать часть зарплаты отходами самого худшего вина. За счет такой экономии содержат охранников с винтовками. Пять раз в день — в 9, 11, 14, 16 и 18 часов — рабочие выстраиваются в очередь. Надсмотрщик выдает по четверти литра густого сладкого вина, люди проглатывают его, отставляют жестянки и разбредаются, сонные и апатичные. После нескольких лет такой жизни многие становятся слабоумными. Они превращаются в автоматы и остаются на ферме, не требуя повышения платы. Детей успокаивают тоже вином.

Я припоминаю одного рабочего с виноградника, который сидел на обочине дороги. На голове седые клочковатые волосы, глаза — две маленькие красные лампочки, глубоко запрятанные в морщинах, отвислая нижняя губа открывает наполовину съеденные зубы. Он был неизлечимым алкоголиком. В его жизни, прошедшей здесь, на юге Капского полуострова, пожалуй, не было такой осени, когда он не трудился бы на сборе винограда. Каждую осень он собирал виноград. Вокруг простирались живописные сады с такими известными всему миру названиями, как Ла Гратитюд, Либертас.

На обратном пути в Кейптаун в маленьком городке Пэроу мы ненадолго остановились у одной виллы. Там был обычный праздник в саду, какие мы уже много видели в Африке. Собрались загорелые люди, называвшие себя «неисправимыми индивидуалистами»; они вели тот образ жизни, который, по их мнению, стоило охранять во имя цивилизации.

Газоны коротко подстрижены, хорошо пригревало солнце, вдали синели горы, по лестнице спускались слуги в белом, разнося в стаканах шерри, может быть, собственного производства.

В Африке я по-настоящему понял, как подобная сцена в глазах многих людей может превратиться в ненавистный символ жизни тех, чья роскошь и удовлетворенность еще больше подчеркивают общественную нужду и несправедливость.